Неточные совпадения
«
Голубое серебро
луны», — вспомнил Самгин и, замедлив шаг, снисходительно посмотрел на конную фигуру царя в золотом шлеме.
А через несколько дней, ночью, встав с постели, чтоб закрыть окно, Клим увидал, что учитель и мать идут по дорожке сада; мама отмахивается от комаров концом
голубого шарфа, учитель, встряхивая медными волосами, курит. Свет
луны был так маслянисто густ, что даже дым папиросы окрашивался в золотистый тон. Клим хотел крикнуть...
Это было дома у Марины, в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев в саду; мелкие белые облака паслись в небе, поглаживая
луну, никель самовара на столе казался
голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина — в широчайшем белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
Не пожелав остаться на прения по докладу, Самгин пошел домой. На улице было удивительно хорошо, душисто, в небе, густо-синем, таяла серебряная
луна, на мостовой сверкали лужи, с темной зелени деревьев падали
голубые капли воды; в домах открывались окна. По другой стороне узкой улицы шагали двое, и один из них говорил...
По мере того как пропадал свет солнца на небе, по земле разливался другой, бледно-голубой свет
луны.
Совсем свечерело, и бледная
луна осветила
голубую великолепную ночь.
Ю берет у меня розовый талон, а над головой у ней — сквозь стекло стены — свешивается с невиданной ветки
луна,
голубая, пахучая. Я с торжеством показываю пальцем и говорю...
И все я был один, и все мне казалось, что таинственно величавая природа, притягивающий к себе светлый круг месяца, остановившийся зачем-то на одном высоком неопределенном месте бледно-голубого неба и вместе стоящий везде и как будто наполняющий собой все необъятное пространство, и я, ничтожный червяк, уже оскверненный всеми мелкими, бедными людскими страстями, но со всей необъятной могучей силой воображения и любви, — мне все казалось в эти минуты, что как будто природа, и
луна, и я, мы были одно и то же.
И снова прижался к стене, вздрогнув: около его двери что-то шаркнуло, зашуршало, она осторожно открылась, и весь
голубой свет
луны пал на лицо и фигуру Натальи, как бы отталкивая её.
Песня на берегу моря уже умолкла, и старухе вторил теперь только шум морских волн, — задумчивый, мятежный шум был славной второй рассказу о мятежной жизни. Всё мягче становилась ночь, и всё больше разрождалось в ней
голубого сияния
луны, а неопределенные звуки хлопотливой жизни ее невидимых обитателей становились тише, заглушаемые возраставшим шорохом волн… ибо усиливался ветер.
Луна взошла. Ее диск был велик, кроваво-красен, она казалась вышедшей из недр этой степи, которая на своем веку так много поглотила человеческого мяса и выпила крови, отчего, наверное, и стала такой жирной и щедрой. На нас упали кружевные тени от листвы, я и старуха покрылись ими, как сетью. По степи, влево от нас, поплыли тени облаков, пропитанные
голубым сиянием
луны, они стали прозрачней и светлей.
Сидит в лодке и так звонко кричит он нам в окна: «Эй, нет ли у вас вина… и поесть мне?» Я посмотрела в окно сквозь ветви ясеней и вижу: река вся
голубая от
луны, а он, в белой рубахе и в широком кушаке с распущенными на боку концами, стоит одной ногой в лодке, а другой на берегу.
Море огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой
голубым сиянием
луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены, — все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с
голубым серебром сияния
луны, еще скрытой за горными вершинами.
Их беседы нарушала Олимпиада, являясь пред ними шумно, как холодный луч
луны, одетая в широкий
голубой капот.
Ночь… Тошно! Сквозь тусклые стёкла окна
Мне в комнату луч свой бросает
луна,
И он, улыбаясь приятельски мне,
Рисует какой-то узор
голубойНа каменной, мокрой, холодной стене,
На клочьях оборванных, грязных обой.
Сижу я, смотрю и молчу, всё молчу…
И спать я совсем, не хочу…
Отойдя вёрст двадцать от Алушты, мы остановились ночевать. Я уговорил Шакро идти берегом, хотя это был длиннейший путь, но мне хотелось надышаться морем. Мы разожгли костёр и лежали около него. Вечер был дивный. Тёмно-зелёное море билось о скалы внизу под нами;
голубое небо торжественно молчало вверху, а вокруг нас тихо шумели кустарники и деревья. Исходила
луна. От узорчатой зелени чинар пали тени.
— Посмотрите на небо, Настенька, посмотрите! Завтра будет чудесный день; какое
голубое небо, какая
луна! Посмотрите: вот это желтое облако теперь застилает ее, смотрите, смотрите!.. Нет, оно прошло мимо. Смотрите же, смотрите!..
Потолок же был покрыт
голубой глазурью, и на нем сияло золотое солнце, светилась серебряная
луна, мерцали бесчисленные звезды, и парили на распростертых крыльях птицы.
Татьяна(читает). «Взошла
луна. И было странно видеть, что от нее, такой маленькой и грустной, на землю так много льется серебристо-голубого, ласкового света»… (Бросает книгу на колени себе.) Темно.
Май, окно открыто… ночь в саду тепло цветами дышит… яблони — как девушки к причастию идут,
голубые в серебре
луны. Сторож часы бьёт, и кричит в тишине медь, обиженная ударами, а человек предо мной сидит с ледяным лицом и спокойно плетёт бескровную речь; вьются серые, как пепел, слова, обидно и грустно мне — вижу фольгу вместо золота.
Свет
луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом; по земле ходили черные тени, пахло гарью; и те, которые бежали снизу, все запыхались, не могли говорить от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над огнем, в дыму, летали
голуби и в трактире, где еще не знали о пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
Из-за гряды песчаных бугров, слева от них, появилась
луна, обливая море серебряным блеском. Большая, кроткая, она медленно плыла вверх по
голубому своду неба, яркий блеск звезд бледнел и таял в ее ровном, мечтательном свете.
И эти очи
голубые — опять были
луною, точно
луна на этот раз в два раза взглянула, и одновременно я знала, что они под черными бровями у девицы-души, может быть, той самой, по которой плачут бесы, потому что ее замуж выдают.
Вдруг вся степь всколыхнулась и, охваченная ослепительно
голубым светом, расширилась… Одевавшая её мгла дрогнула и исчезла на момент… Грянул удар грома и, рокоча, покатился над степью, сотрясая и её и небо, по которому теперь быстро летела густая толпа чёрных туч, утопившая в себе
луну.
И повернул неверною рукою
Замковую я ручку. Отворилась
Без шума дверь: был сумрачен покой,
Но бледное сиянье в нем струилось;
Хрустальной люстры отблеск
голубойМерцал в тени, и тихо шевелилась
Подвесок цепь, напоминая мне
Игру росы на листьях при
луне.
Земля далёкая!
Чужая сторона!
Грузинские кремнистые дороги.
Вино янтарное
В глаза струит
луна,
В глаза глубокие,
Как
голубые роги.
Вот и оно, ослепительное, медленно обнажаясь от своих блестящих риз, величаво выплывает золотистым шаром из-за пылающего горизонта. И все вокруг мгновенно осветилось, все радостно ожило, словно бы преображенное, — и синеющий океан, и небо, высокое,
голубое, нежное.
Луна и звезды исчезли перед блеском этого чудного, дышащего свежестью, радостного и победоносного утра.
С вершины перевала открылась туманная,
голубая под
луной арматлукская бухта меж выбегающих мысов, в поселке краснели огоньки.
Луна, полная и свежая, как дева, только что достигшая периода своей физической образованности, выказывала на
голубом небе округленные, роскошные формы свои: то едва закрывалась сквозной косынкой облачка, то шаловливый ветерок сдергивал ее.
Взглядом какого-то дьявольского торжества обвел он кучки связанных мужчин и женщин, стоявшие невдалеке от столов приказных, и взгляд этот сверкнул еще более, встретив в одной из этих кучек благообразного, видимо измученного пыткою и поддерживаемого своими товарищами по несчастью, старика с седою как
лунь бородою и кротким выражением
голубых глаз, окруженных мелкими морщинами, но почти не потерявших свежести юности.