Неточные совпадения
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял
в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно
раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым
ртом на сером потном лице.
Мать наскоро перевязала рану. Вид крови наполнял ей грудь жалостью, и, когда пальцы ее ощущали влажную теплоту, дрожь ужаса охватывала ее. Она молча и быстро повела
раненого полем, держа его за руку. Освободив
рот, он с усмешкой
в голосе говорил...
Солдаты шли скоро и молча и невольно перегоняя друг друга; только слышны были зa беспрестанными раскатами выстрелов мерный звук их шагов по сухой дороге, звук столкнувшихся штыков или вздох и молитва какого-нибудь робкого солдатика: — «Господи, Господи! что это такое!» Иногда поражал стон
раненого и крик: «носилки!» (
В роте, которой командовал Михайлов, от одного артиллерийского огня выбыло
в ночь 26 человек.)
— А это с нашей
роты солдатик слабый, — сказал денщик, оборачиваясь к барину и указывая на повозку, наполненную
ранеными,
в это время поровнявшуюся с ними.
Смерть Авдеева
в реляции, которая была послана
в Тифлис, описывалась следующим образом: «23 ноября две
роты Куринского полка выступили из крепости для рубки леса.
В середине дня значительное скопище горцев внезапно атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и
в это время вторая
рота ударила
в штыки и опрокинула горцев.
В деле легко ранены два рядовых и убит один. Горцы же потеряли около ста человек убитыми и
ранеными».
— Слушаю, — сказал Полторацкий, приложив руку к папахе, и поехал к своей
роте. Сам он свел цепь на правую сторону, с левой же стороны велел это сделать фельдфебелю.
Раненого между тем четыре солдата унесли
в крепость.
Потом пристав, совсем ослабевший, уехал на перевязку; ушла и
рота, захватив своих убитых и
раненых, а разбойников на самодельных носилках, а кое-где и волоком доставили стражники
в Каменку для опознания.
Садимся обедать.
Раненый офицер, у которого от раны
в висок образовалось сведение челюстей, ест с таким видом, как будто бы он зануздан и имеет во
рту удила. Я катаю шарики из хлеба, думаю о собачьем налоге и, зная свой вспыльчивый характер, стараюсь молчать. Наденька глядит на меня с состраданием. Окрошка, язык с горошком, жареная курица и компот. Аппетита нет, но я из деликатности ем. После обеда, когда я один стою на террасе и курю, ко мне подходит Машенькина maman, сжимает мои руки и говорит, задыхаясь...
Проехала крытая парусиною двуколка,
в ней лежал
раненый офицер. Его лицо сплошь было завязано бинтами, только чернело отверстие для
рта; повязка промокла, она была, как кроваво-красная маска, и из нее сочилась кровь. Рядом сидел другой
раненый офицер, бледный от потери крови. Грустный и слабый, он поддерживал на коленях кровавую голову товарища. Двуколка тряслась и колыхалась, кровавая голова моталась бессильно, как мертвая.
Особенно же все возмущались Штакельбергом. Рассказывали о его знаменитой корове и спарже, о том, как
в бою под Вафангоу массу
раненых пришлось бросить на поле сражения, потому что Штакельберг загородил своим поездом дорогу санитарным поездам; две
роты солдат заняты были
в бою тем, что непрерывно поливали брезент, натянутый над генеральским поездом, —
в поезде находилась супруга барона Штакельберга, и ей было жарко.
У меня было несколько порошков опия. Я дал
раненому порошок, влил ему
в рот из фляги коньяку. Что еще можно было сделать?
Не обращая на себя ничьего внимания, они скромно шагали следом за
ротами с своими перевязочными сумками; мерзли вместе с солдатами
в окопах; работали, действительно, под тучами пуль и шрапнелей, бесстрашно ползали под огнем, перевязывая валяющихся
раненых.
Говорят, что они прикалывают
раненых и даже пленных, а
раненый рядовой 6
роты 2 восточного стрелкового полка Осип Коченов рассказывал мне, что у его товарища, попавшего
в плен, японцы будто бы вырезали ремни из груди и спины и бросили его по дороге; его нашли и доставили на русские позиции.
Долохов,
раненый в руку, пешком с десятком солдат своей
роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка.