Неточные совпадения
Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там,
где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне, стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и
где употребляют его. Из него
строят заборы, плетни, стены
домов, лодки, делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.
Один из них, по фамилии Беспалов,
строит на своем участке большой двухэтажный
дом с балконом, похожий на дачу, и все смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый человек, имеющий взрослых сыновей, быть может, останется навсегда в Рыковском в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь на Зее, производит впечатление странного каприза, чудачества.
Бездомовные хозяева, по данным, которые я беру из отчета инспектора сельского хозяйства, в 1889 г. в Тымовском округе составляли 50 % всего числа, в Корсаковском — 42 %, в Александровском же округе,
где устройство хозяйств обставлено меньшими трудностями и поселенцы чаще покупают
дома, чем
строят, только 20 %.
— И оно должно было рухнуть. Ибо ты искал опоры там,
где ее найти нельзя, ибо ты
строил свой
дом на зыбком песке…
Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл,
дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической,
где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист
построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
— Да вы, сударыня, может, покупаете у ваших крестьян: они люди богатые и все почесть на оброках, а нам
где взять? Родитель у меня в заделье, господа у нас не жалостливые,
где хошь возьми, да подай! Не то, что вы с вашим супругом! — выпечатывала бойко Маланья. — У вас один мужичок из Федюхина — Власий Македоныч —
дом, говорят, каменный хочет
строить, а тоже откуда он взял? Все по милости господской!
Смотрел я на нее, слушал грустную музыку и бредил: найду где-то клад и весь отдам ей, — пусть она будет богата! Если б я был Скобелевым, я снова объявил бы войну туркам, взял бы выкуп,
построил бы на Откосе — лучшем месте города —
дом и подарил бы ей, — пусть только она уедет из этой улицы, из этого
дома,
где все говорят про нее обидно и гадко.
Может быть, стоя внутри этого
дома, найдем средство заглянуть внутрь души его хозяина, как смотрят в стеклянный улей,
где пчела
строит свой дивный сот, с воском на освещение лица божия, с медом на усладу человека.
— Нет ни мудрых волшебников, ни добрых фей, есть только люди, одни — злые, другие — глупые, а всё, что говорят о добре, — это сказка! Но я хочу, чтобы сказка была действительностью. Помнишь, ты сказала: «В богатом
доме всё должно быть красиво или умно»? В богатом городе тоже должно быть всё красиво. Я покупаю землю за городом и буду
строить там
дом для себя и уродов, подобных мне, я выведу их из этого города,
где им слишком тяжело жить, а таким, как ты, неприятно смотреть на них…
— Да! Знаешь — люди, которые работают, совершенно не похожи на нас, они возбуждают особенные мысли. Как хорошо, должно быть, чувствует себя каменщик, проходя по улицам города,
где он
строил десятки
домов! Среди рабочих — много социалистов, они, прежде всего, трезвые люди, и, право, у них есть свое чувство достоинства. Иногда мне кажется, что мы плохо знаем свой народ…
Сотни неразрывных нитей связывали ее сердце с древними камнями, из которых предки ее
построили дома и сложили стены города, с землей,
где лежали кости ее кровных, с легендами, песнями и надеждами людей — теряло сердце матери ближайшего ему человека и плакало: было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
— Порядки! Видел я давеча — идут тротуаром плотники и штукатуры. Вдруг — полицейский: «Ах вы, черти!» И прогнал их с тротуара. Ходи там,
где лошади ходят, а то господ испачкаешь грязной твоей одежой…
Строй мне
дом, а сам жмись в ком…
Что же далее? Насмотрелся он всего по походам в России: ему не понравился
дом,
где батенька жили и померли. Давай
строить новый, да какой? В два этажа, с ужасно великими окнами, с огромными дверями. И
где же? Совсем не на том месте,
где был наш двор, а вышел из деревни и говорит: тут вид лучше. Тьфу ты, пропасть! Да разве мы для видов должны жить? Было бы тепло да уютно, а на виды я могу любоваться в картинах. На все его затеи я молчал, — не мое дело, — но видел, что и великие умы могут впадать в слабость!
Тут исстари место самое глухое. На горе мало было
домов, и те заперты, а внизу вправо, на Орлике, дрянные бани да пустая мельница, а сверху сюда обрыв как стена, а с правой сад,
где всегда воры прятались. А полицмейстер Цыганок здесь будку
построил, и народ стал говорить, что будочник ворам помогает… Думаю, кто это ни подходит — подлет или нет, а в самом деле лучше его мимо себя пропустим.
Купили двадцать десятин земли, и на высоком берегу, на полянке,
где раньше бродили обручановские коровы,
построили красивый двухэтажный
дом с террасой, с балконами, с башней и со шпилем, на котором по воскресеньям взвивался флаг, —
построили в какие-нибудь три месяца и потом всю зиму сажали большие деревья, и, когда наступила весна и всё зазеленело кругом, в новой усадьбе были уже аллеи, садовник и двое рабочих в белых фартуках копались около
дома, бил фонтанчик, и зеркальный шар горел так ярко, что было больно смотреть.
Одна его половина, которую я называю береговою, по преимуществу должна бы быть хлебопашною: поля открытые, земля удобная, средство сбыта — Волга; а выходит не так: в них развито, конечно, в слабой степени, фабричное производство, тогда как в дальних уездах,
где лесные дачи идут на неизмеримое пространство,
строят только гусянки, нагружают их дровами, гонят бог знает в какую даль, сбывают все это за ничтожную цену, а часто и в убыток приходится вся эта операция;
дома же, на месте, сажени дров не сожгут, потому что нет почти ни одной фабрики, ни одного завода.
Каждый год не по одному разу сплывал он в Астрахань на рыбные промыслá, а в уездном городке,
где поселился отец его,
построил большой каменный
дом, такой, что и в губернском городе был бы не из последних…
Двухэтажный
дом себе
построил — вон,
где потребилка сейчас.
Никогда не мог понять, что интересного в «Робинзоне Крузо». Козлики какие-то; шьет себе одежды из звериных шкур, надаивает молоко,
строит дом… Интересно было только в конце,
где Робинзон и Пятница сражаются с дикарями.
Это происходило не потому, что болезнь на самом деле подействовала роковым образом на его умственные способности, но потому, что князь пришел к окончательному решению, несмотря на все убеждения графа Петра Игнатьевича, порвать все свои связи со «светом» и уехать в Луговое,
где уже
строили, по его письменному распоряжению, небольшой деревянный
дом.
Так как такие поездки, особенно осенью, в бурную погоду, представляли немало опасности, то государыня и склонила царя невдалеке от Кронштадта
построить дворец или заезжий
дом, от места,
где бы переезд морем был недалек и удобен.
Послушавшись совета супруги, Петр в 1709 году устроил себе небольшую гавань для пристанища судов и невдалеке от нее,
где теперь Купеческая гавань,
построил две светлицы или заезжий
дом. По преданию, по другую сторону светлиц была поставлена царем деревянная церковь Благовещения. Теперь на месте светлиц находятся казармы конно-гренадерского полка, и место,
где находилась церковь, обозначено каменной тумбой с крестом на верхней плите.
— Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, чтó нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот
дом, который надо было
построить, чтоб иметь свой угол,
где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
— Здесь это сделать некогда, да и мне не по силам; я вам только коротко скажу, что это были какие-то отшельники в миру: они
строили себе маленькие хаточки при своих родных
домах, где-нибудь в закоулочке, жили чисто и опрятно — как душевно, так и во внешности.