Неточные совпадения
Она чувствовала,что
глаза ее раскрываются больше и больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что внутри что-то давит дыханье и что все образы и звуки
в этом колеблющемся
полумраке с необычайною яркостью поражают ее.
В роскошной спальне Зоси Ляховской теперь господствовал тяжелый для
глаз полумрак; окна были задрапированы тяжелыми складками зеленой материи, едва пропускавшими
в комнату слабый свет.
Темно-синие обои с букетами цветов и золотыми разводами делали
в комнате приятный для
глаза полумрак.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь
в живописном беспорядке. Что-то особенное было
в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил
полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская
глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Глаза парубка с наивным изумлением бродили по стенам с фресками и проникали
в зияющие впадины окон, откуда из таинственного
полумрака поблескивала кое — где позолота карнизов и случайный луч света выхватывал уцелевшие на стенах фигуры нимф и амуров.
Эвелина сидела
в тени от абажура, и только ее
глаза, большие и потемневшие, выделялись
в полумраке.
Кучер, должно быть, вздремнул на козлах, потому что лошади поднимались на Краюхин увал шагом: колокольчик сонно бормотал под дугой, когда коренник взмахивал головой; пристяжная пряла ушами, горячим
глазом вглядываясь
в серый
полумрак.
И она привела Павла
в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что
в комнате царствовал
полумрак. На одном кресле Павел увидел сидящую Мари
в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх лицом на постели;
глаза его как-то бессмысленно блуждали по сторонам; самое лицо было налившееся, широкое и еще более покосившееся.
Егор Егорыч, занятый своими собственными мыслями и тому не придав никакого значения, направился со двора
в сад, густо заросший разными деревьями, с клумбами цветов и с немного сыроватым, но душистым воздухом, каковой он и стал жадно вдыхать
в себя, почти не чувствуя, что ему приходится все ниже и ниже спускаться; наконец, сад прекратился, и перед
глазами Егора Егорыча открылась идущая изгибом Москва-река с виднеющимся
в полумраке наступивших сумерек Девичьим монастырем, а с другой стороны — с чернеющими Воробьевыми горами.
Мало-помалу
глаз Максима стал привыкать к
полумраку и различать другие подробности храма: над царскими дверьми виден был спаситель
в силах, с херувимами и серафимами, а над ним шестнадцать владычных праздников.
И вот Артамонов, одетый
в чужое платье, обтянутый им, боясь пошевелиться, сконфуженно сидит, как во сне, у стола, среди тёплой комнаты,
в сухом, приятном
полумраке; шумит никелированный самовар, чай разливает высокая, тонкая женщина,
в чалме рыжеватых волос,
в тёмном, широком платье. На её бледном лице хорошо светятся серые
глаза; мягким голосом она очень просто и покорно, не жалуясь, рассказала о недавней смерти мужа, о том, что хочет продать усадьбу и, переехав
в город, открыть там прогимназию.
Я вошел
в комнату Пасынкова. Он не лежал, а сидел на своей постели, наклонясь всем туловищем вперед, тихо разводил руками, улыбался и говорил, все говорил голосом беззвучным и слабым, как шелест тростника.
Глаза его блуждали. Печальный свет ночника, поставленного на полу и загороженного книгою, лежал недвижным пятном на потолке; лицо Пасынкова казалось еще бледнее
в полумраке.
Глядя на меня
в полумраке вагона своими ясными, спокойными
глазами, она рассказывала мне о симптомах своей болезни, об ее начале; она посвятила меня во все самые сокровенные стороны своей половой и брачной жизни, не было ничего, перед чем бы она остановилась; и все это без всякой нужды, без всякой цели, даже без моих расспросов!
Я открываю
глаза,
в комнате
полумрак. Ноябрьский день уже погас. Около меня кто-то плачет, судорожно, тихо.
За эти несколько часов Рыков изменился неузнаваемо: лицо осунулось и стало синеватым,
глаза глубоко ввалились; орбиты зияли
в полумраке большими, черными ямами, как
в пустом черепе.
В полумраке Катя видела серьезные
глаза под высоким и очень крутым лбом, поблескивала золотая оправа очков, седоватые усы были
в середине желто-рыжие от табачного дыма. Обычного вида интеллигент, только держался он странно прямо, совсем не сутулясь.
Со смутным ужасом Катя глядела
в поблескивавшие
в полумраке очки над нависшим лбом. А собеседнику ее она, видимо, нравилась, — нравились ее жадные к правде
глаза, безоглядная страстность искания
в голосе. Он говорил — хорошим, серьезным тоном старшего товарища...
Сошел я вниз,
в комнату, где жил с братом Мишею. Зажег лампу. И вдруг со стены, из красноватого
полумрака, глянуло на меня исковерканное мукою лицо с поднятыми кверху молящими
глазами, с каплями крови под иглами тернового венца. Хромолитография «Ecce homo!» [«Вот человек!» (лат.)] Гвидо Рени. Всегда она будила во мне одно настроение. Что бы я ни делал, чему бы ни радовался, это страдающее божественною мукою лицо смотрело вверх молящими
глазами и как бы говорило...
Елочка или не Елочка? Неужели это она — моя Оля, эта красавица
в роскошных одеждах, с легким венецианским кружевом, накинутым поверх распущенных волос, длинных, пышных и блестящих. Как горят
в полумраке ее
глаза! Какое бледное и прекрасное лицо у нее, как оно исполнено печали и достоинства
в эти минуты.
Лучина нагорела.
В светлице был
полумрак. Все было тихо; вдруг Захарий вывел носом такую ноту, что все оглянулись, подумав, что это прозвучала сапелка [Род дудки — старинный инструмент.]. Затем он сильно всхрапнул и, тут же проснувшись, удивленно посмотрел посоловевшими
глазами на молчавших собеседников.
На дворе стояли уже ранние зимние сумерки,
в моленной царил
полумрак и свет от лампад перед образами уже побеждал потухающий свет короткого зимнего дня. Мать Досифея сидела на высоком стуле, со строгим выражением своего, точно отлитого из желтого воска лица и подернутыми дымкой грусти прекрасными
глазами.
Невольно взглянул он на стену… При слабом свете ночника роковые имена несчастливцев, которых он
в этой тюрьме сменил и которые уж исчезли с земли, выступили из
полумрака и бросились к нему
в глаза. Красноречивые надгробные надписи! Почему ж и ему не поставить себе такого ж памятника? Может быть,
в его клеть придет скоро новый жилец и станет также пробегать эти строки. Он будет тогда не один, он окружит себя семейством былых товарищей и поведет с ними сердечную беседу.
В самой комнате, куда вошли Суворов и Марья Петровна, царил
полумрак. Нагорелая сальная свеча, стоявшая на столе, невдалеке от кровати, бросала на последнюю какой-то красноватый отблеск. Глаша лежала разметавшись, и обострившиеся, как у покойницы, черты лица носили какое-то страдальческое выражение, закрытые
глаза оттенялись темной полосой длинных ресниц, пересохшие губы были полуоткрыты.
Я пристально поглядела на Аришу.
В спальне стоял
полумрак, но я все-таки заметила, что она говорит со мной, опустив
глаза.
Бледный свет восковой свечи, одиноко горевшей на столе
в противоположном углу горницы, не достигал разговаривавших, и
глаза этих волка и волчицы
в человеческом образе горели
в полумраке зеленым огнем радостного предвкушения мести.
Она между тем не поднимала головы и, по-прежнему опрокинув ее, напротив, неотводно смотрела на него своими светящимися
в полумраке, царившем
в гостиной, как у кошки,
глазами.
В погребице царствовал
полумрак, но через несколько минут пребывания
в ней
глаз привыкал и свободно различал предметы.
Она как-то учащенно тяжело дышала;
глаза ее горели
в полумраке зеленым огнем.
Лучина нагорела.
В светлице был
полумрак. Все было тихо; вдруг Захарий вывел носом такую ноту, что все оглянулись, подумав, что это прозвучала сапелка [Старинный инструмент — род дудки.]. Затем он сильно всхрапнул и, тут же проснувшись, удивленно смотрел осоловелыми
глазами на молчавших собеседников.
Только спустя некоторое, довольно долгое время, когда
глаза мои освоились с
полумраком комнаты, я увидел темное, высокое неподвижное пятно у стены; если бы я не знал, что
в этом месте стена пуста, я мог бы принять это пятно за какую-то мебель или груду висящего платья.