Неточные совпадения
Мать слушала невнятные вопросы старичка, — он спрашивал, не
глядя на подсудимых, и голова его лежала
на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие ответы сына. Ей казалось, что старший
судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица
судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды в своей груди.
Судьи тоже стояли: волостной — наклонив голову
на плечо и
глядя в потолок, голова — скрестив
на груди руки, предводитель дворянства — поглаживая бороду.
Речь прокурора порвалась как-то неожиданно — он сделал несколько быстрых, мелких стежков, поклонился
судьям и сел, потирая руки. Предводитель дворянства закивал ему головой, выкатывая свои глаза, городской голова протянул руку, а старшина
глядел на свой живот и улыбался.
Глядя на эти группы, невольно подумаешь, отчего бы им не сойтись в этой деревянной
на валу беседке и не затеять тут же танцев, — кстати же через город проезжает жид с цимбалами, — и этого, я уверен, очень хочется сыну
судьи, семиклассному гимназисту, и пятнадцатилетней дочери непременного члена, которые две недели без памяти влюблены друг в друга и не имеют возможности сказать двух слов между собою.
В обхождении он кроток и как-то задумчиво-сдержан;
на исправника
глядит благосклонно, как будто говорит: «Это еще при мне началось!», с мировым
судьей холодно-учтив, как будто говорит: «По этому предмету я осмелился подать такой-то совет!» В одежде своей он не придерживается никаких формальностей и предпочитает белый цвет всякому другому, потому что это цвет угнетенной невинности.
Лебедев. Нет, ты не ей, а мне объясни, да так объясни, чтобы я понял! Ах, Николай Алексеевич! Бог тебе
судья! Столько ты напустил туману в нашу жизнь, что я точно в кунсткамере живу:
гляжу и ничего не понимаю… Просто наказание… Ну, что мне прикажешь, старику, с тобою делать?
На дуэль тебя вызвать, что ли?
Вот он вскакивает
на кровать — тяжело и мягко, — оборачивается и сидит не мурлыча, словно
судья какой; сидит и
глядит на меня своими золотыми зрачками.
Покойный
судья миргородский всегда любовался,
глядя на дом Ивана Ивановича.
Зрителями первой пиесы были: Рымов, Рагузов, Дарья Ивановна с Мишелем и Юлий Карлыч с
судьей; последний был, заметно, в состоянии полного ожесточения и
глядел совершенным медведем
на всех и
на все.
Настя
глядела непразднично… Исстрадалась она от гнета душевного… И узнала б, что замыслил отец, не больно б тому возрадовалась… Жалок ей стал трусливый Алексей!.. И то приходило
на ум: «Уж как загорелись глаза у него, как зачал он сказывать про ветлужское золото… Корыстен!.. Не мою, видно, красоту девичью, а мое приданое возлюбил погубитель!.. Нет, парень, постой, погоди!.. Сумею справиться. Не хвалиться тебе моей глупостью!.. Ах, Фленушка, Фленушка!.. Бог тебе
судья!..»
Ефремов тогда обратился к
судье и,
глядя на него, словно бы
на старшего офицера или
на капитана, начал...
На другой день его повели в суд. В помещении суда, где он уже бывал несколько раз, его не стали допрашивать. Но один из
судей, не
глядя на него, встал с своего кресла, встали и другие, и, держа в руках бумагу, стал читать громким, ненатурально невыразительным голосом.
Судьи присаживаются и тотчас же встают, и председатель, не
глядя на подсудимого, ровным, спокойным голосом объявляет решение суда: подсудимый, тот человек, который три года страдал из-за того, чтобы не признавать себя солдатом, во-первых, лишается военного звания и каких-то прав состояния и преимуществ и присуждается к арестантским ротам
на 4 года.