Неточные совпадения
Славянская раса не заняла еще в
мире того положения, которое заняла раса латинская или
германская.
Война
мира славянского и
мира германского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; она глубже, это — духовная война, борьба за господство разного духа в
мире, столкновение и переплетение восточного и западного христианского
мира.
Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово
миру, как сказал его уже
мир латинский и
мир германский.
Мир разделяется не только на национальности, но и на более широкие образования —
мир латинский, англосаксонский,
германский, славянский.
И вот наступил момент, когда
германский дух созрел и внутренне приготовился, когда
германская мысль и воля должны направиться на внешний
мир, на его организацию и упорядочивание, на весь
мир, который германцу представлялся беспорядочным и хаотическим.
Этих исключительных притязаний
германского духа не может вынести весь остальной
мир.
Мир германский и есть Центральная Европа по преимуществу.
Повсюду германизм, одержимый идеей своей исключительной культурной миссии, несет свою замкнуто-европейскую и замкнуто-германскую культуру, ничем не обогащаясь, никого и ничего в
мире не признавая…
Могущественная, угрожающая всему
миру германская материя есть эманация
германского духа, и дух
германский истощился в этой эманации, умалился от этого напряжения вовне.
Германские победы не увеличили
германской опасности для
мира.
Апокалиптическая настроенность глубоко отличает русскую мистику от мистики
германской, которая есть лишь погружение в глубину духа и которая никогда не была устремлением к Божьему граду, к концу, к преображению
мира.
Вронский давно предсказал мировую войну в таком почти виде, как она сейчас происходит, столкновение славянского
мира с
германским и неизбежность единения Польши с Россией в ее борьбе с Германией (см. его «Le destin de la France, de l’Allemagne et de la Russie comme Proĺеgomenes du Messianisme»).
Германский народ долгое время внутренне накоплял свою энергию, напрягал свою мысль и волю, чтобы потом явить
миру манифестацию и материальной своей силы.
Есть большие основания думать, что
германский народ, имевший свою великую миссию в
мире, в этой войне истощит свои силы.
Это не мешает нам ценить великие явления
германского духа, питаться ими, как и всем великим в
мире.
Даже и теперь мне приятно вспоминать мои тогдашние впечатления. Привет тебе, скромный уголок
германской земли, с твоим незатейливым довольством, с повсеместными следами прилежных рук, терпеливой, хотя неспешной работы… Привет тебе и
мир!
В
мире германском человек, как свободное лицо, осуществляет идею в ее собственной области, как безусловную свободу, — здесь является свободное государство и свободная наука, то есть чистая философия.
— Теперь прекратили!.. Прусско-австрийская война [Прусско-австрийская война — война, начавшаяся 16 июня 1866 года и закончившаяся 23 августа того же года победой Пруссии, заставившей Австрию выйти из
Германского союза и передать Италии Венецианскую область.] как будто ж всему
миру перевернула голову наизнанку; забыли ж всякий долг, всякую обязанность к другим людям; всем стало до себя только!..
Она по-немецки говорила плохо, как почти все наши барышни, но понимала хорошо, а Рудин был весь погружен в
германскую поэзию, в
германский романтический и философский
мир и увлекал ее за собой в те заповедные страны.
Петровские преобразования никак нельзя сравнивать с такими явлениями, как, например, обновление древнего римского
мира через внесение в него новых элементов из
германских народностей.
С одной стороны Франция — самым счастливым образом поставленная относительно европейского
мира, сбегающегося в ней, опираясь на край романизма, и соприкасающаяся со всеми видами германизма от Англии, Бельгии до стран, прилегающих Рейну; романо-германская сама, она как будто призвана примирить отвлеченную практичность средиземных народов с отвлеченной умозрительностью зарейнской, поэтическую негу солнечной Италии с индустриальной хлопотливостью туманного острова.
Систему воспитания он имел свою, и довольно правильную: он полагал, что всякий человек до десяти лет должен быть на руках матери и воспитываться материально, то есть спать часов по двадцати в сутки, поедать неимоверное количество картофеля и для укрепления тела поиграть полчаса в сутки мячиком или в кегли, на одиннадцатом году поступить к родителю или наставнику, под ферулой которого обязан выучить полупудовые грамматики и лексиконы древнего
мира и десятка три всякого рода учебников; после этого, лет в восемнадцать, с появлением страстей, поступить в какой-нибудь
германский университет, для того чтобы приобресть факультетское воспитание и насладиться жизнию.
Солидарность, связывающая Россию и Польшу между собою и со всем славянским
миром, не может быть отвергнута; она очевидна. Еще более: вне России нет будущности для славянского
мира; без России он не разовьется, он расплывается и будет поглощен
германским элементом; он сделается австрийским и потеряет свою самостоятельность. Но не такова, по нашему мнению, его судьба, его назначение.
Германская мистика делает тот вывод из апофатической теологии, что Божественное Ничто или Абсолютное не может быть Творцом
мира.
Германская раса, конечно, имеет великую и провиденциальную миссию в западном
мире.
Германская раса — варварская, не имеющая кровной преемственной культурной связи с античным
миром.
И великая
германская мистика, которая была новым словом, сказанным
миру германской расой, будет, конечно, последним вкладом германцев в дело разрешения мировой истории.
Не связанная путами, варварская
германская мысль создает глубокие формы религиозного и философского критицизма, в которых объективный
мир воссозидается из погружения в субъект, в глубины духа.
Мы верим, что сильная Россия даст большую свободу
миру и всем народам
мира, чем сильная Германия, что в духе славянском есть большая всемирность, чем в насильническом
германском духе.
У русского народа могло бы быть и должно было бы быть свое слово в тот исторический час, когда разыгралась страшная борьба
мира славянского и
мира германского.
Германскому сознанию Маркса о мировом цивилизаторском призвании
германской расы на Востоке мы должны противопоставить свое русское сознание о миссии славянства, которое еще не сказало своего слова
миру.
Она и является одним из
германских влияний, мешающих русскому народу сознать, что в
мире происходит великая, всемирно-историческая борьба славянства и германства, двух враждебных сил истории, что славянская раса или выйдет из этой борьбы победительницей, отразит притязания германизма и выполнит свою миссию в истории, или будет унижена и оттеснена.