Неточные совпадения
С Абакумыча маркер снял скрипучие сапоги и стал переобувать его в огромные серые валенки, толсто подшитые войлоком, а в это время вошел наш актер Островский, тоже пузатенький, но с лицом римского сенатора — прямо
голова Юлия
Цезаря!
Цезарь с
голого перекинулся на хороших посетителей и с тоской в мутных старческих глазах сперва залаял на зеленый зонтик дамы, а потом взвыл на иностранца так, что тот побледнел, попятился и проворчал что-то на не известном никому языке.
А тут еще
Цезарь, как на грех, явился откуда-то и всех пропустил беспрепятственно, а на
голого залаял с особенной хриплой, старческой злобой, давясь и кашляя.
— У… у… у… вот она, история, — пособолезновал Иона, — беда! То-то
Цезарь воет, воет… Я говорю: чего, дурак, воешь среди бела дня? А? Ведь это к покойнику. Так ли я говорю? Молчи, дурак. На свою
голову воешь. Куриный помет нужно прикладывать к щеке — как рукой снимет.
«Тьфу, окаянный, — злобно и растерянно думал Иона, косясь на незваного гостя, — принесла нелегкая. И чего
Цезарь воет. Ежели кто помрет, то уж пущай этот
голый».
Он прошел боскетную, биллиардную, прошел в черный коридор, гремя, по винтовой лестнице спустился в мрачный нижний этаж, тенью вынырнул из освещенной луной двери на восточную террасу, открыл ее и вышел в парк. Чтобы не слышать первого вопля Ионы из караулки, воя
Цезаря, втянул
голову в плечи и незабытыми тайными тропами нырнул во тьму…
Цезарь спит и тихо, точно бредящая собака, взвизгивает во сне. Одна из его могучих желтых лап высунулась в ту щель внизу решетки, куда просовывают пищу, и небрежно свесилась наружу.
Голову он спрятал в другую лапу, согнутую в колене, и сверху видна только густая темная грива. Рядом с ним свернулась в клубок, точно спящая кошечка, его львица.
Цезарь спит беспокойно и иногда вздрагивает. Дыхание клубами горячего пара вылетает из его широких ноздрей.
— Нет! — отрезал сердито Карл и опять ударил изо всей силы льва по
голове. —
Цезарь, назад!
Карл быстро прошел среди расступившихся зрителей, ловко вспрыгнул на три ступеньки приставной лестницы и очутился в предохранительной клеточке, из которой железная дверца отворялась внутрь большой клетки. Но едва он взялся за ручку, как
Цезарь одним прыжком очутился у дверцы, налег на нее
головой и заревел, обдавая Карла горячим дыханием и запахом гнилого мяса.
—
Цезарь, назад!.. — крикнул Карл и, нарочно приблизив к решетке лицо, устремил на зверя пристальный взгляд. Но лев выдержал взгляд, не отступал и скалил зубы. Тогда Карл просунул сквозь решетку хлыст и стал бить
Цезаря по
голове и по лапам.
— Славная щетка, — сказал он, посматривая искоса на бедного учителя, который в отчаянии пробирался к стене, — точно парикмахерский болван!.. Брутова
голова! Важно причесана, помилуй бог, как гладко; только что стены обметать! Бруты,
Цезари, патриоты на козьих ножках, двуличники, экивоки! Языком города берут, ногами пыль пускают… а
голова — пуф! Щетка, ей-богу щетка!