Неточные совпадения
Но этому вечеру суждено было провести
глубокую демаркационную
черту [Демаркацио́нная
черта — пограничная
черта.] во внутренней политике Грустилова.
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех
чертах лица своего и в сжатых губах такое
глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела.
Он смотрел мысленно и на себя, как это у него делалось невольно, само собой, без его ведома («и как делалось у всех, — думал он, — непременно, только эти все не наблюдают за собой или не сознаются в этой, врожденной человеку,
черте: одни — только казаться, а другие и быть и казаться как можно лучше — одни, натуры мелкие — только наружно, то есть рисоваться, натуры
глубокие, серьезные, искренние — и внутренно, что в сущности и значит работать над собой, улучшаться»), и вдумывался, какая роль достается ему в этой встрече: таков ли он, каков должен быть, и каков именно должен он быть?
Когда Вера, согретая в ее объятиях, тихо заснула, бабушка осторожно встала и, взяв ручную лампу, загородила рукой свет от глаз Веры и несколько минут освещала ее лицо, глядя с умилением на эту бледную, чистую красоту лба, закрытых глаз и на все, точно рукой великого мастера изваянные, чистые и тонкие
черты белого мрамора, с
глубоким, лежащим в них миром и покоем.
Главная
черта всех их —
глубокое чувство отчуждения от официальной России, от среды, их окружавшей, и с тем вместе стремление выйти из нее — а у некоторых порывистое желание вывести и ее самое.
В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая
глубже на голову капелюхи, [Капелюха — шапка с наушниками.] угощал побранками себя,
черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.
Но меланхолические
черты темперамента были
глубже.
Это произведение, исполненное глубочайшего невежества и суеверия, но вместе и
глубокой искренности, на всех своих страницах испещрено
чертями и чертенятами, которые являлись пещерным подвижникам.
Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую полночь. Молодая мать лежала в
глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти детскими еще
чертами появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и когда девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми лучами, оно опять показалось ей странным. В глазах мальчика еще стояли слезы, но глаза эти были по-прежнему неподвижны;
черты лица то и дело передергивались от нервных спазмов, но вместе с тем в них виднелось недетское,
глубокое и тяжелое горе.
Таким образом, мы находим глубоко верную, характеристически русскую
черту в том, что Большов в своем злостном банкротстве не следует никаким особенным убеждениям и не испытывает
глубокой душевной борьбы, кроме страха, как бы не попасться под уголовный…
В «рыцаре же бедном» это чувство дошло уже до последней степени, до аскетизма; надо признаться, что способность к такому чувству много обозначает и что такие чувства оставляют по себе
черту глубокую и весьма, с одной стороны, похвальную, не говоря уже о Дон-Кихоте.
Втроем работа подвигалась очень медленно, и чем
глубже, тем медленнее. Мыльников в сердцах уже несколько раз побил Оксю, но это мало помогало делу. Наступившие заморозки увеличивали неудобства: нужно было и теплую одежду, и обувь, а осенний день невелик. Даже Мыльников задумался над своим диким предприятием. Дудка шла все еще на пятой сажени, потому что попадался все чаще и чаще в «пустяке» камень-ребровик, который точно
черт подсовывал.
Она до того была бледна, такая горькая печаль, такая
глубокая усталость сказывалась в каждой ее
черте, что сердце у меня сжалось, и я невольно пробормотал...
Но когда эти люди и эти картины встают в моей памяти, затянутые дымкой прошедшего, я вижу только
черты тяжелого трагизма,
глубокого горя и нужды.
Через четверть часа я спал уже
глубоким сном, и во сне мне виделись действительно
черти, весело выскакивавшие из черного люка. Валек гонял их ивовым прутиком, а Маруся, весело сверкая глазками, смеялась и хлопала в ладоши.
Некоторые из этих фигур были отмечены
чертами глубокого трагизма.
Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, — лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в
глубокой женственности всех
черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике.
— Это — желание самой Сусанны Николаевны: она высоко ценит наши храмы, в которых с детства молилась, и потому только в церкви хочет сделать первый шаг ко вступлению в новую область верования и как бы с благословения нашей церкви!.. Это
черта глубокая, не так ли?.. Мы принимаем всех, примем и Сусанну Николаевну, не стесняя нисколько ее верования!..
Некоторые из них были присланы на долгие сроки, на десять, на двенадцать лет, а главное, они с
глубоким предубеждением смотрели на всех окружающих, видели в каторжных одно только зверство и не могли, даже не хотели, разглядеть в них ни одной доброй
черты, ничего человеческого, и что тоже очень было понятно: на эту несчастную точку зренья они были поставлены силою обстоятельств, судьбой.
Черт, начав отогреваться и приходя в себя, только тихо заворочался и, как черепаха, еще
глубже ушел в свою бурку.
По преданию известно, что Моховые озера были некогда
глубокими лесными круглыми провалами с прозрачною, холодною, как лед, водою и топкими берегами, что никто не смел близко подходить к ним ни в какое время, кроме зимы, что будто бы берега опускались и поглощали дерзкого нарушителя неприкосновенного царства водяных
чертей.
Встретившись глазами, мы довольно долго осматривали друг друга, пока Кук наконец не вышел из тягостного момента
глубоким вздохом и кратким упоминанием о
черте.
Его радовало видеть, как свободно и грациозно сгибался ее стан, как розовая рубаха, составлявшая всю ее одежду, драпировалась на груди и вдоль стройных ног; как выпрямлялся ее стан и под ее стянутою рубахой твердо обозначались
черты дышащей груди; как узкая ступня, обутая в красные старые черевики, не переменяя формы, становилась на землю; как сильные руки, с засученными рукавами, напрягая мускулы, будто сердито бросали лопатой, и как
глубокие черные глаза взглядывали иногда на него.
Богатый парчовый опашень, небрежно накинутый сверх легкой объяринной ферязи, широкая золотая лента с жемчужной подвязью, большие изумрудные серьги, драгоценные зарукавья, одним словом, весь пышный наряд ее представлял разительную противоположность с видом
глубокого уныния, которое изображалось во всех
чертах лица ее.
Черты резкие,
глубокие и очень подвижные, следы беспокойной и невоздержной жизни.
Гримасы его странны и болезненны, но тонкие
черты, положенные на его лицо
глубоким искренним страданием, разумны и интеллигентны, и в глазах теплый, здоровый блеск.
Несмотря на
глубокую грусть, изобразившуюся в
чертах старика с самого начала этого объяснения, он не произнес ни одной жалобы, ни одного укорительного слова.
Он опять узнал
черты, когда-то столь дорогие, и те
глубокие глаза с их необычайными ресницами, и родинку на щепе, и особый склад волос надо лбом, и привычку как-то мило и забавно кривить губы и чуть-чуть вздрагивать бровями, все, все узнал он…
Вокруг его тринадцать тел лежало,
Растерзанных народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен
И свеж и тих, как будто усыпленный;
Глубокая не запекалась язва,
Черты ж лица совсем не изменились.
Ермолова как раз сидела против меня, левее А. Н. Островского, между косматым С. А. Юрьевым и красавицей Рено, любительницей-артисткой, первой московской красавицей: строго правильные
черты лица,
глубокие черные глаза и недвижность классической статуи.
По лицу Тита пробежала судорога…
Черты его странно передернулись, но дальше я ничего не видел и не слышал. Я повалился на кровать и тотчас заснул странным, тяжелым,
глубоким сном…
Рудин начал рассказывать. Рассказывал он не совсем удачно. В описаниях его недоставало красок. Он не умел смешить. Впрочем, Рудин от рассказов своих заграничных похождений скоро перешел к общим рассуждениям о значении просвещения и науки, об университетах и жизни университетской вообще. Широкими и смелыми
чертами набросал он громадную картину. Все слушали его с
глубоким вниманием. Он говорил мастерски, увлекательно, не совсем ясно… но самая эта неясность придавала особенную прелесть его речам.
Коридор был в ширину с полметра да еще, пожалуй, и дюйма четыре сверх того; в вышину же достигал четырех метров; таким образом, он представлялся длинной, как тротуар, скважиной, в дальний конец которой было так же странно и узко смотреть, как в
глубокий колодец. По разным местам этого коридора, слева и справа, виднелись темные вертикальные
черты — двери или сторонние проходы, стынущие в немом свете. Далекий конец звал, и я бросился навстречу скрытым чудодейственным таинствам.
— Деньги, деньги… — задумчиво повторял он. — И на что мне, горбатому
черту, столько денег? А между тем я чувствую, что приняться за настоящую работу мне становится все труднее и труднее. Я завидую тебе, Андрей. Я два года, кроме этих тварей, ничего не пишу… Конечно, я очень люблю их, особенно живых. Но я чувствую, как меня засасывает все
глубже и
глубже… А ведь я талантливее тебя, Андрей, как ты думаешь? — спросил он меня добродушным и деликатным тоном.
Толпа отхлынула от порога к середине избы… Староста стоял рядом со мною, и я теперь не сводил с него глаз. Это был мужик средних лет, рослый, смуглый, с грубыми, но приятными
чертами лица и
глубокими черными глазами. В них виднелась решительность и как будто забота.
Овцебык стоял и улыбался. Я никогда не встречал человека, который бы так улыбался, как Богословский. Лицо его оставалось совершенно спокойным; ни одна
черта не двигалась, и в глазах оставалось
глубокое, грустное выражение, а между тем вы видели, что эти глаза смеются, и смеются самым добрым смехом, каким русский человек иногда потешается над самим собою и над своею недолею.
Достигаев. Зачем сердиться, душа моя? Сам — к пролетариату, а меня — к
чёрту? (Идёт.) Рыба ищет — где
глубже… селёдка — где солонее…
Но только чтение самой повести может дать понятие о том чутье к тончайшим поэтическим оттенкам жизни, о том остром психическом анализе, о том
глубоком понимании невидимых струй и течений общественной мысли, о том дружелюбном и вместе смелом отношении к действительности, которые составляют отличительные
черты таланта г. Тургенева.
— «Боже мой, что с вами?!.» восклицаете вы, пораженные
глубоким унынием, написанным в
чертах N*. — «Ничего, возражает протяжно заунывным голосом N*: — ничего… так, знаете ли… грустно как-то!..» — «Но отчего же грустно?» — «Так, знаете ли…
Черная тень, спускаясь от сухого подбородка прямо на середину груди, скользила по ней угловатою,
глубокою извилиной и выказывала еще резче ее худобу и впадины; но, несмотря на некоторую резкость, придаваемую
чертам этого человека его чрезмерною худобою и грубыми пятнами света и тени, лицо его сохраняло выражение самое кроткое и тихое; даже запекшиеся, побелевшие губы дышали тем невыразимым добродушием, которое как бы просвечивалось во всей его наружности.
Дело, оказывается, много сложнее, чем казалось раньше. Суть не в том, что какая-то воображаемая
черта мешает «самостоятельному хотению» единой человеческой души. Суть в том, что
черта эта вовсе не воображаемая. Она
глубоким разрезом рассекает надвое саму душу человека, а с нею вместе и «самостоятельное хотение».
Он был невысокого роста, круглая его голова с жиденькой косичкой поседевших волос, мелкие
черты лица, но без
глубоких морщин, смуглая кожа, небольшая темная растительность на верхней губе и подбородке, маленькие руки и ноги дадут читателю некоторое представление о человеке, с которым впоследствии мне суждено было очень сдружиться.
Капитан Любавин был потрясен до глубины души этим порывом. Он положил руку на плечо своего юного разведчика. Неизъяснимое выражение радостной гордости легло на его мужественные
черты. Он окинул взглядом толпившихся кругом него офицеров и произнес с
глубоким волнением в голосе, обращаясь к Милице...
Если б надобно было отгадывать его лета, то по приятным, тонким
чертам его смуглого лица, по огню его карих глаз нельзя было б ему дать более тридцати лет; но проведенные по возвышенному челу его
глубокие следы размышления, работы сильных страстей или угнетения гневной судьбы, предупредивши время, накидывали в счете лет его еще несколько.
Стройная, гибкая блондинка, с той прирожденной грацией движений, не поддающейся искусству, которая составляет удел далеко не многих представительниц прекрасного пола, с большими голубыми,
глубокими, как лазуревое небо, глазами, блестящими как капли утренней росы, с правильными
чертами миловидного личика, дышащими той детской наивностью, которая составляет лучшее украшение девушки-ребенка, она была кумиром своего отца и заставляет сильно биться сердца близких к ее отцу рыцарей, молодых и старых.
Образ нежно любимой матери проносится перед ним. Он сразу узнал ее, он любуется, он лелеет взглядом дорогие
черты, эту светлую, добрую улыбку, эти тихие глаза,
глубокие, как лазурное море, освещенное солнцем. Вот и рука, его благословляющая.
Сквозь правильные
черты пожелтевшего лица ее мелькали по временам
глубокая задумчивость или дикое, буйное веселье.
Он был мужчина толстый, с солидным брюшком; голова седая и плешивая,
черты лица правильные, крупные и с выражением кислоты, принимаемой за
глубокую ученость. На лице его сияла приветливая и вкрадчивая улыбка, которую он всегда принимал, когда привозили к нему отдавать детей. Походка его была торопливая, движения озабоченные.
— Дорогая моя… Незабвенная! — с
глубоким чувством говорила графиня. — Бог свидетель, как тяжела моя судьба, но среди величайшего горя я останусь верна клятве, которую дала тебе, как и клятве, данной мною перед алтарем… Мне стоит посмотреть на твои дорогие
черты, и в душе моей возрождаются новые силы.