Неточные совпадения
Основной идеей
христианства он считал идею Богочеловечества,
о чем речь будет, когда буду
говорить о русской религиозной философии.
Лиза молчала, краснела и потела, но, когда он кончил, она с слезами, стоящими в глазах, начала
говорить, сначала робко,
о том, что Христос сказал: «оставь отца и мать и иди за мной», потом, всё больше и больше одушевляясь, высказала всё то свое представление
о том, как она понимала
христианство.
Неизвестность этих книг удивительна особенно потому, что, не
говоря о достоинстве их, обе книги трактуют не столько
о теории, сколько
о практическом приложении теории к жизни, об отношении
христианства к военной службе, что теперь особенно важно и интересно при общей воинской повинности.
Послушаешь и почитаешь статьи и проповеди, в которых церковные писатели нового времени всех исповеданий
говорят о христианских истинах и добродетелях, послушаешь и почитаешь эти веками выработанные искусные рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и готов усомниться в том, чтобы церкви могли быть враждебны
христианству: «не может же быть того, чтобы эти люди, выставившие таких людей, как Златоусты, Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников
христианства, были враждебны ему».
Обыкновенно,
говоря о происхождении
христианства, люди, принадлежащие к одной из существующих церквей, употребляют слово «церковь» в единственном числе, как будто церковь была и есть только одна. Но это совершенно несправедливо. Церковь, как учреждение, утверждающее про себя, что она обладает несомненной истиной, явилась только тогда, когда она была не одна, а было их по крайней мере две.
Говорят о том, что будет тогда, когда все люди будут исповедовать то, что называется
христианством (т. е. различные враждебные между собой исповедания), когда все будут сыты и одеты, будут все соединены друг с другом с одного конца света до другого телеграфами, телефонами, будут сообщаться воздушными шарами, когда все рабочие проникнутся социальными учениями и когда рабочие союзы соберут столько-то миллионов членов и рублей, и все люди будут образованы, все будут читать газеты, знать все науки.
То, что они
говорили о сечении и
о христианстве, я хорошо понял, — но для меня совершенно было темно тогда, что такое значили слова: своего, его жеребенка, из которых я видел, что люди предполагали какую-то связь между мною и конюшим.
Все, что я читал, было насыщено идеями
христианства, гуманизма, воплями
о сострадании к людям, — об этом же красноречиво и пламенно
говорили лучшие люди, которых я знал в ту пору.
Он с улыбкой сожаления
говорил о католицизме и вообще
о христианстве и проповедовал какую-то религию собственного изобретения, состоявшую из поклонения закону тяготения.
Говоря о христианском учении, ученые писатели обыкновенно делают вид, что вопрос
о том, что
христианство в его истинном смысле неприложимо, уже давным-давно окончательно решен.
С первых же времен апостолы и первые христиане до такой степени не понимают сущности учения Христа, что учат принимающих
христианство прежде всего верить в воскресение Христа, в чудесное действие крещения, в сошествие святого духа и т. п., но ничего или очень мало
говорят о нравственном учении Христа, как это видно по всем речам апостолов, записанным в Деяниях.
Она не помнит своего покойного брата, потому что Гуль-Гуль был всего год, когда погиб мой бедный папа, но мы часто
говорили о нем потихоньку (иначе Гуль-Гуль не смела, боясь рассердить родителей, которые так и не простили сыну принятия
христианства).
[Когда я
говорю «миф
о папизме», я не хочу этим умалить огромного значения его в истории западного
христианства.]
Взошел на кафедру маленький, горбатенький человечек. Черно-седая борода и совсем лысая голова с высоким, крутым лбом. Профессор русской литературы, Орест Федорович Миллер. Он
говорил о Византии,
о византийском
христианстве,
о «равноапостольном» византийском императоре Константине Великом. Из-за кафедры видна была одна только голова профессора.
Говорил он напыщенным, декламаторским голосом, как провинциальные трагики.
Говоря о «нео-христианах» — термин допустимый, поскольку речь идет
о христианах, которые верят в возможность новой творческой эпохи в
христианстве, — Гекер причисляет к ним В. Розанова, бесспорно гениального мыслителя и писателя, но определенного врага
христианства, которого скорее можно было бы назвать нео-язычником.
То, что
говорил отказавшийся на суде, говорилось давно, с самого начала
христианства. Самые искренние и горячие отцы церкви
говорили то же самое
о несовместимости
христианства с одним из основных неизбежных условий существования государственного устройства, — с войском, то есть, что христианин не может быть солдатом, то есть быть готовым убивать всех, кого ему прикажут.
И рассказал старую историю из первых христианских веков
о двух друзьях — христианине и язычнике, из коих первый часто
говорил последнему
о христианстве и так ему этим надокучил, что тот, будучи до тех пор равнодушен, вдруг стал ругаться и изрыгать самые злые хулы на Христа и на
христианство, а при этом его подхватил конь и убил.