— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и
в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
Есть такие молодцы, что весь век живут на чужой счет, наберут, нахватают справа, слева, да и
в ус не дуют! Как они могут покойно уснуть, как обедают — непонятно! Долг! последствия его — или неисходный труд, как каторжного, или бесчестие.
Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе
в ус не дул, сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб еще больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине.
Вообще ему стало житься легче с тех пор, как он решился шутить. Жену он с утра прибьет, а потом целый день ее не видит и не интересуется знать, где она была. Старикам и
в ус не дует; сам поест, как и где попало, а им денег не дает. Ходил отец к городничему, опять просил сына высечь, но времена уж не те. Городничий — и тот полюбил Гришку.
Вот проведал мой молодец, с чем бог несет судно. Не сказал никому ни слова, пошел с утра, засел в кусты,
в ус не дует. Проходит час, проходит другой, идут, понатужившись, лямочники, человек двенадцать, один за другим, налегли на ремни, да и кряхтят, высунув языки. Судишко-то, видно, не легонько, да и быстрина-то народу не под силу!
— То есть врасплох?.. Разумею. А что, Федотов, ведь надо сказать правду: эти французы бравые ребята. Вот хоть сегодня, досталось нам на орехи: правда, и мы пощелкали их порядком, да они себе и
в ус не дуют! Ах, черт побери! Что за диковинка! Люди мелкие, поджарые, ну взглянуть не на что, а как дерутся!..
Неточные совпадения
— Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово — приговор, —
Ведь столбовые всё,
в ус никого
не дуют...
Полный сознания своей правоты, Полуянов и
в ус себе
не дул.
Старик Лаврецкий долго
не мог простить сыну его свадьбу; если б, пропустя полгода, Иван Петрович явился к нему с повинной головой и бросился ему
в ноги, он бы, пожалуй, помиловал его, выбранив его сперва хорошенько и постучав по нем для страха клюкою; но Иван Петрович жил за границей и, по-видимому,
в ус себе
не дул.
— Умирать, мой друг, всем придется! — сентенциозно произнесла Арина Петровна, —
не черные это мысли, а самые, можно сказать… божественные! Хирею я, детушки, ах, как хирею! Ничего-то во мне прежнего
не осталось — слабость да хворость одна! Даже девки-поганки заметили это — и
в ус мне
не дуют! Я слово — они два! я слово — они десять! Одну только угрозу и имею на них, что молодым господам, дескать, пожалуюсь! Ну, иногда и попритихнут!
Но арестанты и
в ус себе
не дули.
Знали хорошо, что дедушка только вот побранит разве, и
в ус себе
не дули.
Вообще дьячок говорил многое «неудобь-сказуемое», и шахтари только покачивали головами. И достанется дьячку, ежели Гарусов вызнает про его поносные речи. А дьячок и
в ус себе
не дует: копает руду, а сам акафист преподобному Прокопию читает.
Не приведи господи взойти на нашу землю хотя курице господской впрах разорят владельца ее; а если вздумает поспорить или упрекать, так и телес — но над ним наругаются, а сами и
в ус себе
не дуют.
Воистину, чем бы ты им
не жених?
Я вижу, хоть
в ус и
не дую,
Пошла за тебя бы любая из них,
Бери ж себе
в жёны любую...
Одна девка посмелей была. То Паранька поромовская, большая дочь Трифона Михайлыча.
Не таковская уродилась, чтобы трусить кого, девка бывалая, самому исправнику
не дует в ус. Такая с начальством была смелая, такая бойкая, что по всему околотку звали ее «губернаторшей». Стала Паранька ради смеху с Карпушкой заигрывать,
не то чтоб любовно, а лишь бы на смех поднять его. Подруги корить да стыдить девку зачали...
— Работники-то ноне подшиблись, — заметил Иван Григорьич. — Лежебоки стали. Им бы все как-нибудь деньги за даровщину получить, только у них и на уме… Вот хоть у меня по валеному делу — бьюсь с ними, куманек, бьюся —
в ус себе
не дуют. Вольный стал народ, самый вольный! Обленился, прежнего раденья совсем
не видать.
— Ничего пока
не известно, — отвечал Патап Максимыч. — Думать надо, по-старому все останется. Видно, попугали матерей, чтобы жили посмирней. А то уж паче меры возлюбили они пространное житие. Вот хоть бы сестрица моя родимая — знать никого
не хотела,
в ус никому
не дула, вот за это их маленько и шугнули. Еще
не так бы надо. Что живут? Только небо коптят.
— Ну, так я и думала. Вари еще нет. А уж второй час. Наверно, помогает кому-нибудь управляться. Я положительно
не видывала, чтоб человек когда-нибудь так работал. С утра до ночи возится с больными, все служащие выезжают на ней и сваливают на нее всю работу, а она и
в ус себе
не дует.
Но Митька, как говорится, и
в ус себе
не дул на эти слова Май. Попав раз
в жизни за барский стол, где подавались такие вкусные вещи, он забыл обо всем.
Радуйся, что еще Петроград-то твой, а уж с Царь-Градом заботы оставь!» И тут же представилось мне, что сидит
в Константинополе какой-нибудь турок Ибрагим-бей, по-нашему Илья Петрович, и
в ус себе
не дует, что
не нынче завтра наши умники и его толстый живот возьмут на прицел.