Неточные совпадения
— Я
очень много об нем думаю; но знаешь, мы теперь
об нем не будем
говорить.
Об нем сегодня не надо; ведь так?
— Ты
говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он
говорил об этом. — Она не хочет моей жертвы и сама жертвует, для нее, в ее положении,
очень многим, и я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
— Да что
об этом
говорить, довольно того, что
очень много.
Эти разговоры постоянны, но вовсе не часты. Коротки и
очень не часты. В самом деле, что
об этом
много и часто
говорить?
— Я, — сказал он, — пришел
поговорить с вами перед окончанием ваших показаний. Давнишняя связь моего покойного отца с вашим заставляет меня принимать в вас особенное участие. Вы молоды и можете еще сделать карьеру; для этого вам надобно выпутаться из дела… а это зависит, по счастию, от вас. Ваш отец
очень принял к сердцу ваш арест и живет теперь надеждой, что вас выпустят; мы с князем Сергием Михайловичем сейчас
говорили об этом и искренно готовы
многое сделать; дайте нам средства помочь.
Этот случай произвел у нас впечатление гораздо более сильное, чем покушение на царя. То была какая-то далекая отвлеченность в столице, а здесь событие в нашем собственном мире.
Очень много говорили и о жертве, и
об убийце. Бобрик представлялся или героем, или сумасшедшим. На суде он держал себя шутливо, перед казнью попросил позволения выкурить папиросу.
Многое мы не досказали,
об ином, напротив,
говорили очень длинно; но пусть простят нам читатели, имевшие терпение дочитать нашу статью.
Пархоменко все дергал носом, колупал пальцем глаз и
говорил о необходимости совершенно иных во всем порядков и разных противодействий консерваторам. Райнер
много рассказывал Женни о чужих краях, а в особенности
об Англии, в которой он долго жил и которую
очень хорошо знал.
Это объяснялось тем, что маркиза сделала визит Ольге Сергеевне и, встретясь здесь с Варварой Ивановной Богатыревой,
очень много говорила о себе, о людях, которых она знала, о преследованиях, которые терпела от правительства в течение всей своей жизни и, наконец,
об обществе, в котором она трудится на пользу просвещения народа.
Но наконец с Нелли сделалось дурно, и ее отнесли назад. Старик
очень испугался и досадовал, что ей дали так
много говорить. С ней был какой-то припадок, вроде обмирания. Этот припадок повторялся с ней уже несколько раз. Когда он кончился, Нелли настоятельно потребовала меня видеть. Ей надо было что-то сказать мне одному. Она так упрашивала
об этом, что в этот раз доктор сам настоял, чтоб исполнили ее желание, и все вышли из комнаты.
— Мне
об вас
очень много говорили министр внутренних дел и министр юстиции! — прибавил он к тому.
— Да. Батюшка
очень его полюбил. — Она задумчиво и печально улыбнулась. —
Говорит про него: сей магометанин ко Христу
много ближе, чем иные прихожане мои! Нет, вы подумайте, вдруг сказала она так, как будто давно и
много говорила об этом, — вот полюбили друг друга иноплеменные люди — разве не хорошо это? Ведь рано или поздно все люди к одному богу придут…
Мы мало
говорили… только, прощаясь, он мне сказал: „Я
много думал
об вас все это время и… мне
очень бы хотелось
поговорить, так на душе
много“.
Я
говорил выше
об уженье форели по речкам; повторяю, что никогда не был до него большим охотником, но я
много удил пеструшки и кутемы, и с большим наслаждением, в верховьях чистых прудов, где вода, не затопляя берегов, стоит наравне с ними, образуя иногда
очень глубокий, следовательно и не совсем прозрачный, материк.
«Подумаем, — так
говорил архимандрит, — не лучше ли было бы, если бы для устранения всякого недоумения и сомнения, которые длятся так
много лет, Иисус Христос пришел не скромно в образе человеческом, а сошел бы с неба в торжественном величии, как Божество, окруженное сонмом светлых, служебных духов. Тогда, конечно, никакого сомнения не было бы, что это действительно Божество, в чем теперь
очень многие сомневаются. Как вы
об этом думаете?»
— Ну, хорошо, пусть даже это будет и так, но это одна неаккуратность…
Очень многие хорошие люди с деньгами неаккуратны. Я
говорю не
об общей, не о мещанской честности, а о честности абсолютной и, употребляя слово мы,
говорю от лица всех петербургских литераторов, со мною единомысленных.
Русское общество с Петра I раза четыре изменяло нравы.
Об екатерининских стариках
говорили очень много, но люди александровского времени будто забыты, оттого ли, что они ближе к нам, или от чего другого, но их мало выводят на сцену, несмотря на то, что они совсем не похожи на современных актеров «памятной книжки» и действующих лиц «адрес-календаря».
Ольга Петровна. Тут
много причин!.. Прежде всего, разумеется, то, что Алексей Николаич плебей; ну и потом: мы с мужем, как молодые оба люди, женясь, ничего не помышляли о том, что будет впереди, и все нам представлялось в розовом цвете; но папа
очень хорошо понимал, что каким же образом тесть и зять будут стоять на службе так близко друг к другу, и теперь действительно в обществе уже
говорят об этом.
Елена. Ему сказано, что подумают, как обыкновенно
говорят в таких случаях. Но довольно
об этом! Расскажите что-нибудь о себе: что вы там видели в Петербурге? там,
говорят,
очень много хорошеньких женщин… там у вас есть и знакомые; помните, вы
говорили о каких-то двух дамах, которыми вы интересовались?
— Я также…. удивительно, как мы с вами до сих пор там не встретились!.. Мы часто,
очень,
очень часто
говорим об вас… мне всегда хотелось с вами встретиться… я давно искал случая… давно! давно!.. (тут голос незнакомца умягчается и услащается до степени меда). Я так
много уже слышал о вас… Позвольте мне иметь честь вам представиться…
Тяжело ехать,
очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта безобразная, рябая полоса земли, эта черная оспа, есть почти единственная жила, соединяющая Европу с Сибирью! И по такой жиле в Сибирь,
говорят, течет цивилизация! Да,
говорят,
говорят много, и если бы нас подслушали ямщики, почтальоны или эти вот мокрые, грязные мужики, которые по колена вязнут в грязи около своего обоза, везущего в Европу чай, то какого бы мнения они были
об Европе,
об ее искренности!
Много ли, мало ли времени прошло с тех пор, как я был свидетелем разлуки Христи с Сержем, но у нас в доме никогда не
говорили об этом человеке, и я ни разу не слыхал, чтобы сама Христя произносила его имя. Прошел год и половина другого, как вдруг я однажды неожиданно услыхал в канцелярии, что племянник моего генерала женится на одной
очень богатой девушке из довольно знатной фамилии.
Из них весьма
многие стали хорошими женами и
очень приятными собеседницами, умели вести дружбу и с подругами и с мужчинами, были гораздо проще в своих требованиях, без особой страсти к туалетам, без того культа «вещей», то есть комфорта и разного обстановочного вздора, который захватывает теперь молодых женщин. О том, о чем теперь каждая барышня средней руки
говорит как о самой банальной вещи, например о заграничных поездках,
об игре на скачках, о водах и морских купаньях, о рулетке, — даже и не мечтали.
И как-то
очень скоро все забыли
об этом случае, так забыли, что
говорили о нем как о настоящем сражении, и в этом смысле были написаны и посланы
многие, вполне искренние корреспонденции; я их читал уже дома.
Обыкновенно представители советской власти, когда им
говорят об антирелигиозных гонениях, отвечают, что гонений нет, что преследуют исключительно контрреволюционеров, каковых
очень много среди епископов, священников и верующих мирян, что церковь притесняется, поскольку она есть очаг реакционных, реставраторских настроений.
Об этом
много говорили и
очень сожалели маленьких детей казначея.
Он
очень сдержанно
говорил о ее климате и населении, не распространялся и
об условиях жизни, но зато
очень много и напыщенно сообщал
об открытой ему деятельности и о своих широких планах.