Неточные совпадения
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем
на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Похуже твоего!
Мне
старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
А младший зять все нож берет,
Того
гляди убьет, убьет!..
Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не
глядя на нее, спросил у
старшей девочки, где та бумага, которую он дал им.
Учились бы,
на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то
на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам...
А ведь стоило только найтись человеку, — думал Нехлюдов,
глядя на болезненное, запуганное лицо мальчика, — который пожалел бы его, когда его еще от нужды отдавали из деревни в город, и помочь этой нужде; или даже когда он уж был в городе и после 12 часов работы
на фабрике шел с увлекшими его
старшими товарищами в трактир, если бы тогда нашелся человек, который сказал бы: «не ходи, Ваня, нехорошо», — мальчик не пошел бы, не заболтался и ничего бы не сделал дурного.
Ноги он ставил так, как будто они у него вовсе не сгибались в коленях, руки скруглил, так что они казались двумя калачами, голову вздернул кверху и
глядел на нас с величайшим презрением через плечо, очевидно, гордясь недавно надетым новым костюмом и, может быть, подражая манерам кого-нибудь из
старшей ливрейной дворни.
Некоторые из
старших были даже почтительно влюблены, и из ученической квартиры, заглядывавшей вторым этажом из-за ограды в гимназический двор, порой
глядели на лабораторию в бинокли.
Студенты, смеясь и толкаясь, обступили Ярченко, схватили его под руки, обхватили за талию. Всех их одинаково тянуло к женщинам, но ни у кого, кроме Лихонина, не хватало смелости взять
на себя почин. Но теперь все это сложное, неприятное и лицемерное дело счастливо свелось к простой, легкой шутке над
старшим товарищем. Ярченко и упирался, и сердился, и смеялся, стараясь вырваться. Но в это время к возившимся студентам подошел рослый черноусый городовой, который уже давно
глядел на них зорко и неприязненно.
«Я-ста, говорит, хощу — тебя обогащу, а хощу — и по миру пущу!», — а
глядишь, как концы-то с концами придется сводить, младший-то пайщик и оплел
старшего тысяч
на пять,
на десять, и что у нас тяжбы из-за того, — числа несть!
Мать слушала невнятные вопросы старичка, — он спрашивал, не
глядя на подсудимых, и голова его лежала
на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие ответы сына. Ей казалось, что
старший судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды в своей груди.
Дети между тем здоровеют
на чистом воздухе;
старший сынок уж учиться начал — того
гляди, и вплотную придется заняться им.
— Это скверно, Володя! Ну что бы ты сделал, ежели бы меня не встретил? — сказал строго, не
глядя на брата,
старший.
Вообще батарейный командир казался нынче вовсе не таким суровым, как вчера; напротив, он имел вид доброго, гостеприимного хозяина и
старшего товарища. Но несмотря
на то все офицеры, от старого капитана до спорщика Дяденки, по одному тому, как они говорили, учтиво
глядя в глаза командиру, и как робко подходили друг за другом пить водку, придерживаясь стенки, показывали к нему большое уважение.
— Какой ты смешной! — сказал
старший брат, доставая папиросницу и не
глядя на него. — Жалко только, что мы не вместе будем.
— Я тебя понимаю, — задумчиво сказала
старшая сестра, — но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой… Я скучаю,
глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.
— Да, — начал он, — в наше время молодые люди были иначе воспитаны. Молодые люди не позволяли себе манкировать
старшим. (Он произнес: ман в нос, по-французски.) А теперь я только
гляжу и удивляюсь. Может быть, не прав я, а они правы; может быть. Но все же у меня есть свой взгляд
на вещи: не олухом же я родился. Как вы об этом думаете, Увар Иванович?
— Да другого-то делать нечего, — продолжал Лесута, — в Москву теперь не проедешь. Вокруг ее идет такая каша, что упаси господи! и Трубецкой, и Пожарский, и Заруцкий, и проклятые шиши, — и, словом, весь русский сброд, ни дать ни взять, как саранча, загатил все дороги около Москвы. Я слышал, что и Гонсевский перебрался в стан к гетману Хоткевичу, а в Москве остался
старшим пан Струся. О-ох, Юрий Дмитрич! плохие времена, отец мой! Того и
гляди, придется пенять отцу и матери, зачем
на свет родили!
Лида, по-прежнему суровая, молчала,
глядя на стол, и только шевелила губами; а
старшая, Саша, смотрела ей в лицо и мучилась.
— Посмотрите, — шепнула
старшая, — он
на нас
глядит. — Бедняжка! не смеет подойти. О! да эта сантиментальная Полина преревнивая!
И внезапно, со знакомым страхом, Артамонов
старший почувствовал, что снова идёт по краю глубокого оврага, куда в следующую минуту может упасть. Он ускорил шаг, протянул руки вперёд, щупая пальцами водянистую пыль ночной тьмы, неотрывно
глядя вдаль,
на жирное пятно фонаря.
Старшая дочь Елена, широколицая, широкобёдрая баба, избалованная богатством и пьяницей мужем, была совершенно чужим человеком; она изредка приезжала навестить родителей, пышно одетая, со множеством колец
на пальцах. Позванивая золотыми цепочками, брелоками,
глядя сытыми глазами в золотой лорнет, она говорила усталым голосом...
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как умирает монах. С трудом, сопя, Артамонов
старший влезал
на чердак и садился у постели монаха, уставив
на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая,
глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Младший, Степан, пошел по торговой части и помогал отцу, но настоящей помощи от него не ждали, так как он был слаб здоровьем и глух; его жена Аксинья, красивая, стройная женщина, ходившая в праздники в шляпке и с зонтиком, рано вставала, поздно ложилась и весь день бегала, подобрав свои юбки и гремя ключами, то в амбар, то в погреб, то в лавку, и старик Цыбукин
глядел на нее весело, глаза у него загорались, и в это время он жалел, что
на ней женат не
старший сын, а младший, глухой, который, очевидно, мало смыслил в женской красоте.
Смотрели бы, как делали отцы,
Учились бы,
на старших глядя...
Вот то-то, все вы гордецы:
Смотрели бы, как делали отцы,
Учились бы,
на старших глядя...
Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого — и кто бы ни были деятели, около какого бы человеческого дела — будет ли то новая идея, шаг в науке, в политике, в войне — ни группировались люди, им никуда не уйти от двух главных мотивов борьбы: от совета «учиться,
на старших глядя», с одной стороны, и от жажды стремиться от рутины к «свободной жизни» вперед и вперед — с другой.
Там она увидала
старшую дочь Марьи, Мотьку, которая стояла неподвижно
на громадном камне и
глядела на церковь. Марья рожала тринадцать раз, но осталось у нее только шестеро, и все — девочки, ни одного мальчика, и
старшей было восемь лет. Мотька, босая, в длинной рубахе, стояла
на припеке, солнце жгло ей прямо в темя, но она не замечала этого и точно окаменела. Саша стала с нею рядом и сказала,
глядя на церковь...
— Ну, и заиндевел же ты, дядя, — сказал
старший брат,
глядя на запушенное снегом лицо, глаза и бороду Никиты.
Он, как Рислер-старший в романе Альфонса Доде, сияя и потирая от удовольствия руки,
глядел на свою молодую жену и от избытка чувств не мог удержаться, чтобы не задавать вопрос за вопросом...
Он был
на кубрике, в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался в трюм и нюхал там трюмную воду, заглянул в подшкиперскую, в крюйт-камеру, в лазарет, где не было ни одного больного, в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя слова, ни к кому не обращаясь с вопросом, водил пальцем в белоснежной перчатке по частям машины и
глядел потом
на перчатку, возбуждая трепет и в
старшем офицере и
старшем механике.
Но Игнатий Николаевич так добродушно
глядит своими большими голубыми глазами
на старшего штурмана, что тот невольно смягчается и скороговоркой говорит...
Ефремов тогда обратился к судье и,
глядя на него, словно бы
на старшего офицера или
на капитана, начал...
Адмирал не отрывал глаз от бинокля, направленного
на катер, и нервно вздергивал и быстро двигал плечами. Положение катера беспокоило его. Ветер крепчал; того и
гляди, при малейшей оплошности при повороте катер может перевернуться. Такие же мысли пробежали в голове капитана, и он приказал
старшему офицеру посадить вельботных
на вельбот и немедленно идти к катеру, если что-нибудь случится.
Вышло так, что, обойдя
старших, в одну и ту же минуту Петр Степаныч поднес стакан Дуне Смолокуровой, а Дмитрий Петрович — Наталье Зиновьевне. Палючими глазами
глядят оба
на красавиц.
Девочки,
глядя на братишку, тоже прыгали, хохотали и лепетали о пряниках, хоть вкусу в них никогда и не знавали.
Старшие дети, услыхав о пряниках, тоже стали друг
на дружку веселенько поглядывать и посмеиваться… Даже дикий Максимушка перестал реветь и поднял из-под грязных тряпок белокурую свою головку… Пряники! Да это такое счастье нищим, голодным детям, какого они и во сне не видывали…
Старшие и средние танцевали под звуки пианино, за которым сидела Елена Дмитриевна. Худенькие руки горбуньи искусно и быстро бегали по клавишам, и,
глядя на эти искусно бегающие пальцы, с разинутым ртом и выпученными глазами жалась Дуня к стоявшей тут же подле нее Дорушке.
В глазах Кисочки светились искренняя радость и доброжелательство. Она любовалась мной, как
старшая сестра или бывшая учительница. А я
глядел на ее милое лицо и думал: „Хорошо бы сегодня сойтись с ней!“
Глядя на свою любимицу, весь
старший класс не мог удержаться от слез.
— Товарищи! Между нами нет ни
старших, ни младших! Я, например, губернский секретарь, не чувствую ни малейшего поползновения показывать свою власть над сидящими здесь коллежскими регистраторами, и в то же время, надеюсь, здесь сидящие титулярные и надворные не
глядят на меня, как
на какую-нибудь чепуху. Позвольте же мне… Ммм… Нет, позвольте… Поглядите вокруг! Что мы видим?
Так они и не справились до появления Кузьмичева, что случилось часа через полтора, когда красная полоса заката совсем побледнела и пошел девятый час. Сорвать пароход с места паром не удалось помощнику и
старшему судорабочему, а завозить якорь принимались они до двух раз так же неудачно.
На все это
глядел Теркин и повторял при себя: «Помощника этого я к себе не возьму ни под каким видом, да и Андрей-то Фомич слишком уж с прохладцей капитанствует».
Когда шаги генерала затихли, Андрей Хрисанфыч осмотрел полученную почту и нашел одно письмо
на свое имя. Он распечатал, прочел несколько строк, потом, не спеша,
глядя в газету, пошел к себе в свою комнату, которая была тут же внизу, в конце коридора. Жена его Ефимья сидела
на кровати и кормила ребенка; другой ребенок, самый
старший, стоял возле, положив кудрявую голову ей
на колени, третий спал
на кровати.
Представьте вы себе такую картину. Хмурое петербургское утро
глядит в эти тусклые окна. Около печки старуха поит детей чаем. Только
старший внук Вася пьет из стакана, а остальным чай наливается прямо в блюдечки. Перед печкой сидит
на корточках Егорыч и сует железку в огонь. От вчерашнего пьянства у него тяжела голова и мутны глаза; он крякает, дрожит и кашляет.
— Ну, и испугали же вы нас, барчук, — говорил сердитым голосом приказчик. — Барин весь дом вверх дном поставили, вас искавши. А барышня так беспокоились, что ей даже нехорошо сделалось, и в постельку уложить пришлось. Как
старшие барчата пришли одни к ужину и сказали, что вы потерялись в лесу, так они как заплачут, так-то горько да жалобно. Даже и меня,
глядя на них, слеза прошибла.
— Что же вы не похвалите моих девочек? — говорила Татьяна,
глядя с любовью
на своих двух девочек, здоровых, сытых, похожих
на булки, и накладывая им полные тарелки рису. — Вы только вглядитесь в них! Говорят, что все матери хвалят своих детей, но, уверяю вас, я беспристрастна, мои девочки необыкновенные. Особенно
старшая.
Три дочери было у короля Артура, три стройные, красивые и добрые принцессы. Но лучше всех была
старшая, веселая да радостная такая: очи звездочки небесные — так и искрятся, улыбка с уст не сходит, серебряный смех то и дело тишину и великолепие огромного дворца оживляет. И всем-то,
глядя на веселую принцессу, весело становится. А Мира-королевна так и звенит своим колокольчиком-смехом, так и сияет звездочками-очами.
Окликнутый офицер официально встал перед
старшим его чином, ни одна черта
на его лице не дрогнула, он только слегка приподнял голову и,
глянув на адъютанта, упорно и презрительно смерил его с головы до пят.
Вынул
старший сивый король батист-платок, отвернулся, утер нос, — затрубил протяжно, — спешить некуда.
Глянул на шашечную доску, нахмурился.
Один, постарше, шел быстрыми шагами; другой, маленький, без шапки, держась за
старшего и испуганно
глядя на колесницу, короткими ножонками с трудом, спотыкаясь, поспевал за
старшим.
— Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? — сказала графиня, тихо улыбаясь,
глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая
на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. — Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что̀ бы они делали потихоньку (графиня разумела, они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее, но, право, это, кажется, лучше. Я
старшую держала строго.
Встреча его с детьми была перед вечером. Обе девочки, в ветчайших рубищах, сидели
на пыльной завалинке:
старшая играла, подкидывая ручонками крошечные камешки, а младшая — томилась, лениво
глядя глазенками за сестриными руками.