Неточные совпадения
— Я привез вам дурное известие, — сказал он ровным голосом, не глядя на нее и не подавая
руки, —
в Сенате отказали.
Генерал-губернатор, разные вое — и градоначальники,
сенат — все явилось: лента через плечо,
в полном мундире, профессора воинственно при шпагах и с трехугольными шляпами под
рукой.
Едва я успел
в аудитории пять или шесть раз
в лицах представить студентам суд и расправу университетского
сената, как вдруг
в начале лекции явился инспектор, русской службы майор и французский танцмейстер, с унтер-офицером и с приказом
в руке — меня взять и свести
в карцер. Часть студентов пошла провожать, на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы проходили, все махали фуражками,
руками; университетские солдаты двигали их назад, студенты не шли.
Отец рассказывал подробно о своей поездке
в Лукоянов, о сделках с уездным судом, о подаче просьбы и обещаниях судьи решить дело непременно
в нашу пользу; но Пантелей Григорьич усмехался и, положа обе
руки на свою высокую трость, говорил, что верить судье не следует, что он будет мирволить тутошнему помещику и что без Правительствующего
Сената не обойдется; что, когда придет время, он сочинит просьбу, и тогда понадобится ехать кому-нибудь
в Москву и хлопотать там у секретаря и обер-секретаря, которых он знал еще протоколистами.
— Этот господин был уже у нас
в переделке! — отнесся губернатор к сидевшему от него по правую
руку Калиновичу. — Но
сенат требует вторичного пересвидетельствования и заставляет нас перепевать на тот же лад старую песню.
Хвастался, что служит
в квартале только временно, покуда
в сенате решается процесс его по имению; что хотя его и называют сыщиком, но, собственно говоря, должность его дипломатическая, и потому следовало бы называть его «дипломатом такого-то квартала»; уверял, что
в 1863 году бегал «до лясу», но что, впрочем, всегда был на стороне правого дела, и что даже предки его постоянно держали на сеймах
руку России («як же иначе може то быть!»).
Матушка еще лежала на кровати против дверей, а по правую
руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерошкин, служивший столоначальником
в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семеновна Белобрюшкова.
Таким образом,
Сенат в отношении к Монарху есть совесть Его, а
в отношении к народу —
рука Монарха; вообще же он служит эгидою для государства, будучи главным блюстителем порядка.
— А какие деньги прошли через мои
руки тогда, ваше превосходительство?
В десять лет я добыл
в Сибири больше двух тысяч пудов золота, а это, говорят, двадцать пять миллионов рубликов чистеньких. И куда, подумаешь, все девалось? Ежели бы десятую часть оставить на старость… Ну, да бог милостив: вот только дело
в сенате кончится, сейчас же махну
в енисейскую тайгу и покажу нынешним золотопромышленникам, как надо золото добывать. Тарас Злобин еще постоит за себя…
Птицы на головах Минина и Пожарского, протянутая
в пространство
рука, пожарный солдатик у решетки, осевшийся, немощный и плоский купол гостиного двора и вся Ножовая линия с ее фронтоном и фризом, облезлой штукатуркой и барельефами, темные пятнистые ящики Никольских и Спасских ворот, отпотелая стена с башнями и под нею загороженное место обвалившегося бульвара; а из-за зубцов стены — легкая ротонда
сената, голубая церковь, точно перенесенная из Италии, и дальше — сказочные золотые луковицы соборов, — знакомые, сотни раз воспринятые образы стояли
в своей вековой неподвижности…
Всемогущим
Словом
сенат покорять, бороться с судьбою, обилье
Щедрою сыпать
рукой на цветущую область и
в громких
Плесках отечества жизнь свою слышать — то рок запретил им...
Она тотчас же поехала
в Петербург. На рассвете здесь встретил ее Григорий Орлов с гвардейцами, которые целовали у нее
руки и платье. Екатерина прямо отправилась
в Казанский собор, где принял ее Сеченов, во главе духовенства, а оттуда — во дворец, где Панин собрал синод и
сенат. Все присягнули «самодержавной императрице и наследнику». Так бескровно произошел великий переворот. Только разгулявшиеся гвардейцы побили своего начальника, принца Георга, и разграбили его дом.
С запиской
в руках он стал подниматься по главной лестнице
сената.