Неточные совпадения
Клим промолчал, присматриваясь, как
в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя
в воздухе неподвижную
точку, долго дрожали над нею, не решаясь сесть, затем падали почти до
пола и снова взлетали к этой невидимой
точке. Клим показал глазами
на тетрадку...
Чертопханов перестал скитаться из угла
в угол; он сидел весь красный, с помутившимися глазами, которые он то опускал
на пол, то упорно устремлял
в темное окно; вставал, наливал себе водки, выпивал ее, опять садился, опять уставлял глаза
в одну
точку и не шевелился — только дыхание его учащалось и лицо все более краснело.
— Это не так надо понимать, — тихо и как бы нехотя ответил князь, продолжая смотреть
в одну
точку на полу и не подымая глаз, — надо так, чтоб и вы согласились принять от него прощение.
В какой-то прозрачной, напряженной
точке — я сквозь свист ветра услышал сзади знакомые, вышлепывающие, как по лужам, шаги.
На повороте оглянулся — среди опрокинуто несущихся, отраженных
в тусклом стекле мостовой туч — увидел S. Тотчас же у меня — посторонние, не
в такт размахивающие руки, и я громко рассказываю О — что завтра… да, завтра — первый
полет «Интеграла», это будет нечто совершенно небывалое, чудесное, жуткое.
Мутный свет прямо падал
на лицо этого человека, и Ромашов узнал левофлангового солдата своей полуроты — Хлебникова. Он шел с обнаженной головой, держа шапку
в руке, со взглядом, безжизненно устремленным вперед. Казалось, он двигался под влиянием какой-то чужой, внутренней, таинственной силы. Он прошел так близко около офицера, что почти коснулся его
полой своей шинели.
В зрачках его глаз яркими, острыми
точками отражался лунный свет.
Она вглядывалась
в полевую даль, вглядывалась
в эти измокшие деревни, которые
в виде черных
точек пестрели там и сям
на горизонте; вглядывалась
в белые церкви сельских погостов, вглядывалась
в пестрые пятна, которые бродячие
в лучах солнца облака рисовали
на равнине
полей, вглядывалась
в этого неизвестного мужика, который шел между полевых борозд, а ей казалось, что он словно застыл
на одном месте.
Но порой — особенно во дни неудач — эта грусть перерождалась у Ильи
в досадное, беспокойное чувство. Курочки, коробочки и яички раздражали, хотелось швырнуть их
на пол и растоптать. Когда это настроение охватывало Илью, он молчал, глядя
в одну
точку и боясь говорить, чтоб не обидеть чем-нибудь милых людей. Однажды, играя
в карты с хозяевами, он,
в упор глядя
в лицо Кирика Автономова, спросил его...
В субботу Илья стоял со стариком
на церковной паперти, рядом с нищими, между двух дверей. Когда отворялась наружная дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному
полу. Сквозь стёкла двери он видел, как огни свечей, сливаясь
в красивые узоры трепетно живых
точек золота, освещали металл риз, чёрные головы людей, лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Я вышел
на площадь. Красными
точками сквозь туман мерцали фонари двух-трех запоздавших торговок съестными припасами.
В нескольких шагах от двери валялся
в грязи человек, тот самый, которого «убрали» по мановению хозяйской руки с
пола трактира… Тихо было
на площади, только сквозь кой-где разбитые окна «Каторги» глухо слышался гомон, покрывавшийся то октавой Лаврова, оравшего «многую лету», то визгом пьяных «теток...
Посредине
пола,
на голой земле, лежала Людмила, разметав руки. Глаза ее то полузакрывались, то широко открывались и смотрели
в одну
точку на потолок. Подле нее сидела ее пьяная мать, стояла водка и дымился завернутый
в тряпку картофель.
— Вы! вы! и вы! — послала ему
в напутствие Ида, и с этими словами, с этим взрывом гнева она уронила
на грудь голову, за нею уронила руки, вся пошатнулась набок всей своей стройной фигурой и заплакала целыми реками слез, ничего не видя, ничего не слыша и не сводя глаза с одной
точки посередине
пола.
Файбиш поправился
на своем сиденье, подбил под себя
полы войлочного балахона и повернулся к Цирельману.
На лице балагулы,
в пространстве между лисьей шапкой и заиндевевшей бородой, только и виднелись два маленьких глаза, и
в каждом из них острой, блестящей
точкой светилось отражение месяца.
Случайно я поднял глаза к небу и увидел двух орлов: они плавно описывали большие круги, поднимаясь все выше и выше, пока не превратились
в маленькие
точки. Трудно допустить, чтобы они совершали такие заоблачные
полеты в поисках корма, трудно допустить, чтобы оттуда они могли разглядеть добычу
на земле. По-видимому, такие
полеты являются их органической потребностью.
Теперь, осенью, разумеется, не то: суровые ветры оборвали и разнесли по
полям и оврагам убранство деревьев, но и белое рубище,
в которое облекла их приближающаяся зима,
на каждого пало по-своему: снеговая пыль, едва кое-где мелкими
точками севшая по гладким ветвям лип и отрогам дубов, сверкает серебряною пронизью по сплетению ивы; кучами лежит она
на грушах и яблонях, и длинною вожжей повисла вдоль густых, тонких прутьев плакучей березы.
Заимка Беспрозванных лежала верстах
в пятнадцати от ближайшего села и, с
точки зрения крестьянского хозяйства, была, что называется, полная чаша.
Поля засевались
на большое пространство; пчельник и огород были
в образцовом порядке, лошадей, скота и птицы
в изобилии.
Временами «великолепный князь Тавриды» по целым часам стоял
на коленях, бил с рыданием головой
в пол перед образами,
в горячей молитве, то
в бешеной злобе катался по широким оттоманкам, изрыгая страшные ругательства и проклятия, а иногда по целым дням сидел, уставившись
в одну
точку, грызя ногти, не слыша и не видя ничего и никого, и не принимая пищи.
В комнате этой, обитой серым ситцем,
на огромной софе лежит неподвижно этот «баловень счастья» и смотрит
в одну
точку. Одет он
в атласный фиолетового цвета халат, с расстегнутым
на груди воротом рубашки. Золотой крестик с двумя образками и ладанкой
на шелковом шнурке выбился наружу и лежит поверх халата. Одна шитая золотом туфля лежит у босых ног
на софе, а другая валяется
на полу.
Это было
в сумерки; за стеною
на невидимой церкви тягуче звонил колокол, сзывая верующих; вдалеке, по пустынному, поросшему бурьяном
полю черной
точкой двигался неведомый путник, уходящий
в неведомую даль; и тихо было
в нашей тюрьме, как
в гробнице.