Неточные совпадения
Но глуповцы не внимали обличителям и с дерзостью
говорили:"Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим — тот же хлеб будет!"И Дю-Шарио не только не возбранял подобных
ответов, но даже видел
в них возникновение какого-то духа исследования.
«Но высказать что же? какое решение?»
говорил он себе
в гостиной и не находил
ответа.
Не слыша
ответа, Печорин сделал несколько шагов к двери; он дрожал — и сказать ли вам? я думаю, он
в состоянии был исполнить
в самом деле то, о чем
говорил шутя.
К нему спокойно можно подойти и ухватить его за ногу,
в ответ на что он только топырится или корячится, как
говорит народ.
Долго еще находился Гриша
в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то
говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же
ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
И слышал только
в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен
в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирмоном, что Пидсышкова голова посолена
в бочке и отправлена
в самый Царьград. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво
говорил: «Добрые были козаки!»
Раскольников,
говоря это, хоть и смотрел на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был
в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго ни с кем не
говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения
в виде вопросов и
ответов.] стал его верой и законом.
— Вы все лжете, — проговорил он медленно и слабо, с искривившимися
в болезненную улыбку губами, — вы мне опять хотите показать, что всю игру мою знаете, все
ответы мои заранее знаете, —
говорил он, сам почти чувствуя, что уже не взвешивает как должно слов, — запугать меня хотите… или просто смеетесь надо мной…
Потом он думал еще о многом мелочном, — думал для того, чтоб не искать
ответа на вопрос: что мешает ему жить так, как живут эти люди? Что-то мешало, и он чувствовал, что мешает не только боязнь потерять себя среди людей,
в ничтожестве которых он не сомневался. Подумал о Никоновой: вот с кем он хотел бы
говорить! Она обидела его нелепым своим подозрением, но он уже простил ей это, так же, как простил и то, что она служила жандармам.
— Так и умрешь, не выговорив это слово, — продолжал он, вздохнув. — Одолеваю я вас болтовней моей? — спросил он, но
ответа не стал ждать. — Стар, а
в старости разговор — единственное нам утешение,
говоришь, как будто встряхиваешь
в душе пыль пережитого. Да и редко удается искренно поболтать, невнимательные мы друг друга слушатели…
Ел Тагильский не торопясь, и насыщение не мешало ему
говорить. Глядя
в тарелку, ловко обнажая вилкой и ножом кости цыпленка, он спросил: известен ли Самгину размер состояния Марины? И на отрицательный
ответ сообщил: деньгами и
в стойких акциях около четырехсот тысяч, землею на Урале и за Волгой
в Нижегородской губернии, вероятно, вдвое больше.
У нее дрожали брови, когда она
говорила, — она величественно кивала головой
в ответ на почтительные поклоны ей.
— Идем, старик, —
говорят они, смело заглянув
в лицо, и, не ожидая
ответа, проходят мимо.
О себе он наговорил чепухи, а на вопрос о революции строго ответил, что об этом не
говорят с женщиной
в постели, и ему показалось, что
ответ этот еще выше поднял его
в глазах Бланш.
Лютов,
в ответ на его улыбки, тоже обязательно и натужно кривил рот, но
говорил с ним кратко и сухо.
— Не люблю
говорить о себе, — сказала она довольно твердо
в ответ на его догадку...
Слово было жестоко; оно глубоко уязвило Обломова: внутри оно будто обожгло его, снаружи повеяло на него холодом. Он
в ответ улыбнулся как-то жалко, болезненно-стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой. Он сидел с этой улыбкой бессилия, ослабевший от волнения и обиды; потухший взгляд его ясно
говорил: «Да, я скуден, жалок, нищ… бейте, бейте меня!..»
— Отцы и деды не глупее нас были, —
говорил он
в ответ на какие-нибудь вредные, по его мнению, советы, — да прожили же век счастливо; проживем и мы; даст Бог, сыты будем.
— Да, да, —
в радостном трепете
говорил он, — и
ответом будет взгляд стыдливого согласия… Она не скажет ни слова, она вспыхнет, улыбнется до дна души, потом взгляд ее наполнится слезами…
— Не может быть, —
говорил Обломов, — он даже и
ответ исправника передает
в письме — так натурально…
— Несчастный, что я наделал! —
говорил он, переваливаясь на диван лицом к подушке. — Свадьба! Этот поэтический миг
в жизни любящихся, венец счастья — о нем заговорили лакеи, кучера, когда еще ничего не решено, когда
ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не найдена…
— Что ж, одному все взять на себя? Экой ты какой ловкий! Нет, я знать ничего не знаю, —
говорил он, — а меня просила сестра, по женскому незнанию дела, заявить письмо у маклера — вот и все. Ты и Затертый были свидетелями, вы и
в ответе!
Тушин напросился ехать с ним, «проводить его», как
говорил он, а
в самом деле узнать, зачем вызвала Татьяна Марковна Райского: не случилось ли чего-нибудь нового с Верой и не нужен ли он ей опять? Он с тревогой припоминал свидание свое с Волоховым и то, как тот невольно и неохотно дал
ответ, что уедет.
Товарищи, и между прочим Райский, старались расшевелить его самолюбие,
говорили о творческой, производительной деятельности и о профессорской кафедре. Это, конечно, был маршальский жезл, венец его желаний. Но он глубоко вздыхал
в ответ на эти мечты.
— Боюсь, не выдержу, —
говорил он
в ответ, — воображение опять запросит идеалов, а нервы новых ощущений, и скука съест меня заживо! Какие цели у художника? Творчество — вот его жизнь!.. Прощайте! скоро уеду, — заканчивал он обыкновенно свою речь, и еще больше печалил обеих, и сам чувствовал горе, а за горем грядущую пустоту и скуку.
— Чего, чего! — повторил он, — во-первых, я люблю вас и требую
ответа полного… А потом верьте мне и слушайтесь! Разве во мне меньше пыла и страсти, нежели
в вашем Райском, с его поэзией? Только я не умею
говорить о ней поэтически, да и не надо. Страсть не разговорчива… А вы не верите, не слушаетесь!..
— Видите, как я даже не умею
говорить с вами. Мне кажется, если б вы меня могли меньше любить, то я бы вас тогда полюбила, — опять робко улыбнулась она. Самая полная искренность сверкнула
в ее
ответе, и неужели она не могла понять, что
ответ ее есть самая окончательная формула их отношений, все объясняющая и разрешающая. О, как он должен был понять это! Но он смотрел на нее и странно улыбался.
А люди-то на нее удивляются: «Уж и как же это можно, чтоб от такого счастья отказываться!» И вот чем же он ее
в конце покорил: «Все же он,
говорит, самоубивец, и не младенец, а уже отрок, и по летам ко святому причастью его уже прямо допустить нельзя было, а стало быть, все же он хотя бы некий
ответ должен дать.
Но вдруг на него находило — и он вдруг начинал сомневаться
в бытии Божием и
говорил удивительные вещи, явно вызывая меня на
ответ.
С самых низших классов гимназии, чуть кто-нибудь из товарищей опережал меня или
в науках, или
в острых
ответах, или
в физической силе, я тотчас же переставал с ним водиться и
говорить.
Я был совершенно побежден; я видел несомненное прямодушие, которого
в высшей степени не ожидал. Да и ничего подобного я не ожидал. Я что-то пробормотал
в ответ и прямо протянул ему мои обе руки; он с радостью потряс их
в своих руках. Затем отвел князя и минут с пять
говорил с ним
в его спальне.
Место видели:
говорят, хорошо. С К. Н. Посьетом ездили:
В. А. Римский-Корсаков, И.
В. Фуругельм и К. И. Лосев. Место отведено на левом мысу, при выходе из пролива на внутренний рейд. Сегодня
говорили баниосам, что надо фрегату подтянуться к берегу, чтоб недалеко было ездить туда. Опять затруднения, совещания и наконец всегдашний
ответ: «Спросим губернатора».
Мы спрашиваем об этом здесь у японцев, затем и пришли, да вот не можем добиться
ответа. Чиновники
говорят, что надо спросить у губернатора, губернатор пошлет
в Едо, к сиогуну, а тот пошлет
в Миако, к микадо, сыну неба: сами решите, когда мы дождемся
ответа!
Все были
в восторге, когда мы объявили, что покидаем Нагасаки; только Кичибе был ни скучнее, ни веселее других. Он переводил вопросы и
ответы, сам ничего не спрашивая и не интересуясь ничем. Он как-то сказал на вопрос Посьета, почему он не учится английскому языку, что жалеет, зачем выучился и по-голландски. «Отчего?» — «Я люблю, —
говорит, — ничего не делать, лежать на боку».
Адмирал приказал написать губернатору, что мы подождем
ответа из Едо на письмо из России, которое, как они сами
говорят, разошлось
в пути с известием о смерти сиогуна.
Губернатор
говорил, что «японскому глазу больно видеть чужие суда
в других портах Японии, кроме Нагасаки; что
ответа мы тем не ускорим, когда пойдем сами», и т. п.
Мне все слышится
ответ французского епископа, когда
говорили в Маниле, что Япония скоро откроется: «coups des canons, messieurs, coups des canons», — заметил он.
Он был африканец, то есть родился
в Африке от голландских родителей,
говорил по-голландски и по-английски и не затруднялся
ответом.
21-го приехали Ойе-Саброски с Кичибе и Эйноске. Последний решительно отказался от книг, которые предлагали ему и адмирал, и я: боится. Гокейнсы сказали, что желали бы
говорить с полномочным. Их повели
в каюту. Они объявили, что наконец получен
ответ из Едо! Grande nouvelle! Мы обрадовались. «Что такое? как?
в чем дело?» — посыпались вопросы. Мы с нетерпением ожидали, что позовут нас
в Едо или скажут то, другое…
— Да как же, — сказал он. — Мы не поставили
в ответе: «виновна, но без намерения лишить жизни». Мне сейчас секретарь
говорил, — прокурор подводит ее под 15 лет каторги.
То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме,
в этот раз упустил сказать то, что он всегда
говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не был
в комнате, он выходил
в то время, как старшина перечел вопросы и
ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
Стал я тогда, еще
в офицерском мундире, после поединка моего,
говорить про слуг
в обществе, и все-то, помню, на меня дивились: «Что же нам,
говорят, посадить слугу на диван да ему чай подносить?» А я тогда им
в ответ: «Почему же и не так, хотя бы только иногда».
На этом прокурор прекратил расспросы.
Ответы Алеши произвели было на публику самое разочаровывающее впечатление. О Смердякове у нас уже поговаривали еще до суда, кто-то что-то слышал, кто-то на что-то указывал,
говорили про Алешу, что он накопил какие-то чрезвычайные доказательства
в пользу брата и
в виновности лакея, и вот — ничего, никаких доказательств, кроме каких-то нравственных убеждений, столь естественных
в его качестве родного брата подсудимого.
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор.
В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу
говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
Словом, Сторешников с каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна,
в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела и обдумывала, как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он мог
говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за
ответом завтра поутру.
— Прекрасно. Приходит ко мне знакомый и
говорит, что
в два часа будет у меня другой знакомый; а я
в час ухожу по делам; я могу попросить тебя передать этому знакомому, который зайдет
в два часа,
ответ, какой ему нужен, — могу я просить тебя об этом, если ты думаешь оставаться дома?
Показывал ли гостю свои владения,
в ответ на похвалы его хозяйственным распоряжениям: «Да-с! —
говорил он с лукавой усмешкою, — у меня не то, что у соседа Григорья Ивановича.
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я
говорил ему о моей любви и, предвидя его
ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли
в положение несчастной девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
— Я два раза, —
говорил он, — писал на родину
в Могилевскую губернию, да
ответа не было, видно, из моих никого больше нет; так оно как-то и жутко на родину прийти, побудешь-побудешь, да, как окаянный какой, и пойдешь куда глаза глядят, Христа ради просить.
— Тяжко мне… видения вижу! Намеднись встал я ночью с ларя, сел, ноги свесил… Смотрю, а вон
в том углу Смерть стоит. Череп — голый, ребра с боков выпятились… ровно шкилет. «За мной, что ли?» —
говорю… Молчит. Три раза я ее окликнул, и все без
ответа. Наконец не побоялся, пошел прямо к ней — смотрю, а ее уж нет. Только беспременно это онаприходила.