Неточные совпадения
— А я-то! — задумчиво
говорила она. — Я уж и забыла, как живут иначе. Когда ты на той неделе надулся и не был два дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе не жаль ее. Не отвечаю ma tante, не слышу, что она
говорит, ничего не делаю, никуда не хочу. А только ты пришел, вдруг совсем другая стала.
Кате подарила лиловое платье…
— Ничего. Вышла дорога, потом какая-то толпа, и везде блондин, везде… Я вся покраснела, когда она при
Кате вдруг сказала, что обо мне думает бубновый король. Когда она хотела
говорить, о ком я думаю, я смешала карты и убежала. Ты думаешь обо мне? — вдруг спросила она.
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то
Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует,
говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
Отец любил Катю, не давал ультравеликосветским гувернанткам слишком муштровать девушку: «это глупости»,
говорил он про всякие выправки талии, выправки манер и все тому подобное; а когда
Кате было 15 лет, он даже согласился с нею, что можно обойтись ей и без англичанки и без француженки.
— Ах, не отвлекайся, Алеша, пожалуйста;
говори, как ты рассказывал все
Кате!
Сначала мы едем по полю, потом по хвойному лесу, который виден из моего окна. Природа по-прежнему кажется мне прекрасною, хотя бес и шепчет мне, что все эти сосны и ели, птицы и белые облака на небе через три или четыре месяца, когда я умру, не заметят моего отсутствия.
Кате нравится править лошадью и приятно, что погода хороша и что я сижу рядом с нею. Она в духе и не
говорит резкостей.
Я не могла засыпать, вставала, садилась на постель к
Кате и
говорила ей, что я совершенно счастлива, чего, как теперь я вспоминаю, совсем не нужно было
говорить ей: она сама могла видеть это.
Весь этот вечер он мало
говорил со мною, но в каждом слове его к
Кате, к Соне, в каждом движении и взгляде его я видела любовь и не сомневалась в ней. Мне только досадно и жалко за него было, зачем он находит нужным еще таиться и притворяться холодным, когда все уже так ясно и когда так легко и просто можно бы было быть так невозможно счастливым. Но меня, как преступление, мучило то, что я спрыгнула к нему в сарай. Мне все казалось, что он перестанет уважать меня за это и сердит на меня.
Выступил Леонид. Его речь понравилась
Кате. Ругнул буржуев, империалистов и стал
говорить о новом строе, где будет счастье, и свобода, и красота, и прекрасные люди будут жить на прекрасной земле. И опять Катю поразило: волновали душу не слова его, а странно звучавшая в них музыка настроения и крепкой веры.
Кате нравилось, что Корсаков
говорит прямо, что думает, — не то, что Надежда Александровна или Вера. И когда говорилось так, без казенного самохвальства, с сознанием чудовищной огромности и трудности встающих задач, ей приемлемее становились их стремления.
Чухонец постучал трубкой об оконную раму и стал
говорить о своем брате-моряке. Климов уж более не слушал его и с тоской вспоминал о своей мягкой, удобной постели, о графине с холодной водой, о сестре
Кате, которая так умеет уложить, успокоить, подать воды. Он даже улыбнулся, когда в его воображении мелькнул денщик Павел, снимающий с барина тяжелые, душные сапоги и ставящий на столик воду. Ему казалось, что стоит только лечь в свою постель, выпить воды, и кошмар уступил бы свое место крепкому, здоровому сну.
— Я что же, я бы почла за долг выручить… Скоплено у меня на приданое
Кате десять тысяч рублей, я
говорила с ней, она согласна.
— Я не неволю тебя, душа моя, —
говорил он
Кате, — тебе ведь жить с мужем, так выбирай себе по сердцу. — Но Катя осталась на своем. Александр Иваныч пристально посмотрел на нее и сказал с необыкновенной твердостью: — Подождем!..