Неточные совпадения
Потом вновь пробился
в кучу, напал опять на сбитых
с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему
полю, снявши
с него саблю
с дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок [Черенок — кошелек.]
с червонцами.
Не шевеля почти и поводов,
Конь слушался его лишь слов.
«Таких
коней и взнуздывать напрасно»,
Хозяин некогда сказал:
«Ну, право, вздумал я прекрасно!»
И,
в поле выехав, узду
с Коня он снял.
Тут
в памяти Самгина точно спичка вспыхнула, осветив тихий вечер и
в конце улицы,
в поле заревые, пышные облака; он идет
с Иноковым встречу им, и вдруг, точно из облаков, прекрасно выступил золотистый, тонконогий
конь, на
коне — белый всадник.
Но нередкий
в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает
с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка и оцепенелого твоего вкуса; тот, кто воспеняет
в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит и напояет
коней твоих; тот, кто во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном
поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои и чертоги,
в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим дни веселий, юности и утех во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно
в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови, вещая правду на суде во имя твое, да возлюблен будеши.
Грянул гром и, заглушая людской шум, торжественно, царственно прокатился
в воздухе. Испуганный
конь оторвался от коновязи и мчится
с веревкой
в поле; тщетно преследует его крестьянин. А дождь так и сыплет, так и сечет, все чаще и чаще, и дробит
в кровли и окна сильнее и сильнее. Беленькая ручка боязливо высовывает на балкон предмет нежных забот — цветы.
Забыл Серебряный и битву и татар, не видит он, как Басманов гонит нехристей, как Перстень
с разбойниками перенимают бегущих; видит только, что
конь волочит по
полю его названого брата. И вскочил Серебряный
в седло, поскакал за
конем и, поймав его за узду, спрянул на землю и высвободил Максима из стремени.
Питомцы бурные набегов
Зовут рассеянных
коней,
Противиться не смеют боле
И
с диким воплем
в пыльном
полеБегут от киевских мечей,
Обречены на жертву аду...
Руслан один
в пустынном
поле;
Запрыгав,
с карлой за седлом,
Русланов
конь нетерпеливый
Бежит и ржет, махая гривой...
От того ли посвисту сыр-бор преклоняется и лист
с деревьев осыпается; он бьет
коня по крутым ребрам; богатырский
конь разъяряется, мечет из-под копыт по сенной копне; бежит
в поля, земля дрожит, изо рта пламя пышет, из ноздрей дым столбом.
Никогда и ни
с кем Юрий не расставался
с таким удовольствием: он согласился бы лучше снова провесть ночь
в открытом
поле, чем вторично переночевать под кровлею дома,
в котором, казалось ему, и самый воздух был напитан изменою и предательством. Раскланявшись
с хозяином, он проворно вскочил на своего
коня и, не оглядываясь, поскакал вон из селения.
— «Не вихри, не ветры
в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем
коне богатырском,
с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец
в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на
коне сбруя красна золота.
Тут дорога, которая версты две извивалась
полями, повернула налево и пошла лесом. Кирша попевал беззаботно веселые песни, заговаривал
с проезжим, шутил; одним словом, можно было подумать, что он совершенно спокоен и не опасается ничего. Но
в то же время малейший шорох возбуждал все его внимание: он приостанавливал под разными предлогами своего
коня, бросал зоркий взгляд на обе стороны дороги и, казалось, хотел проникнуть взором
в самую глубину леса.
Сядем, братья, на лихих
конейДа посмотрим синего мы Дону!»
Вспала князю эта мысль на ум —
Искусить неведомого края,
И сказал он, полон ратных дум,
Знаменьем небес пренебрегая:
«Копие хочу я преломить
В половецком
поле незнакомом,
С вами, братья, голову сложить
Либо Дону зачерпнуть шеломом...
«Все равно она детей не забудет, я
в ней уверен». И
с этим, говорит, ногу
в стремя поставил, поцеловал, нагнувшись
с коня, Патрикея и сказал ему: «Поцелуй руку у княгини», и
с тем повел полк
в атаку и, по предсказанию своему, живой
с поля не возвратился.
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей,
в цареградской броне,
Князь по
полю едет на верном
коне.
Он повернулся и быстро пустился назад по той же дороге; взойдя на двор, он, не будучи никем замечен, отвязал лучшую лошадь, вскочил на нее и пустился снова через огород, проскакал гумно, махнул рукою удивленной хозяйке, которая еще стояла у дверей овина, и, перескочив через ветхий, обвалившийся забор, скрылся
в поле как молния; несколько минут можно было различить мерный топот скачущего
коня… он постепенно становился тише и тише, и наконец совершенно слился
с шепотом листьев дубравы.
Охота производится следующим образом: как скоро ляжет густая пороша, двое или трое охотников, верхами на добрых незадушливых
конях, [
В Оренбургской губернии много есть лошадей, выведенных от башкирских маток и заводских жеребцов; эта порода отлично хороша вообще для охоты и
в особенности для гоньбы за зверем] вооруженные арапниками и небольшими дубинками, отправляются
в поле, разумеется рано утром, чтобы вполне воспользоваться коротким осенним днем; наехав на свежий лисий нарыск или волчий след, они съезжают зверя; когда он поднимется
с логова, один из охотников начинает его гнать, преследовать неотступно, а другой или другие охотники, если их двое, мастерят, то есть скачут стороною, не допуская зверя завалиться
в остров (отъемный лес), если он случится поблизости, или не давая зверю притаиться
в крепких местах, как-то: рытвинах, овражках, сурчинах и буераках, поросших кустарником.
Он целые дни торчал
в окружном суде,
в палате, у своего адвоката, часто, вечерами, привозил на извозчике множество кульков, свертков, бутылок и устраивал у себя,
в грязной комнате
с провисшим потолком и кривым
полом, шумные пиры, приглашая студентов, швеек — всех, кто хотел сытно поесть и немножко выпить. Сам Рыжий
Конь пил только ром, напиток, от которого на скатерти, платье и даже на
полу оставались несмываемые темно-рыжие пятна, — выпив, он завывал...
Пестрые английские раскрашенные тетрадки и книжки, кроватки
с куклами, картинки, комоды, маленькие кухни, фарфоровые сервизы, овечки и собачки на катушках обозначали владения девочек; столы
с оловянными солдатами, картонная тройка серых
коней,
с глазами страшно выпученными, увешанная бубенчиками и запряженная
в коляску, большой белый козел, казак верхом, барабан и медная труба, звуки которой приводили всегда
в отчаяние англичанку мисс Бликс, — обозначали владения мужского
пола.
Теперича взять так примерно: женихов поезд въезжает
в селенье; дружка сейчас, коли он ловкий, соскочит
с саней и бежит к невестиной избе под окошко
с таким приговором: «Стоят наши добрые
кони во чистом
поле, при пути, при дороженьке, под синими небесами, под чистыми под звездами, под черными облаками; нет ли у вас на дворе, сват и сватьюшка, местечка про наших
коней?» Из избы им откликаются: «Милости просим; про ваших
коней есть у нас много местов».
Чалый мерин, которому дозволено гулять
в саду по дряхлости лет и за заслуги, оказанные еще
в юности, по случаю секретных поездок верхом верст за шесть, за пять,
в самую глухую полночь и во всевозможную погоду, — чалка этот вдруг заржал; это значит, слышит лошадей — такой уж
конь табунный, жив-сгорел по своем брате; значит, это
с поля едут.
Накрыли его
с конями в поле…
Не сдержать табуна диких
коней, когда мчится он по широкой степи, не сдержать
в чистом
поле буйного ветра, не сдержать и ярого потока речей, что ливнем полились
с дрожащих, распаленных уст Фленушки. Брызжут очи пламенем, заревом пышет лицо, часто и высоко поднимается пышная грудь под тонкой белоснежной сорочкой.
Отца Наташа видит мало и редко… Сам Андрей не знает, как держать себя
с дочкой-барышней… Смущается, будто робеет даже. Но Наташа любит отца. Любит его открытое лицо нестареющего красавца, его мозолистые руки, его зычный голос. Любит Наташа до безумия птицей лететь
в быстрой тройке, управляемой отцом, по покрытым снегом
полям Восходного… Рядом француженка m-lle Arlette, живая, молоденькая, веселая, как ребенок… Впереди отец… Стоит на передке тройки, гикает, свищет на быстрых, как ветер,
коней.
Дорогой они опять пожуировали, и извозчик вез-вез их, да надокучило ему, наконец,
с ними путаться, а деньги забраны, он завернул
в поле во время грозы, стал на парине, да выпряг потихоньку
коней и удрал.
Князь Вадбольский. Ге, ге! не белены ли ты объелся, Семен, что собираешься не христианскою смертью умереть? Лучше положить живот на
поле бранном, сидя на
коне вороном,
с палашом
в руке, обмытым кровью врагов отечества.
Молодые немцы садились на этих величественных
коней, вооружались дротиками или палашами, подвязанными у седла каждого
коня, восклицали: «гоп!» и
пол начинал свое вращательное движение, увлекая и
коней, и всадников, которые
с большею или меньшею ловкостью, сидя на деревянных
конях, сшибали кольца, привинченные на крюках, и нанизывали их на свои шпаги и дротики, а потом упражнялись
в сшибании турецких и черных негритянских или арабских голов.
И так много раз это, просто как удар помешательства, и я,
с жаром повторивши, вдруг упал лицом на
пол и потерял сознание, но вдруг новым страшным ударом грома меня опрокинуло, и я увидал
в окне: весь
в адском сиянии скачет на паре
коней самый настоящий и форменный потрясователь весь
в плаще и
в шляпе земли греческой, а поза рожи разбойничья!
У них были и
поля, и луга, и берег озера, и
кони, на которых зимою отец и брат Груши приезжали
в Петербург извозничать; но от всего этого Груше не становилось легче, — напротив,
с приездом отца и брата ей было еще хуже.
«Переждем хоть время ночи;
Ветер встал от полуночи;
Хладно
в поле, бор шумит;
Месяц тучами закрыт». —
«Ветер буйный перестанет;
Стихнет бор, луна проглянет;
Едем, нам сто верст езды.
Слышишь?
Конь грызет бразды,
Бьет копытом
с нетерпенья.
Миг нам страшен замедленья...
«Светит месяц, дол сребрится;
Мертвый
с девицею мчится;
Путь их к келье гробовой.
Страшно ль, девица, со мной?» —
«Что до мертвых? что до гроба?
Мертвых дом земли утроба». —
«Чу!
в лесу потрясся лист.
Чу!
в глуши раздался свист.
Черный ворон встрепенулся;
Вздрогнул
конь и отшатнулся;
Вспыхнул
в поле огонек».
«Близко ль, милый?» — «Путь далек».
О новый день, когда твой свет
Исчезнет за холмами,
Сколь многих взор наш не найдёт
Меж нашими рядами!..
И он блеснул!.. Чу!.. вестовой
Перун по хо́лмам грянул;
Внимайте:
в поле шум глухой!
Смотрите: стан воспрянул!
И
кони ржут, грызя бразды;
И строй сомкнулся
с строем;
И вождь летит перед ряды;
И пышет ратник боем.