Неточные совпадения
Вронский и Анна тоже что-то говорили тем тихим
голосом, которым, отчасти чтобы не оскорбить
художника, отчасти чтобы не сказать громко глупость, которую так легко сказать, говоря об искусстве, обыкновенно говорят на выставках картин.
«Да, долго еще до прогресса! — думал Райский, слушая раздававшиеся ему вслед детские
голоса и проходя в пятый раз по одним и тем же улицам и опять не встречая живой души. — Что за фигуры, что за нравы, какие явления! Все, все годятся в роман: все эти штрихи, оттенки, обстановка — перлы для кисти! Каков-то Леонтий: изменился или все тот же ученый, но недогадливый младенец? Он — тоже находка для
художника!»
В мягких, глубоких креслах было покойно, огни мигали так ласково в сумерках гостиной; и теперь, в летний вечер, когда долетали с улицы
голоса, смех и потягивало со двора сиренью, трудно было понять, как это крепчал мороз и как заходившее солнце освещало своими холодными лучами снежную равнину и путника, одиноко шедшего по дороге; Вера Иосифовна читала о том, как молодая, красивая графиня устраивала у себя в деревне школы, больницы, библиотеки и как она полюбила странствующего
художника, — читала о том, чего никогда не бывает в жизни, и все-таки слушать было приятно, удобно, и в голову шли всё такие хорошие, покойные мысли, — не хотелось вставать.
«Вы мне скажите откровенно, — начал г. Беневоленский
голосом, исполненным достоинства и снисходительности, — желаете ли вы быть
художником, молодой человек, чувствуете ли вы священное призвание к искусству?» — «Я желаю быть
художником, Петр Михайлыч», — трепетно подтвердил Андрюша.
Все общество сидело за большим зеленым столом. Вихров постарался поместиться рядом с Заминым. До его прихода беседой, видимо, владел
художник Рагуза. Малоросс ли он был, или поляк, — Вихров еще недоумевал, но только сразу же в акценте его речи и в тоне его
голоса ему послышалось что-то неприятное и противное.
Кто за
художника, кто за того…
Голоса слились в споре. А пятеро «утюгов» с деловым видом протиснулись ближе и встали сзади налегших на стол спорщиков. На них никто никакого внимания: не до того — на столе водка.
Писали, какая была ночь, как вечер быстро сменился тьмою, как осторожно наши шли обрывом взорванной скалы, как сшиблись в свалке и крикнул женский
голос в толпе чеченцев; что на этот
голос из-за наших рядов вынесся находившийся в экспедиции
художник И… что он рубил своих за бусурманку, с которой был знаком и считался кунаком ее брату, и что храбрейший офицер, какой-то N или Z ему в лицо стрелял в упор и если не убил его, так как пистолет случайно был лишь с холостым зарядом, то, верно, ослепил.
— Не отгоняй меня! не отгоняй! — вскрикнула она
голосом, который обрывался на каждом слове, и с протянутыми вперед руками снова бросилась к
художнику.
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением говорил маленький
голос в минуту моего пробуждения. — Какой ты приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой друг! мой превосходный, мой божественный
художник!
В бархатном сюртуке, в голубом либо в розовом галстуке,
художник какой-нибудь непризнанный, певец без
голосу, музыкант на неизвестном инструменте, а то так и вовсе темная личность, а голову держит гордо.
Голос Менделя-отца слегка дрогнул. Израиль слушал с серьезным и заинтересованным видом. Лицо Фроима выражало равнодушие. Он вспомнил агаду, но мораль ее, по-видимому, ему не нравилась. Быть может даже, он уже пародировал ее в уме. Но отец этого не видел. Инстинктом рассказчика-художника он чувствовал, где самый внимательный его слушатель, и повернулся в сторону дяди, который, опершись на ручку кресла, очевидно, ждал конца.
Это внутреннее соответствие материи форме, этот
голос материи, хорошо знает
художник, который умеет понимать и уважать материал, уловлять его стиль, тон, идею, будет ли то дерево, мрамор, металл, краски, звук, слово.
В зале уже никого не было, и вместо
художника Петрова на возвышенье стоял сам Альберт и сам играл на скрипке все то, что прежде говорил
голос.
В этом, думается мне, призвание
художника: разрешить души от пут жизни и давать
голос молчанию внутри нас, чтобы мы слушали его и открывались себе.
Художник молчал. И
голос его был тих и робок, когда он спросил, запинаясь: — И… рисунки мои… останутся?
Но, занятый своими мыслями,
художник не обратил, по-видимому, особенного внимания на мои слова и продолжал упавшим
голосом...