Неточные совпадения
Когда Муромский встал, он оказался
человеком среднего роста,
на нем была черная курточка, похожая
на блузу; ноги его,
в меховых туфлях, напоминали о лапах зверя. Двигался он слишком порывисто для военного
человека. За обедом оказалось, что он не пьет вина и не ест мяса.
В другой раз он попал
на дело, удивившее его своей анекдотической дикостью.
На скамье подсудимых сидели четверо мужиков
среднего возраста и носатая старуха с маленькими глазами, провалившимися глубоко
в тряпичное лицо.
Люди эти обвинялись
в убийстве женщины, признанной ими ведьмой.
Рядом с Климом,
на куче досок, остробородый
человек средних лет,
в изорванной поддевке и толстая женщина лет сорока; когда Диомидов сказал о зачатии Самсона, она пробормотала...
Поздно вечером к нему
в гостиницу явился
человек среднего роста, очень стройный, но голова у него была несоразмерно велика, и поэтому он казался маленьким. Коротко остриженные, но прямые и жесткие волосы
на голове торчали
в разные стороны, еще более увеличивая ее.
На круглом, бритом лице — круглые выкатившиеся глаза, толстые губы, верхнюю украшали щетинистые усы, и губа казалась презрительно вздернутой. Одет он
в белый китель, высокие сапоги,
в руке держал солидную палку.
В конце его показался какой-то одетый
в поношенное пальто
человек средних лет, с большим бумажным пакетом под мышкой, с толстой палкой и
в резиновых калошах, несмотря
на сухой и жаркий день.
Это был
человек лет тридцати двух-трех от роду,
среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности
в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала
в глазах, садилась
на полуотворенные губы, пряталась
в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила
в позы всего тела, даже
в складки шлафрока.
— Я сам не занимался этим предметом, надо посоветоваться с знающими
людьми. Да вот-с,
в письме пишут вам, — продолжал Иван Матвеевич, указывая
средним пальцем, ногтем вниз,
на страницу письма, — чтоб вы послужили по выборам: вот и славно бы! Пожили бы там, послужили бы
в уездном суде и узнали бы между тем временем и хозяйство.
В Лондоне
в 1920 году, зимой,
на углу Пикадилли и одного переулка, остановились двое хорошо одетых
людей среднего возраста. Они только что покинули дорогой ресторан. Там они ужинали, пили вино и шутили с артистками из Дрюриленского театра.
В комнату вошел, или, вернее, вскочил —
среднего роста, свежий, цветущий, красиво и крепко сложенный молодой
человек, лет двадцати трех, с темно-русыми, почти каштановыми волосами, с румяными щеками и с серо-голубыми вострыми глазами, с улыбкой, показывавшей ряд белых крепких зубов.
В руках у него был пучок васильков и еще что-то бережно завернутое
в носовой платок. Он все это вместе со шляпой положил
на стул.
Это был
среднего роста и самого обыкновенного крестьянского вида
человек лет тридцати, ссылавшийся
в каторгу за покушение
на грабеж и убийство.
После речи товарища прокурора со скамьи адвоката встал
средних лет
человек во фраке, с широким полукругом белой крахмальной груди, и бойко сказал речь
в защиту Картинкина и Бочковой. Это был нанятый ими зa 300 рублей присяжный поверенный. Он оправдывал их обоих и сваливал всю вину
на Маслову.
Не успели мы ступить несколько шагов, как нам навстречу из-за густой ракиты выбежала довольно дрянная легавая собака, и вслед за ней появился
человек среднего роста,
в синем, сильно потертом сюртуке, желтоватом жилете, панталонах цвета гри-де-лень или блё-д-амур [Розовато-серого (от фр. gris de lin)… голубовато-серого (от фр. bleu d’amour).], наскоро засунутых
в дырявые сапоги, с красным платком
на шее и одноствольным ружьем за плечами.
Г-н Беневоленский был
человек толстоватый,
среднего роста, мягкий
на вид, с коротенькими ножками и пухленькими ручками; носил он просторный и чрезвычайно опрятный фрак, высокий и широкий галстух, белое, как снег, белье, золотую цепочку
на шелковом жилете, перстень с камнем
на указательном пальце и белокурый парик; говорил убедительно и кротко, выступал без шума, приятно улыбался, приятно поводил глазами, приятно погружал подбородок
в галстух: вообще приятный был
человек.
Это был nordischer Mensch [Северный (скандинавский)
человек (нем.).], напоминающий викинга: огромного роста, очень красивый, но уже
среднего возраста, с падающими
на плечи кудрями, одетый
в плащ.
Все политическое устройство этого мира рассчитано
на среднего, ординарного, массового
человека,
в котором нет ничего творческого.
Радомирецкий… Добродушный старик, плохо выбритый, с птичьим горбатым носом, вечно кричащий.
Средними нотами своего голоса он, кажется, никогда не пользовался, и все же его совсем не боялись. Преподавал он
в высших классах год от году упраздняемую латынь, а
в низших — русскую и славянскую грамматику. Казалось, что у этого
человека половина внимания утратилась, и он не замечал уже многого, происходящего
на его глазах… Точно у него, как у щедринского прокурора, одно око было дреманое.
Образ отца сохранился
в моей памяти совершенно ясно:
человек среднего роста, с легкой наклонностью к полноте. Как чиновник того времени, он тщательно брился; черты его лица были тонки и красивы: орлиный нос, большие карие глаза и губы с сильно изогнутыми верхними линиями. Говорили, что
в молодости он был похож
на Наполеона Первого, особенно когда надевал по — наполеоновски чиновничью треуголку. Но мне трудно было представить Наполеона хромым, а отец всегда ходил с палкой и слегка волочил левую ногу…
— Поговорим, папа, серьезно… Я смотрю
на брак как
на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют жизнь и себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный
средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго. У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных
людей, и
в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
Потом Галактион что-то говорил с доктором, а тот его привел куда-то
в дальнюю комнату,
в которой лежал
на диване опухший
человек средних лет. Он обрадовался гостям и попросил рюмочку водки.
В 1889–1890 гг. обучалось
в них 222
человека: 144 мальчика и 78 девочек,
в среднем по 44
на каждую.
Средний возраст только что осужденного каторжного мне не известен, но, судя по возрастному составу ссыльного населения
в настоящее время, он должен быть не меньше 35 лет; если к этому прибавить
среднюю продолжительность каторги 8-10 лет и если принять еще во внимание, что
на каторге
человек старится гораздо раньше, чем при обыкновенных условиях, то станет очевидным, что при буквальном исполнении судебного приговора и при соблюдении «Устава», со строгим заключением
в тюрьме, с работами под военным конвоем и проч., не только долгосрочные, но и добрая половина краткосрочных поступала бы
в колонию с уже утраченными колонизаторскими способностями.
А вот цифры из медицинского отчета за 1888 г.: «Кубическая вместимость арестантских помещений
в Александровской тюрьме 970 саж.; числилось арестантов: наибольшее 1950, наименьшее 1623,
среднее годовое 1785; помещалось
на ночлег 740; приходилось
на одного
человека воздуха 1,31 саж.».
Одним из представителей этого
среднего рода
людей был
в этот вечер один техник, полковник, серьезный
человек, весьма близкий приятель князю Щ., и им же введенный к Епанчиным,
человек, впрочем,
в обществе молчаливый и носивший
на большом указательном пальце правой руки большой и видный перстень, по всей вероятности, пожалованный.
— Что высокий! Об нем никто не говорит, о высоком-то. А ты мне покажи пример такой
на человеке развитом, из
среднего класса, из того, что вот считают бьющеюся, живою-то жилою русского общества. Покажи
человека размышляющего. Одного
человека такого покажи мне
в таком положении.
Она привела его
в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома
средней руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и
на нем зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого
человека с гордо-изумленным лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным розовым одеялом, вдоль стены прибит ковер с изображением турецкого султана, нежащегося
в своем гареме, с кальяном во рту;
на стенах еще несколько фотографий франтоватых мужчин лакейского и актерского типа; розовый фонарь, свешивающийся
на цепочках с потолка; круглый стол под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин
в углу
на табуретке, за кроватью.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой с несколькими казаками,
в пылу усердия делая под козырек. С заднего сиденья нерешительно поднялся полный,
среднего роста молодой
человек,
в пестром шотландском костюме.
На вид ему было лет тридцать; большие серые глаза, с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо с орлиным носом и белокурыми кудрявыми волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
И
в обхожденье тоже сноровку имела: с богатым
человеком и поговорит ласково, и угощенье сделает, с
средним обойдется попроще, а с бедным и разговаривать, пожалуй, не станет: эти мужики да мещанишки только стоят, бывало, да издальки
на нее крестятся.
Но ведь
на поверку все-таки выходит, что
человек, даже осиянный ореолом, не перестает быть обыкновенным
средним человеком и,
в конце концов, ищет теплого дружеского слова, пожатия дружеской руки.
Это был
человек средних лет, скорее молодой, нежели старый, подвижной и худощавый, не безобразный, но с сильным выражением приказной каверзности
в лице, так что я тотчас же мысленно надел ему
на голову фуражку с кокардой и форменное пальто.
Средний человек не прочь даже,
в видах самооправдания, сослаться
на ненормальность самоотверженности вообще и
в принципе будет, пожалуй, прав.
Оба лейтенанта были еще молодые
люди. Гарбер
среднего роста, а Шютце выше
среднего, плотного телосложения, показывающего чрезвычайно большую физическую силу. Лица у обоих были свежими, энергичными. Во время своего двухлетнего путешествия они чувствовали себя совершенно здоровыми, и только Шютце жаловался
на легкий ревматизм, полученный
в Якутске.
Ныне она обмирщилась, расплылась, расползлась, утратила всякое представление о границах и мере и, что всего важнее, захватила
в свои тиски обиход"
среднего"
человека и
на нем, по преимуществу, сосредоточила силу своих развращающих экспериментов.
— Ну да, мы; именно мы,"
средние"
люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог
в течение одного дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы
в яму могли попасть,
в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть? А вот ужо погоди: свяжут нам руки назад и поведут
на веревочке
в Корчеву… И ради чего? что мы сделали?
Могут быть угнетения, побои, тюрьмы, казни, не имеющие целью преимущества богатых классов (хотя это очень редко), но смело можно сказать, что
в нашем обществе, где
на каждого достаточного, по-господски живущего
человека приходится 10 измученных работой, завистливых, жадных и часто прямо с своими семьями страдающих рабочих, все преимущества богатых, вся роскошь их, всё то, чем лишним пользуются богатые против
среднего рабочего, всё это приобретено и поддерживаемо только истязаниями, заключениями, казнями.
Члены ее были
люди без всяких убеждений, приезжали
на выборы с тем, чтобы попить и поесть
на чужой счет, целые дни шатались по трактирам и удивляли половых силою клапштосов и уменьем с треском всадить желтого
в среднюю лузу.
— Э, голубчик, оставим это!
Человек, который
в течение двух лет получил петербургский катарр желудка и должен питаться рубцами, такой
человек имеет право
на одно право — быть откровенным с самим собой. Ведь я
средний человек, та безразличность, из которой ткется ткань жизни, и поэтому рассуждаю, как нитка
в материи…
Их старшина,
человек среднего возраста, но, по-видимому, еще
в полной силе, обращал
на себя более других общее внимание.
Насупротив их сидел
в красном кафтане, с привешенною к кушаку саблею, стрелец; шапка с остроконечною тульею лежала подле него
на столе; он, также с большим вниманием, но вместе и с приметным неудовольствием слушал купца, рассказ которого, казалось, производил совершенно противное действие
на соседа его —
человека среднего роста, с рыжей бородою и отвратительным лицом.
Двери отворились, и
человек средних лет, босиком,
в рубище, подпоясанный веревкою, с растрепанными волосами и всклоченной бородою,
в два прыжка очутился посреди комнаты. Несмотря
на нищенскую его одежду и странные ухватки, сейчас можно было догадаться, что он не сумасшедший: глаза его блистали умом, а
на благообразном лице выражалась необыкновенная кротость и спокойствие души.
На палубу выбежали двое лакеев; один молодой, тоненький и юркий, неаполитанец, с неуловимым выражением подвижного лица, другой —
человек среднего возраста, седоусый, чернобровый,
в серебряной щетине
на круглом черепе; у него горбатый нос и серьезные умные глаза.
Автор, решающийся отбросить
в сторону все эти случайности
в угоду логическим требованиям развития сюжета, обыкновенно теряет
среднюю меру и делается похож
на человека, который все измеряет
на maximum.
Премьеры театра Корша переполнялись обыкновенно передовыми
людьми: писатели, актеры и поклонники писателей и актеров, спортсмены, приезжие из провинции
на бега,
среднее купечество и их дамы — все
люди, любящие вволю посмеяться или пустить слезу
в «забирательной драме», лучшая публика для актера и автора. Аплодисменты вплоть до топания ногами и крики при вызовах «бис, бис» то и дело.
Здравствуйте, батюшка Степан Кондратьевич! — продолжал толстой господин, обращаясь находящему
человеку средних лет,
в кофейном фраке и зеленых очках, который выступал, прихрамывая и опираясь
на лакированную трость с костяным набалдашником.
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый
человек лет сорока,
в поношенной чечунчовой жакетке и
в истрепанных триковых брюках.
На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и
средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.
Я живу
в Пятнадцатой линии
на Среднем проспекте и четыре раза
в день прохожу по набережной, где пристают иностранные пароходы. Я люблю это место за его пестроту, оживление, толкотню и шум и за то, что оно дало мне много материала. Здесь, смотря
на поденщиков, таскающих кули, вертящих ворота и лебедки, возящих тележки со всякой кладью, я научился рисовать трудящегося
человека.
Хотя дело было
в дообеденную пору, я застал у него
на кресле
в поношенном фраке кудрявого с легкой проседью
человека среднего роста.
Филька был мужик лет тридцати пяти,
среднего роста, с бойким плутоватым лицом и русой кудрявой бородкой; это был разбитной заводский
человек,
на все руки, как говорили
в Пеньковке, с неизменно улыбавшимся лицом и с какой-нибудь прибауткой
на языке.
Возле дилетантов доживают свой век романтики, запоздалые представители прошедшего, глубоко скорбящие об умершем мире, который им казался вечным; они не хотят с новым иметь дела иначе как с копьем
в руке: верные преданию
средних веков, они похожи
на Дон-Кихота и скорбят о глубоком падении
людей, завернувшись
в одежды печали и сетования.
Едва он вспомнил легенду и нарисовал
в своем воображении то темное привидение, которое видел
на ржаном поле, как из-за сосны, как раз напротив, вышел неслышно, без малейшего шороха,
человек среднего роста с непокрытою седою головой, весь
в темном и босой, похожий
на нищего, и
на его бледном, точно мертвом лице резко выделялись черные брови.
— Исключительно танцующие кавалеры могли разделиться
на два разряда; одни добросовестно не жалели ни ног, ни языка, танцевали без устали, садились
на край стула, обратившись лицом к своей даме, улыбались и кидали значительные взгляды при каждом слове, — короче, исполняли свою обязанность как нельзя лучше — другие,
люди средних лет, чиновные, заслуженные ветераны общества, с важною осанкой и гордым выражением лица, скользили небрежно по паркету, как бы из милости или снисхождения к хозяйке; и говорили только с дамою своего vis-à-vis [буквально лицом к лицу,
в данном случае партнер по танцу (франц.)], когда встречались с нею, делая фигуру.