Неточные совпадения
Пузатый комод и на нем трюмо в форме лиры, три неуклюжих стула, старенькое на низких ножках кресло у стола, под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные белыми обоями
стены холодны и голы, только против кровати — темный квадрат небольшой фотографии:
гладкое, как пустота, море, корма баркаса и на ней, обнявшись, стоят Лидия с Алиной.
Обойдя быстро весь квартал, мы уперлись в гору, которая в этом месте была отрезана искусственно и состояла из
гладкой отвесной
стены; тут предполагалась новая улица.
Столовая гора названа так потому, что похожа на стол, но она похожа и на сундук, и на фортепиано, и на
стену — на что хотите, всего меньше на гору. Бока ее кажутся
гладкими, между тем в подзорную трубу видны большие уступы, неровности и углубления; но они исчезают в громадности глыбы. Эти три горы, и между ними особенно Столовая, недаром приобрели свою репутацию.
Если и достигнешь берега, влезть на него все равно что на
гладкую, отвесную
стену.
Об эту каменную
стену яростно била вода, и буруны или расстилались далеко
гладкой пеленой, или высоко вскакивали и облаками снежной пыли сыпались в стороны.
Под
стеною, внизу, дубовые
гладкие вытесанные лавки.
В «Кулаковку» даже днем опасно ходить — коридоры темные, как ночью. Помню, как-то я иду подземным коридором «Сухого оврага», чиркаю спичку и вижу — ужас! — из каменной
стены, из
гладкой каменной
стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орет...
Не входя в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только, что палы в темную ночь представляют великолепную картину: в разных местах то
стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые горы, спускаются в долины и разливаются морем по
гладким равнинам.
На одном из поворотов молодые люди остановились. Они поднялись уже довольно высоко, и в узкое окно, вместе с более свежим воздухом, проникла более чистая, хотя и рассеянная струйка света. Под ней на
стене, довольно
гладкой в этом месте, роились какие-то надписи. Это были по большей части имена посетителей.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и
гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на
стене его ответы и приветы словесами огненными.
Понемногу не только они, но и вся комната, все, что окружало ее, показалось ей как бы сном — все, и самовар на столе, и коротенький жилет Увара Ивановича, и
гладкие ногти Зои, и масляный портрет великого князя Константина Павловича на
стене: все уходило, все покрывалось дымкой, все переставало существовать.
Стены стали менее скользкими и слизистыми, рельсы сняты и заменены ровным,
гладким полом, занимающим большую половину штольни.
Те червяки, которые попадались мне в периоде близкого превращения в куколок, почти никогда у меня не умирали; принадлежавшие к породам бабочек денных, всегда имевшие
гладкую кожу, приклепляли свой зад выпускаемою изо рта клейкой материей к
стене или крышке ящика и казались умершими, что сначала меня очень огорчало; но по большей части в продолжение суток спадала с них сухая, съежившаяся кожица гусеницы, и висела уже хризалида с рожками, с очертанием будущих крылушек и с шипообразною грудкою и брюшком; многие из них были золотистого цвета.
Ася с Володей, сухие и уже презрительные, лезут на «пластину»,
гладкую шиферную
стену скалы, и оттуда из-под сосен швыряют осколки и шишки.
Узнав из письма, присланного паломником из Лукерьина, что Патапа Максимыча хоть обедом не корми, только выпарь хорошенько, отец Михаил тотчас послал в баню троих трудников с скобелями и рубанками и велел им как можно чище и
глаже выстрогать всю баню — и полки, и лавки, и пол, и
стены, чтобы вся была как новая. Чуть не с полночи жарили баню, варили щелоки, кипятили квас с мятой для распариванья веников и поддаванья на каменку.
Вдоль
стен расставлены были стулья и диванчики, другой мебели в сионской горнице не было, кроме стола в переднем углу, накрытого чистой скатертью из
гладкого серебряного глазета.
Все, — и излучины длинных дорог, и залив меж
стенамиГладких утесов, и темные сени дерев черноглавых...
За чащей сразу очутились они на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные цветы качались на широких
гладких листьях. По воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И на фоне
стены из елей, одна от другой в двух саженях, стройно протянулись вверх две еще молодые сосны, отражая полоску света своими шоколадно-розовыми стволами.
Розово-желтый закат помутнел. Я шел домой по тропинке среди гибко-живых
стен цветущей ржи. Под босыми ногами утоптанная тропинка была
гладкая и влажно-теплая, как разомлевшееся от сна человеческое тело.
Крутая и узкая лестница вела наверх. Вот небольшая передняя, по
стенам которой на лавках сидело восемь или девять видных лакеев, немолодых, одетых в синие суконные фраки, с медными
гладкими пуговицами.
Эта сторона была прикрыта простою
гладкою каменною
стеною, а три другие обнесены валом, с сухим рвом и гласисом.
У противоположного дома очень
гладкая и высокая
стена, и если полетишь сверху, то решительно не за что зацепиться; и вот не могу отделаться от мучительной мысли, что это я упал с крыши и лечу вниз, на панель, вдоль окон и карнизов. Тошнит даже. Чтобы не смотреть на эту
стену, начинаю ходить по кабинету, но тоже радости мало: в подштанниках, босой, осторожно ступающий по скрипучему паркету, я все больше кажусь себе похожим на сумасшедшего или убийцу, который кого-то подстерегает. И все светло, и все светло.
Словно я когда-нибудь уже падал с этой крыши, летел головой вниз вдоль этих
гладких, отвратительных
стен.