Неточные совпадения
Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано
в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя,
садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу
в знойный день», и что при этом «было очень умилительно
глядеть, как сердца граждан трепетали
в избытке благодарности и струили потоки слез
в знак признательности к господину градоначальнику».
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его
сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь
в последних числах,
глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий.
В поле чистом,
Луны при свете серебристом
В свои мечты погружена,
Татьяна долго шла одна.
Шла, шла. И вдруг перед собою
С холма господский видит дом,
Селенье, рощу под холмом
И
сад над светлою рекою.
Она
глядит — и сердце
в ней
Забилось чаще и сильней.
И долго, будто сквозь тумана,
Она
глядела им вослед…
И вот одна, одна Татьяна!
Увы! подруга стольких лет,
Ее голубка молодая,
Ее наперсница родная,
Судьбою вдаль занесена,
С ней навсегда разлучена.
Как тень она без цели бродит,
То смотрит
в опустелый
сад…
Нигде, ни
в чем ей нет отрад,
И облегченья не находит
Она подавленным слезам,
И сердце рвется пополам.
Варвара. Ну так что ж! У нас калитка-то, которая со двора, изнутри заперта, из
саду; постучит, постучит, да так и пойдет. А поутру мы скажем, что крепко спали, не слыхали. Да и Глаша стережет; чуть что, она сейчас голос подаст. Без опаски нельзя! Как же можно! Того
гляди в беду попадешь.
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти
в дом,
в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно
глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не
в силах был расстаться с темнотой, с
садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце не могло успокоиться
в его груди, и он стал медленно ходить по
саду, то задумчиво
глядя себе под ноги, то поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды.
Бездействующий разум не требовал и не воскрешал никаких других слов.
В этом состоянии внутренней немоты Клим Самгин перешел
в свою комнату, открыл окно и сел,
глядя в сырую тьму
сада, прислушиваясь, как стучит и посвистывает двухсложное словечко. Туманно подумалось, что, вероятно, вот
в таком состоянии угнетения бессмыслицей земские начальники сходят с ума. С какой целью Дронов рассказал о земских начальниках? Почему он, почти всегда, рассказывает какие-то дикие анекдоты? Ответов на эти вопросы он не искал.
Люди спят, мой друг, пойдем
в тенистый
сад,
Люди спят, одни лишь звезды к нам
глядят,
Да и те не видят нас среди ветвей
И не слышат, слышит только соловей.
Вера Петровна молчала,
глядя в сторону, обмахивая лицо кружевным платком. Так молча она проводила его до решетки
сада. Через десяток шагов он обернулся — мать еще стояла у решетки, держась за копья обеими руками и вставив лицо между рук. Самгин почувствовал неприятный толчок
в груди и вздохнул так, как будто все время задерживал дыхание. Он пошел дальше, соображая...
Тагильский говорил расширив глаза,
глядя через голову Самгина, там, за окном,
в саду, посвистывал ветер, скрипел какой-то сучок.
Она
глядела на него долго, как будто читала
в складках на лбу, как
в писаных строках, и сама вспоминала каждое его слово, взгляд, мысленно пробегала всю историю своей любви, дошла до темного вечера
в саду и вдруг покраснела.
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью сияет
И пышных гетманов
садыИ старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но
в замке шепот и смятенье.
В одной из башен, под окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей сидит
И мрачно на небо
глядит.
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак идти за собой и повела его
в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась,
глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и уехал
в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Она пошла. Он
глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась по траве, почти не касаясь ее, только линия плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою
сада и исчезло
в дверях старого дома.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она,
в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши на цыпочки, положит ему руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем,
глядя ему
в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по
садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Утром рано Райский, не ложившийся спать, да Яков с Василисой видели, как Татьяна Марковна,
в чем была накануне и с открытой головой, с наброшенной на плечи турецкой шалью, пошла из дому, ногой отворяя двери, прошла все комнаты, коридор, спустилась
в сад и шла, как будто бронзовый монумент встал с пьедестала и двинулся, ни на кого и ни на что не
глядя.
Очень просто и случайно.
В конце прошлого лета, перед осенью, когда поспели яблоки и пришла пора собирать их, Вера сидела однажды вечером
в маленькой беседке из акаций, устроенной над забором, близ старого дома, и
глядела равнодушно
в поле, потом вдаль на Волгу, на горы. Вдруг она заметила, что
в нескольких шагах от нее,
в фруктовом
саду, ветви одной яблони нагибаются через забор.
«Не любит прямой дороги!..» — думал Райский,
глядя, как Марк прокрадывался через цветник, через
сад и скрылся
в чаще деревьев, у самого обрыва.
Она, не
глядя на него, своей рукой устранила его руки и, едва касаясь ногами травы, понеслась по лугу, не оглянулась назад и скрылась за деревьями
сада,
в аллее, ведущей к обрыву.
Он рассказал ей, как досталось ему пальто. Она слегка выслушала. Потом они молча обошли главные дорожки
сада: она —
глядя в землю, он — по сторонам. Но у него, против воли, обнаруживалось нетерпение. Ему все хотелось высказаться.
Он нарочно станет думать о своих петербургских связях, о приятелях, о художниках, об академии, о Беловодовой — переберет два-три случая
в памяти, два-три лица, а четвертое лицо выйдет — Вера. Возьмет бумагу, карандаш, сделает два-три штриха — выходит ее лоб, нос, губы. Хочет выглянуть из окна
в сад,
в поле, а
глядит на ее окно: «Поднимает ли белая ручка лиловую занавеску», как говорит справедливо Марк. И почем он знает? Как будто кто-нибудь подглядел да сказал ему!
Он сел опять на крылечко и, вдыхая
в себя наполнивший теплый воздух крепкий запах молодого березового листа, долго
глядел на темневший
сад и слушал мельницу, соловьев и еще какую-то птицу, однообразно свистевшую
в кусте у самого крыльца.
Все это раздражало Старцева. Садясь
в коляску и
глядя на темный дом и
сад, которые были ему так милы и дороги когда-то, он вспомнил все сразу — и романы Веры Иосифовны, и шумную игру Котика, и остроумие Ивана Петровича, и трагическую позу Павы, и подумал, что если самые талантливые люди во всем городе так бездарны, то каков же должен быть город.
Машинально ступил он
в сад: может быть, ему что померещилось, может, услыхал какой-нибудь звук, но,
глянув налево, увидал отворенное окно у барина, пустое уже окошко, никто уже из него не выглядывал.
«Приказывается тебе немедленно по получении сего розыскать: кто
в прошлую ночь,
в пьяном виде и с неприличными песнями, прошел по Аглицкому
саду, и гувернантку мадам Энжени француженку разбудил и обеспокоил? и чего сторожа
глядели, и кто сторожем
в саду сидел и таковые беспорядки допустил? О всем вышепрописанном приказывается тебе
в подробности разведать и немедленно конторе донести.
Они уходят до обеда
в сад, но
в праздничных костюмчиках им и порезвиться нельзя, потому что, того
гляди, упадешь и измараешь «хорошее» платье.
Аня(
глядит в свою дверь, нежно). Моя комната, мои окна, как будто я не уезжала. Я дома! Завтра утром встану, побегу
в сад… О, если бы я могла уснуть! Я не спала всю дорогу, томило меня беспокойство.
Любовь Андреевна(
глядит в окно на
сад). О, мое детство, чистота моя!
В этой детской я спала,
глядела отсюда на
сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О
сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни
в саду, с каждого листка, с каждого ствола не
глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…
И вспоминал, у кого
в городе есть подходящие невесты. Бабушка помалкивала, выпивая чашку за чашкой; я сидел у окна,
глядя, как рдеет над городом вечерняя заря и красно́ сверкают стекла
в окнах домов, — дедушка запретил мне гулять по двору и
саду за какую-то провинность.
Слепой смолкал на минуту, и опять
в гостиной стояла тишина, нарушаемая только шепотом листьев
в саду. Обаяние, овладевавшее слушателями и уносившее их далеко за эти скромные стены, разрушалось, и маленькая комната сдвигалась вокруг них, и ночь
глядела к ним
в темные окна, пока, собравшись с силами, музыкант не ударял вновь по клавишам.
Ночь
глядела в черные отверстия окон; кое-где из
сада заглядывали с любопытством зеленые группы листьев, освещенных светом лампы. Гости, подготовленные только что смолкшим смутным рокотом пианино, отчасти охваченные веянием странного вдохновения, витавшего над бледным лицом слепого, сидели
в молчаливом ожидании.
Если б я был поэт, да еще хороший поэт, я бы непременно описал вам, каков был
в этот вечер воздух и как хорошо было
в такое время сидеть на лавочке под высоким частоколом бахаревского
сада,
глядя на зеркальную поверхность тихой реки и запоздалых овец, с блеянием перебегавших по опустевшему мосту.
Я
глядел на нее — и, все-таки не понимая, отчего ей было тяжело, живо воображал себе, как она вдруг,
в припадке неудержимой печали, ушла
в сад — и упала на землю, как подкошенная.
Тогда я запирался у себя
в комнате или уходил на самый конец
сада, взбирался на уцелевшую развалину высокой каменной оранжереи и, свесив ноги со стены, выходившей на дорогу, сидел по часам и
глядел,
глядел, ничего не видя.
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел
в себя. По его спине, по рукам и ногам, под одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением
глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий фруктовый
сад за ними и на белый крошечный флигелек
в глубине
сада.
Теперь, когда у Ромашова оставалось больше свободы и уединения, все чаще и чаще приходили ему
в голову непривычные, странные и сложные мысли, вроде тех, которые так потрясли его месяц тому назад,
в день его ареста. Случалось это обыкновенно после службы,
в сумерки, когда он тихо бродил
в саду под густыми засыпающими деревьями и, одинокий, тоскующий, прислушивался к гудению вечерних жуков и
глядел на спокойное розовое темнеющее небо.
«Эге, — думаю себе, — да это, должно, не бог, а просто фейверок, как у нас
в публичном
саду пускали», — да опять как из другой трубки бабахну, а
гляжу, татары, кои тут старики остались, уже и повалились и ничком лежат кто где упал, да только ногами дрыгают…
— Только что я вздремнул, — говорил он, — вдруг слышу: «Караул, караул, режут!..» Мне показалось, что это было
в саду, засветил свечку и пошел сюда;
гляжу: Настенька идет с балкона… я ее окрикнул… она вдруг хлоп на диван.
В саду,
в роще она выбирала для прогулки темную, густую аллею и равнодушно
глядела на смеющийся пейзаж.
Он был одинаково любезен и с матерью и с дочерью, не искал случая говорить с одной Наденькой, не бежал за нею
в сад,
глядел на нее точно так же, как и на мать.
Эта выдумка Рамзаева очень понравилась всем дамам: они дружно захлопали
в ладоши, и одна только Миропа Дмитриевна пальцем не пошевелила: она все время
глядела на сидевшую
в катере молодую аптекаршу, которая вовсе не показалась ей такой выдрой, как об ней говорили
в обществе, а, напротив, Миропа Дмитриевна нашла ее очень интересною, так что подозрение насчет Аггея Никитича снова
в ней воскресло, и она решилась наблюдать за ними; но Аггей Никитич сам тоже был не промах
в этом случае, и когда подъехали к
саду, то он…
Тот же самый красивый помощник, на которого пани Вибель пристально
глядела, когда он приготовлял для Аггея Никитича папье-фаяр
в первое посещение того аптеки, вдруг вздумал каждое послеобеда тоже выходить
в сад и собирать с помощью аптекарского ученика разные лекарственные растения, обильно насаженные предусмотрительным Вибелем
в своем собственном
саду, и, собирая эти растения, помощник по преимуществу старался быть около беседки, так что моим влюбленным почти слова откровенного нельзя было произнесть друг с другом.
Она посидела немного
в городском
саду, равнодушно
глядя на его газоны, пальмы и подрезанные кусты, равнодушно слушая музыку, игравшую
в ротонде. Потом она вернулась на пароход.
Зимняя ночь тянулась долго-долго, и черные окна пустой дачи угрюмо
глядели на обледеневший неподвижный
сад. Иногда
в них как будто вспыхивал голубоватый огонек: то отражалась на стекле упавшая звезда, или остророгий месяц посылал свой робкий луч.
Снова пришли незнакомые люди, и заскрипели возы, и застонали под тяжелыми шагами половицы, но меньше было говора и совсем не слышно было смеха. Напуганная чужими людьми, смутно предчувствуя беду, Кусака убежала на край
сада и оттуда, сквозь поредевшие кусты, неотступно
глядела на видимый ей уголок террасы и на сновавшие по нем фигуры
в красных рубахах.
— Бывало, выйдет она
в сад, вся белая да пышная,
гляжу я на нее с крыши, и — на что мне солнышко, и — зачем белый свет? Так бы голубем под ноги ей и слетел! Просто — цветок лазоревый
в сметане! Да с этакой бы госпожой хоть на всю жизнь — ночь!
Он пошел
в сад, сел на скамеечку над прудом, — здесь еще он никогда не сиживал, — и тупо уставился на затянутую зеленую воду. Володин сел рядом с ним, разделял его грусть и бараньими глазами
глядел на тот же пруд.
«Экой ты какой!» — упрекнул его Кожемякин, подходя к окну и
глядя в синий сумрак
сада.