Неточные совпадения
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни
в ком и ни
в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять на себя обузу
чужого хозяйства, хлопот о
чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
— Ты, Домна, помогай Татьяне-то Ивановне, — наговаривал ей солдат тоже при Макаре. — Ты вот и
в чужих людях жила, а свой женский вид не потеряла. Ну, там по
хозяйству подсобляй, за ребятишками пригляди и всякое прочее: рука руку моет… Тебе-то
в охотку будет поработать, а Татьяна Ивановна, глядишь, и переведет дух. Ты уж старайся, потому как
в нашем дому работы Татьяны Ивановны и не усчитаешь… Так ведь я говорю, Макар?
С наступлением времени выхода
в замужество — приданое готово; остается только выбрать корову или телку, смотря по достаткам. Если бы мужичок не предусмотрел загодя всех этих мелочей, он, наверное, почувствовал бы значительный урон
в своем
хозяйстве. А теперь словно ничего не случилось; отдали любимое детище
в чужие люди, отпировали свадьбу, как быть надлежит, — только и всего.
Кроме того,
в Америке действительно не очень любят вмешиваться
в чужие дела, поэтому и мистер Борк не сказал лозищанам ничего больше, кроме того, что покамест мисс Эни может помогать его дочери по
хозяйству, и он ничего не возьмет с нее за помещение.
Васса. Не веришь, а ругаешься. Ничего, ругай. Ругаешься ты потому, что не понимаешь. Ты подумай, что ты можешь дать сыну? Я тебя знаю, ты — упрямая. Ты от своей… мечты-затеи не отступишься. Тебе революцию снова раздувать надо. Мне — надо
хозяйство укреплять. Тебя будут гонять по тюрьмам, по ссылкам. А мальчик будет жить у
чужих людей,
в чужой стороне — сиротой. Рашель, помирись — не дам тебе сына, не дам!
Михевна. Наша слабость такая, женская. Разумеется, по надежде говоришь, что ничего из этого дурного не выдет. А кто же вас знает:
в чужую душу не влезешь, может, вы с каким умыслом выспрашиваете. Да вот она и сама, а я уж по
хозяйству пойду. (Уходит.)
—
В опеке, сударь, наше именье состоит, — отвечал он, видимо довольный этим переходом. — Ну и опекуны тоже люди
чужие: либо заняться ничем не хотят, либо себе
в карман тащат, не то, что уж до
хозяйства что касается, а оброшников и тех
в порядке не держат: пьяницы да мотуны живут без страха, а которые дома побогатее были, к тем прижимы частые: то сына, говорят,
в рекруты отдадим, то самого во двор возьмем.
— Да оно и барин, видно, повыдержать немного хочет… А другой случай, что на
чужой стороне мне почесть, так сказать, и быть не у чего…
в работники идти как-то зазорно, а
хозяйством обзавестись могуты [Могута — сила.] не хватает.
А тут и по
хозяйству не по-прежнему все пошло:
в дому все по-старому, и затворы и запоры крепки, а добро рекой вон плывет, домовая утварь как на огне горит. Известно дело: без хозяйки дом, как без крыши, без огорожи;
чужая рука не на то, чтобы
в дом нести, а чтоб из дому вынесть. Скорбно и тяжко Ивану Григорьичу. Как делу помочь?.. Жениться?
Справедливо, что всякая реальность, будет ли то
чужое «я» или внешний мир, установляется не рассудочно, но интуитивно, причем интуиция действительности имеет корни
в чувстве действенности, т. е. не гносеологические, но праксеологические [Ср. мою «Философию
хозяйства», главу о «природе науки».].
А между тем ведь я мог бы учиться и знать всё; если бы я совлек с себя азията, то мог бы изучить и полюбить европейскую культуру, торговлю, ремесла, сельское
хозяйство, литературу, музыку, живопись, архитектуру, гигиену; я мог бы строить
в Москве отличные мостовые, торговать с Китаем и Персией, уменьшить процент смертности, бороться с невежеством, развратом и со всякою мерзостью, которая так мешает нам жить; я бы мог быть скромным, приветливым, веселым, радушным; я бы мог искренно радоваться всякому
чужому успеху, так как всякий, даже маленький успех есть уже шаг к счастью и к правде.
— Батюшка, да нешто не жалеем? Уж так-то жалеем! Да что ж поделаешь? Нельзя нам ее
в чужой дом отдать, — что с
хозяйством станется? Дуры-то мы, дуры, силы мужичьей у нас нету, а не обойдешься без нас
в хозяйстве, нужно, чтоб баба была. А от меня, милый, пользы никакой нет, уж второй год лежу… Старик и то иной раз заругается: «Когда ты сдохнешь?» Известно, наше дело христьянское, рабочее, Только хлеб задаром жуешь.