Неточные совпадения
Курчавый
старик, повязанный по волосам лычком, с темною от пота
горбатою спиной, ускорив шаг, подошел к коляске и взялся загорелою рукой за крыло коляски.
Радомирецкий… Добродушный
старик, плохо выбритый, с птичьим
горбатым носом, вечно кричащий. Средними нотами своего голоса он, кажется, никогда не пользовался, и все же его совсем не боялись. Преподавал он в высших классах год от году упраздняемую латынь, а в низших — русскую и славянскую грамматику. Казалось, что у этого человека половина внимания утратилась, и он не замечал уже многого, происходящего на его глазах… Точно у него, как у щедринского прокурора, одно око было дреманое.
Кишкин смотрел на оборванную кучку старателей с невольным сожалением: совсем заморился народ. Рвань какая-то, особенно бабы, которые точно сделаны были из тряпиц. У мужиков лица испитые, озлобленные. Непокрытая приисковая голь глядела из каждой прорехи. Пока Зыков был занят доводкой, Кишкин подошел к рябому
старику с большим
горбатым носом.
У ворот стояла запряженная телега. Тит
Горбатый давно встал и собирался ехать на покос. У
старика трещала с похмелья голова, и он неприветливо покосился на Ганну, которая спросила его, где старая Палагея.
Основа понял неловкое положение
старика Горбатого и пригласил его сесть к столу и расспрашивал его обо всем, как хороший знакомый…
Все понимали, что в ходоки нужно выбрать обстоятельных
стариков, а не кого-нибудь. Дело хлопотливое и ответственное, и не всякий на него пойдет. Раз под вечер, когда семья
Горбатых дружно вершила первый зарод, к ним степенно подвалила артелька
стариков.
Пользуясь случаем, он имел несколько объяснений со
стариком Основой, а потом просил Петра Елисеича вызвать лесообъездчика Макара
Горбатого.
Пашка в семье
Горбатого был младшим и поэтому пользовался большими льготами, особенно у матери. Снохи за это терпеть не могли баловня и при случае натравляли на него
старика, который никому в доме спуску не давал. Да и трудно было увернуться от родительской руки, когда четыре семьи жались в двух избах. О выделе никто не смел и помышлять, да он был и немыслим: тогда рухнуло бы все горбатовское благосостояние.
Наступила страда, но и она не принесла
старикам обычного рабочего счастья. Виной всему был покос Никитича, на котором доменный мастер страдовал вместе с племянником Тишкой и дочерью Оленкой. Недавние ребята успели сделаться большими и помогали Никитичу в настоящую силу. Оленка щеголяла в кумачном сарафане, и ее голос не умолкал с утра до ночи, — такая уж голосистая девка издалась. Пашка
Горбатый, страдовавший с отцом, потихоньку каждый вечер удирал к Тишке и вместе с ним веселился на кержацкую руку.
Семья
Горбатого в полном составе перекочевала на Сойгу, где у
старика Тита был расчищен большой покос. Увезли в лес даже Макара, который после праздника в Самосадке вылежал дома недели три и теперь едва бродил. Впрочем, он и не участвовал в работе семьи, как лесообъездчик, занятый своим делом.
О переговорах
стариков на покосе бабы тоже знали, что еще сильнее конфузило таких упрямых людей, как Тит
Горбатый.
— Матушка, да ведь
старики и в самом деле, надо быть, пропили Федорку! — спохватилась Лукерья и даже всплеснула руками. — С Титом
Горбатым весь день в кабаке сидели, ну и ударили по рукам…
К самосадским
старикам пристал Кержацкий конец и некоторые старички мочегане, как Тит
Горбатый и Коваль.
— Ото дурень, Терешка мой… — самодовольно говорил
старик Ковальчук, толкая локтем Тита
Горбатого. — Такой уродивсь: дурня не выпрямишь.
Тишка только посмотрел на нее, ничего не ответил и пошел к себе на покос, размахивая уздой. Ганна набросилась тогда на Федорку и даже потеребила ее за косу, чтобы не заводила шашней с кержачатами. В пылу гнева она пригрозила ей свадьбой с Пашкой
Горбатым и сказала, что осенью в заморозки окрутят их. Так решили
старики и так должно быть. Федорка не проронила ни слова, а только побелела, так что Ганне стало ее жаль, и старуха горько заплакала.
После страды семья
Горбатых устроилась по-новому: в передней избе жил Макар с женой и ребятишками, а заднюю занял
старик Тит с женатым сыном Фролом да с Пашкой.
Никаких разговоров по первоначалу не было, как не было их потом, когда на другой день приехал с пожара Макар.
Старик отмалчивался, а сыновья не спрашивали. Зато Домнушка в первую же ночь через Агафью вызнала всю подноготную: совсем «выворотились» из орды, а по осени выедет и большак Федор с женой. Неловко было выезжать всем зараз, тоже совестно супротив других, которым не на что было пошевельнуться: уехали вместе, а назад повернули первыми
Горбатые.
Терешка махнул рукой, повернулся на каблуках и побрел к стойке. С ним пришел в кабак степенный, седобородый
старик туляк Деян, известный по всему заводу под названием Поперешного, — он всегда шел поперек миру и теперь высматривал кругом, к чему бы «почипляться». Завидев Тита
Горбатого, Деян поздоровался с ним и, мотнув головой на галдевшего Терешку, проговорил...
Действительно, в углу кабака, на лавочке, примостились
старик хохол Дорох Ковальчук и
старик туляк Тит
Горбатый. Хохол был широкий в плечах
старик, с целою шапкой седых волос на голове и маленькими серыми глазками; несмотря на теплое время, он был в полушубке, или, по-хохлацки, в кожухе. Рядом с ним Тит
Горбатый выглядел сморчком: низенький, сгорбленный, с бородкой клинышком и длинными худыми руками, мотавшимися, как деревянные.
— Твоя работа, старый черт! — обругал Деян
старика Горбатого, тыкая пальцем на покос Никитича. — Ишь как песни наигрывают кержаки на моем покосе.
Ранним утром было любо-дорого посмотреть на покос Тита
Горбатого, на котором
старик управлялся своею одною семьей.
Один из лезгинов был уже
старик, с длинным, тонким,
горбатым носом, отъявленный разбойник с виду.
Дудка относился к нему внимательно и добродушно, но часто в его глазах блестела насмешливая улыбка, вызывая у Климкова смущение и робость. Когда приходил
горбатый, лицо
старика становилось озабоченным, голос звучал строго, и почти на все речи друга он отрывисто возражал...
И, чувствуя необходимость похвастаться своим знанием, — однажды, обедая в трактире с Яковом Зарубиным, он с гордостью изложил ему всё, что слышал от
старика и его
горбатого друга.
Но главной охранительницей «его превосходительства» была высокая худая женщина, сильная брюнетка, с
горбатым носом, восточного типа, со следами былой красоты на теперь уже сморщенном лице — Тамара Абрамовна, заведовавшая хозяйством
старика и державшая в своих костлявых теперь, но, видимо, когда-то бывших изящной формы руках весь дом и всю прислугу, не исключая из нее и мелких чиновников канцелярии «особы».