Неточные совпадения
Он бросил скамейку и пошел, почти побежал; он хотел было поворотить назад, к дому, но домой идти ему стало вдруг ужасно противно: там-то, в углу, в этом-то ужасном шкафу и
созревало все это вот уже более месяца, и он пошел куда
глаза глядят.
— С летами придет и ум, будут заботы — и
созреют, — договорила Марья Егоровна. — Оба они росли у нас на
глазах: где им было занимать мудрости, ведь не жили совсем!
Яков с Кузьмой провели утро в слободе, под гостеприимным кровом кабака. Когда они выходили из кабака, то Кузьма принимал чрезвычайно деловое выражение лица, и чем ближе подходил к дому, тем строже и внимательнее смотрел вокруг, нет ли беспорядка какого-нибудь, не валяется ли что-нибудь лишнее,
зря, около дома, трогал замок у ворот, цел ли он. А Яков все искал по сторонам
глазами, не покажется ли церковный крест вдалеке, чтоб помолиться на него.
Все кажется, что среди тишины
зреет в природе дума, огненные
глаза сверкают сверху так выразительно и умно, внезапный, тихий всплеск воды как будто промолвился ответом на чей-то вопрос; все кажется, что среди тишины и живой, теплой мглы раздастся какой-нибудь таинственный и торжественный голос.
В этом воздухе природа, как будто явно и открыто для человека, совершает процесс творчества; здесь можно непосвященному
глазу следить, как образуются, растут и
зреют ее чудеса; подслушивать, как растет трава.
— Больше тысячи пошло на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали
зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а на
глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
Вот из толпы восклицает старик, слепой с детских лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя
узрю», и вот как бы чешуя сходит с
глаз его, и слепой его видит.
А матушка любила, чтоб начальники, которым она доверяет, возражали ей (но, разумеется, чтоб возражали дельно, а не лотошили
зря), чтоб они имели
глаза не только спереди, но и с боков и сзади.
— Ужо будет летом гостей привозить на Рублиху — только его и дела, — ворчал старик, ревновавший свою шахту к каждому постороннему
глазу. — У другого такой
глаз, что его и близко-то к шахте нельзя пущать… Не больно-то любит жильное золото, когда
зря лезут в шахту…
У мастерицы Таисьи быстро
созрел план, каким образом уговорить Петра Елисеича. С нею одной он не отпустил бы Нюрочку на богомолье, а с Парасковьей Ивановной отпустит. Можно проехать сначала в Мурмос, а там озером и тропами. Парасковья Ивановна долго не соглашалась, пока Таисья не уломала ее со слезами на
глазах. Старушка сама отправилась на рудник, и Петр Елисеич, к удивлению, согласился с первого слова.
Разговор внезапно оборвался. Эти перечисления до того взволновали моих спутников, что
глаза у них заблестели зловещим блеском и лица обозлились и осунулись, словно под гнетом сильного душевного изнурения. Мне показалось, что еще одна минута — и они совершенно
созреют для преступления. К счастью, в эту минуту поезд наш начал мало-помалу уменьшать ход, и все сердца вдруг забились в виду чего-то решительного.
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью точному непреложному закону — я влился в нее. Не было розового талона, не было счета, не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне золотые
глаза — и через них я медленно входил внутрь, все глубже. И тишина — только в углу — за тысячи миль — капают капли в умывальнике, и я — вселенная, и от капли до капли — эры, эпохи…
Кровь видят все; она красна, всякому бросается в
глаза; а сердечного плача моего никто не
зрит; слезы бесцветно падают мне на душу, но, словно смола горячая, проедают, прожигают ее насквозь по вся дни!
— Благодарю его… открыл мой ум и смысл, дал
зреть его дела, — проговорил старик и, вздохнув, закрыл
глаза.
— Очень даже касаются и — кусаются! Человек я, а — не скот! Характер у меня живой,
глаз — весьма зоркий. Хочется прожить без осуждения людьми, с пользой для них, не
зря, хочется уважения к себе и внимания. Что же-с — и святые внимания к себе требовали, вниманием нашим они и святы-с, да…
«
Зря, пожалуй, затеял я всё это!» — безнадёжно подумал Матвей, поглядывая на её скучно вытянувшееся лицо и
глаза, окружённые тенями. Перелистывая страницы, он говорил, вслушиваясь в свой однотонный голос...
— Ладно, ладно… Ты вот за Нюшей-то смотри, чего-то больно она у тебя хмурится, да и за невестками тоже. Мужик если и согрешит, так грех на улице оставит, а баба все домой принесет. На той неделе мне сказывали, что Володька Пятов повадился в нашу лавку ходить, когда Ариша торгует… Может,
зря болтают только, — бабенки молоденькие. А я за ребятами в два
глаза смотрю, они у меня и воды не замутят.
Это совсем другое дело: на них все грядущее рода почиет; они должны все в своем поле
созреть, один за одним Протозановы, и у всех пред
глазами, на виду, честно свой век пройти, а потом, как снопы пшеницы, оспевшей во время свое, рядами лечь в скирдницу…
Потапыч. Да-с. Они даже и у знакомых у кого, если увидят девушку, так сейчас и ищут ей жениха. Наша барыня так рассуждают, что они глупы; если теперича над ними попечения не иметь, так они
зря и проживут, без всякого порядка. Точно так, сударь. Некоторые даже, по своей глупости, прячут девок-то от барыни, чтоб они как-нибудь на
глаза не попались; потому тут им уж и конец.
Исполнивши все это, Прокоп остановился посреди комнаты и некоторое время осовелыми
глазами озирался кругом, как бы нечто обдумывая. Но я — я совершенно ясно видел, что у него в голове уже
зреет защитительная речь."Я не украл, — говорил он себе, — я только устранил билеты из места их прежнего нахождения!"Очевидно, он уже заразился петербургским воздухом; он воровал без провинциальной непосредственности, а рассчитывая наперед, какие могут быть у него шансы для оправдания.
Действительно, картина на
глазах нарождающейся новой жизни в тонкой отсвечивающей кожуре была настолько интересна, что все общество еще долго просидело на опрокинутых пустых ящиках, глядя, как в загадочном мерцающем свете
созревали малиновые яйца.
— Тут гадать не о чем, — сказала Ерданская, — я тебе, душа, прямо скажу: ты за этого человека держись. У меня не
зря глаза на лоб лезут, — я людей знаю, я их проникаю, как мою колоду карт. Ты гляди, как он удачлив, все дела у него шаром катятся, наши-то мужики только злые слюни пускают от зависти к нему. Нет, душа, ты его не бойся, он не лисой живёт, а медведем.
Бессеменов. И сколько ты, ради их, врешь предо мной! Взгляни-ко мне в глаза-то… Не можешь… эх ты! (Акулина Ивановна стоит пред мужем, понуря голову, молча. Он тоже молчит, задумчиво поглаживая бороду. Потом, вздохнув, говорит.) Нет,
зря все-таки разгородились мы от них образованием-то…
Я
зрел лучезарный запад сего светила, и
глазам моим не представлялось ничего величественнее.
— Ах, какой ты, Михайло Потапыч… Слушай дальше-то. Как я после-то раздумался, так все и понял, вот до ниточки все, точно у меня
глаза раскрылись… Ей-богу!.. Вот я теперь пятнадцать лет все добиваюсь в золотой стол попасть и не могу — она это и сказала, что мне не след туда попадать. Ты думаешь, я ей
зря золотой-то принес? Ну, а щепочки, которые она по воде спущала, обозначают, что ты меня должон на караван определить…
Заметно мне, что в Нижнем что-то
зреет.
Все замолчало, как постом великим;
На всем какое-то говенье видно;
Бледнеют лица, а
глаза сияют.
Но что же может сделать этот люд?
Пойти к Москве нестройною оравой
И умирать иль разбегаться розно
От польских латников. Пускай идут,
Попробуют, а нам просторней будет.
А если здесь не тяга, я в Казань;
Там Никанор Шульгин — большой приятель.
Да что ж он держит моего холопа,
Павлушку!
Закрыл он
глаза и, качая голым черепом, молчит. Мне его жалко: видимо, не глупая и живая душа, а
зря пропала.
— Прозевал прибавку парусов у адмирала и теперь
зря суетится. Эх, моряк с Невского проспекта! — с сердцем проговорил вполголоса Степан Ильич и, прислонясь к борту, жадно впился
глазами в бинокль, направленный на «Витязь».
Что же касается до того, чтобы не тронуть матроса, то, несмотря на одобрение этого распоряжения в принципе многими, особенно, фельдшером и писарем, большинство нашло, что, безусловно, исполнить такое приказание решительно невозможно и что — как-никак, а учить иной раз матроса надо, но, конечно, с опаской, не на
глазах у начальства, а в тайности, причем, по выражению боцмана Никифорова, бить следовало не
зря, а с «рассудком», чтобы не «оказывало» знаков и не вышло каких-нибудь кляуз.
Наперед повестил Василий Фадеев всех, кто не знавал еще Марка Данилыча, что у него на
глазах горло
зря распускать не годится и, пока не велит он го́ловы крыть, стой без шапок, потому что любит почет и блюдет порядок во всем.
Ананас уступили ей за три рубля. Это ей доставило удовольствие: и недорого и подарок к обеду славный. Скупа ли она? Мысль эта все чаще и чаще приходила Анне Серафимовне. Скупа! Пожалуй, и говорят так про нее. И не один Виктор Мироныч. Но правда ли? Никому она
зря не отказывала. В доме за всем
глаз имеет. Да как же иначе-то? На туалет, — а она любит одеться, — тратит тысячи три. Зато в школу целый шкап книг и пособий пожертвовала. Можно ли без расчета?
И пусть еще явятся люди, и пусть все спорят, — Розанов, Катра, Окорокова. Мне представлялось: Розанов убедил Машу, — и ее
глаза засветились хищным пламенем, она познала смысл жизни в борьбе, она радуется, нанося и получая удары. И мне представлялось: Маша убедила Розанова, он в молитвенном экстазе упал на колени, простер руки к небу и своим свободным духом
узрел невидимый, таинственно-яркий свет сверхчувственного…
— Добрый ответ, отче! А другие не так мыслят: называют меня кровопийцей, а не ведают того, что, проливая кровь, я заливаюсь горючими слезами. Кровь видят все: она красная, всякому в
глаза бросается, а сердечного плача моего никто не
зрит; слезы бесцветно падают на мою душу и словно смола горячая прожигают ее.
В голове ее
созрел план возврата себе князя Виктора, все продолжавшего, как и в детстве, смотреть на нее влюбленными
глазами, — и тем отомстить ненавистной княгине.
— Тоже не
зря. — И вдруг сверкнул
глазами в пушистых ресницах. — Ты меня присуждай, к чему надобно, а жил из меня не тяни!
Ксения Яковлевна взглянула по направлению руки своей сенной девушки. Сердце у нее радостно забилось. По дороге, прилегающей к поселку, но еще довольно далеко от хором, двигалась группа всадников, человек пятьдесят, а впереди ехал, стройно держась в седле и, казалось, подавляя своею тяжестью низкорослую лошадку, красивый статный мужчина. Скорее зрением сердца, нежели
глаз, которые у нее не были так зорки, как у Домаши, Ксения Яковлевна
узрела в этом едущем впереди отряда всаднике Ермака Тимофеевича.
— То есть как
зря? — поднял он голову и в его
глазах блеснул луч надежды.
Но когда я увидел эти милые лица, эти
глаза, полные веры и горячей мольбы о дружеском совете, когда я
узрел перед собою эту богатую ниву, уже вспаханную и ждущую только благого сева, — мое сердце загорелось восторгом, жалостью и любовью.
Выхватила она из воды игрушку, в лунной ручке зажала, да к губам, —
глаза так светляками и загорелись. Ан вместо песни пузыри с хрипом вдоль гармони бегут. Само собой: инструмент намокши, да и она, шкура, понятия настоящего не имела…
Зря в одно место дует, — то в себя, то из себя слюнку тянет.