Неточные совпадения
Иногда,
глядя с крыльца
на двор и
на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез
пруд выстроить каменный мост,
на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
Между тем уж он переехал
на дачу и дня три пускался все один по кочкам, через болото, в лес или уходил в деревню и праздно сидел у крестьянских ворот,
глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся в
пруде.
В отдаленье темнеют леса, сверкают
пруды, желтеют деревни; жаворонки сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат
на глыбочках; грачи
на дороге останавливаются,
глядят на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув раза два, тяжко отлетают в сторону;
на горе, за оврагом, мужик пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит
на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Лаврецкий
глядел на ее чистый, несколько строгий профиль,
на закинутые за уши волосы,
на нежные щеки, которые загорели у ней, как у ребенка, и думал: «О, как мило стоишь ты над моим
прудом!» Лиза не оборачивалась к нему, а смотрела
на воду и не то щурилась, не то улыбалась.
Новенькая избушка с белыми ставнями и шатровыми воротами
глядела так весело
на улицу, а задами, то есть огородом, выходила к
пруду.
Глядя на эту картину, Александр начал постигать поэзию серенького неба, сломанного забора, калитки, грязного
пруда и трепака. […серенького неба, сломанного забора — ср. у Пушкина:]
Он пошел в сад, сел
на скамеечку над
прудом, — здесь еще он никогда не сиживал, — и тупо уставился
на затянутую зеленую воду. Володин сел рядом с ним, разделял его грусть и бараньими глазами
глядел на тот же
пруд.
Арефа отыскал постоялый, отдохнул, а утром пошел
на господский двор, чтобы объявиться Гарусову. Двор стоял
на берегу
пруда и был обнесен высоким тыном, как острог. У ворот стояли заводские пристава и пускали во двор по допросу: кто, откуда, зачем? У деревянного крыльца толпилась кучка рабочих, ожидавших выхода самого, и Арефа примкнул к ним. Скоро показался и сам… Арефа, как
глянул, так и обомлел: это был ехавший с ним вершник.
Когда надоедало ходить, я останавливался в кабинете у окна и,
глядя через свой широкий двор, через
пруд и голый молодой березняк, и через большое поле, покрытое недавно выпавшим, тающим снегом, я видел
на горизонте
на холме кучу бурых изб, от которых по белому полю спускалась вниз неправильной полосой черная грязная дорога.
Из рощи и усадьбы Колтовича сильно потянуло ландышами и медовыми травами. Петр Михайлыч ехал: по берегу
пруда и печально
глядел на воду и, вспоминая свою жизнь, убеждался, что до сих пор говорил он и делал не то, что думал, и люди платили ему тем же, и оттого вся жизнь представлялась ему теперь такою же темной, как эта вода, в которой отражалось ночное небо и перепутались водоросли. И казалось ему, что этого нельзя поправить.
Помню чувство, с которым я, лежа,
гляжу сквозь красные колючие стволы шиповника
на черную, засохшую крупинками землю и
на просвечивающее ярко-голубое зеркало
пруда.
«Милостивый государь…» — думал он, садясь у открытого окна и
глядя на уток с утятами, которые, покачиваясь и спотыкаясь, спешили по дороге, должно быть, к
пруду; один утенок подобрал
на дороге какую-то кишку, подавился и поднял тревожный писк; другой подбежал к нему, вытащил у него изо рта кишку и тоже подавился…
Его нельзя было принять ни за студента, ни за торгового человека, ни тем паче за рабочего, а
глядя на миловидное лицо и детские, ласковые глаза, не хотелось думать, что это один из тех праздношатаев-пройдох, которыми во всех общежительных пустынях, где кормят и дают ночлег, хоть
пруд пруди и которые выдают себя за семинаристов, исключенных за правду, или за бывших певчих, потерявших голос…
Последней так понравилось Баратово, что мысль ехать в свою деревню, в старый, покосившийся от времени дом, с большими, мрачными комнатами, со стен которых
глядели на нее не менее мрачные лица, хотя и знаменитых, но очень скучных предков, сжимала ее сердце какой-то ноющей тоской, и она со вздохом вспоминала роскошно убранные, полные света и простора комнаты баратовского дома, великолепный парк княжеского подмосковного имения, с его резными мостиками и прозрачными, как кристалл, каскадами, зеркальными
прудами и ветлой, лентой реки, и сопоставляла эту картину с картиной их вотчины, а это сравнение невольно делало еще мрачнее и угрюмее заросший громадный сад их родового имения, с покрытым зеленью
прудом и камышами рекой.
«Мясо, тело, chair à canon!» [Мясо для пушек!] думал он,
глядя и
на свое голое тело, и вздрагивал не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном
пруде.