Неточные совпадения
Две Бочки ехали; одна с вином,
Другая
Пустая.
Вот первая — себе без шуму и шажком
Плетётся,
Другая вскачь несётся;
От ней по мостовой и стукотня, и гром,
И пыль столбом;
Прохожий к
стороне скорей от страху жмётся,
Её заслышавши издалека.
Но как та Бочка ни громка,
А польза
в ней не так, как
в первой, велика.
Но когда перед ним развернулась площадь, он увидел, что немногочисленные
прохожие разбегаются во все
стороны, прячутся во двор трактира извозчиков, только какой-то высокий старик с палкой
в руке, держась за плечо мальчика, медленно и важно шагает посреди площади, направляясь на Арбат.
Мы доходим, по разным
сторонам, вплоть до поворота
в Морскую, и именно там, где английский магазин, мы замечаем третьего
прохожего, только что раздавленного лошадью.
В этот день он явился
в класс с видом особенно величавым и надменным. С небрежностью, сквозь которую, однако, просвечивало самодовольство, он рассказал, что он с новым учителем уже «приятели». Знакомство произошло при особенных обстоятельствах. Вчера, лунным вечером, Доманевич возвращался от знакомых. На углу Тополевой улицы и шоссе он увидел какого-то господина, который сидел на штабеле бревен, покачивался из
стороны в сторону, обменивался шутками с удивленными
прохожими и запевал малорусские песни.
Компания Рогожина была почти
в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка,
в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной
стороне Невского проспекта, где он останавливал
прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал
в свое время просителям».
Тополи, окаймлявшие шоссе, белые, низкие домики с черепичными крышами по
сторонам дороги, фигуры редких
прохожих — все почернело, утратило цвета и перспективу; все предметы обратились
в черные плоские силуэты, но очертания их с прелестной четкостью стояли
в смуглом воздухе.
А что, если мой недавний собеседник возьмет да вынырнет? — думалось мне. Ведь он меня тогда с кашей съест! Что я такое? много ли нужно, чтоб превратить мое бытие
в небытие? Хотя, с другой
стороны, на какую потребу мне бытие? вот так бытие! Так не лучше ли сразу погрузиться
в небытие, нежели остаться при бытии, с тем чтоб смотреть
в окошко да улыбаться
прохожим?
Бранится кучер с кареты, злобно глядит и стряхивает с рукава снег
прохожий, перебегавший дорогу и налетевший плечом на морду лошаденки. Иона ерзает на козлах, как на иголках, тыкает
в стороны локтями и водит глазами, как угорелый, словно не понимает, где он и зачем он здесь.
Солидно и приземисто выглядывал ее дом своими двумя этажами из-за ряда подстриженных лип и акаций, словно приглашая
прохожего наесться и выспаться, но,
в то же время, угрожая ему заливистым лаем двух псов, злобно скакавших на цепях по обеим
сторонам каменных служб.
Но этот помпадур, даже среди необыкновенных, был самый необыкновенный. Начальственного любомудрия не было
в нем нисколько. Во время прогулок, когда
прохожие снимали перед ним шапки, он краснел; когда же усматривал, что часовой на тюремной гауптвахте, завидев его, готовится дернуть за звонок, то мысленно желал провалиться сквозь землю и немедленно сворачивал куда-нибудь
в сторону.
— Я не ошибаюсь, — сказал он наконец, — это отчина боярина Шалонского… Слава богу, она останется у меня
в стороне… — Сказав эти слова,
прохожий сел под кустом и, вынув из котомки ломоть черного хлеба, принялся завтракать.
— Митрополит! — говорили остановившиеся
прохожие, снимали шапки и кланялись возку, из окна которого митрополит
в черной рясе с широкими рукавами и
в белом клобуке с бриллиантовым крестом благословлял на обе
стороны народ. Oн eхал к Кремлю.
Боясь потерять Петра
в толпе
прохожих, Евсей шагал сзади, не спуская глаз с его фигуры, но вдруг Пётр исчез. Климков растерялся, бросился вперёд; остановился, прижавшись к столбу фонаря, — против него возвышался большой дом с решётками на окнах первого этажа и тьмою за стёклами окон. Сквозь узкий подъезд был виден пустынный, сумрачный двор, мощёный крупным камнем. Климков побоялся идти туда и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, смотрел по
сторонам.
И по улице шли молча, торопясь дойти до перекрестка, где разветвлялись пути. Звякнула за углом
в переулке подкова и вынырнули возле фонаря два стражника на тяжелых, ленивых лошадях. Хотели повернуть направо, но, увидев на пустынной улице двух
прохожих, повернули молча
в их
сторону. Колесников засмеялся...
Дом Бориса Петровича стоял на берегу Суры, на высокой горе, кончающейся к реке обрывом глинистого цвета; кругом двора и вдоль по берегу построены избы, дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся
в две линии по краям дороги, как нищие, кланяющиеся
прохожим; по ту
сторону реки видны
в отдалении березовые рощи и еще далее лесистые холмы с чернеющимися елями, налево низкий берег, усыпанный кустарником, тянется гладкою покатостью — и далеко, далеко синеют холмы как волны.
По обоим
сторонам дороги начинали желтеть молодые нивы; как молодой народ, они волновались от легчайшего дуновения ветра; далее за ними тянулися налево холмы, покрытые кудрявым кустарником, а направо возвышался густой, старый, непроницаемый лес: казалось, мрак черными своими очами выглядывал из-под каждой ветви; казалось, возле каждого дерева стоял рогатый, кривоногий леший… всё молчало кругом; иногда долетал до путника нашего жалобный вой волков, иногда отвратительный крик филина, этого ночного сторожа, этого члена лесной полиции, который засев
в свою будку, гнилое дупло, окликает
прохожих лучше всякого часового…
Полусознанная смутная надежда встретить если не Надежду Николаевну, то хоть кого-нибудь, кто дал бы мне какое-нибудь указание, все время не покидала меня, и я все время внимательно всматривался
в прохожих и не раз переходил на другую
сторону улицы, завидя женщину, сколько-нибудь напоминавшую мне знакомый образ.
По пути Короткова
прохожие сворачивали
в стороны и вползали
в подворотни, вспыхивали и гасли короткие свистки. Кто-то бешено порскал, улюлюкал, и загорались тревожные, сиплые крики: «Держи!» С дробным грохотом опускались железные шторы, и какой-то хромой, сидя на трамвайной линии, визжал...
— Да ведь ребята-то одним, поди-ка, порядком родятся, что от мужа он, что от
прохожего, — сказал Кузьма и скептически сплюнул
в сторону.