Неточные совпадения
Она несла большую чашку какао и, поставив ее перед Павлом Петровичем, вся застыдилась:
горячая кровь разлилась алою
волной под тонкою кожицей ее миловидного лица.
Он стал писать дневник. Полились
волны поэзии, импровизации, полные то нежного умиления и поклонения, то живой, ревнивой страсти и всех ее бурных и
горячих воплей, песен, мук, счастья.
Вдаль посмотреть нельзя:
волны сверкают, как
горячие угли, стены зданий ослепительно белы, воздух как пламя — больно глазам.
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа от северного холода, пробежали мимо берегов Европы, как в первый раз пал на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые
волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к берегу погреться
горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с берега благоуханием цветов.
День был
горячий; накаленный воздух переливался прозрачными
волнами; над бесконечными нивами нависла кружившая голову испарина.
Но
волна горячего участия к этой незнакомой девочке прилила к моему сердцу почти физическим ощущением теплоты, точно в грудь мне налили
горячей воды.
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым пальцам прильнуло
горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой
волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
Сердце во мне билось — огромное, и с каждым ударом выхлестывало такую буйную,
горячую, такую радостную
волну. И пусть там что-то разлетелось вдребезги — все равно! Только бы так вот нести ее, нести, нести…
Когда я читаю честные, смелые книги, мне кажется — восходит
горячее солнце правды… лед тает, обнажая грязь внутри себя, и
волны реки скоро сломают его, раздробят, унесут куда-то…
Прибой набросал на камни волокна пахучей морской травы — рыжей, золотистой и зеленой; трава вянет на солнце и
горячих камнях, соленый воздух насыщен терпким запахом йода. На пляж одна за другой вбегают кудрявые
волны.
Ему казалось, что он упал в мутный,
горячий поток, его охватили темные
волны, похожие на эти тучи в небе, — охватили и несут куда-то.
Алексей Петрович вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Этот довод привел его в восторг. Такого восторга он никогда еще не испытывал ни от жизненного успеха, ни от женской любви. Восторг этот родился в сердце, вырвался из него, хлынул
горячей, широкой
волной, разлился по всем членам, на мгновенье согрел и оживил закоченевшее несчастное существо. Тысячи колоколов торжественно зазвонили. Солнце ослепительно вспыхнуло, осветило весь мир и исчезло…
Перед обедом доктор Ильяшенко и студент Воскресенский искупались. Жаркий юго-восточный ветер развел на море крупную зыбь. Вода у берега была мутная и резко пахла рыбой и морскими водорослями;
горячие качающиеся
волны не освежали, не удовлетворяли тела, а, наоборот, еще больше истомляли и раздражали его.
Он машинально оглянулся назад, увидел раскрытую настежь дверь и темноту коридора за нею, но не понял ни смысла этих слов, ни значения этой двери и тотчас же забыл о них. Полузакрытые черные глаза вдруг очутились так близко около его лица, что очертания их стали неясными, расплывчатыми, и сами они сделались огромными, неподвижными, страшно блестящими и совсем незнакомыми.
Горячие, качающиеся
волны хлынули на него, разом затопили его сознание и загорелись перед ним странными вертящимися кругами…
Ветер ласково гладил атласную грудь моря; солнце грело ее своими
горячими лучами, и море, дремотно вздыхая под нежной силой этих ласк, насыщало жаркий воздух соленым ароматом испарений. Зеленоватые
волны, взбегая на желтый песок, сбрасывали на него белую пену, она с тихим звуком таяла на
горячем песке, увлажняя его.
«Упокой, Господи, душу усопшие рабы Твоея», —
горячей молитвенной
волной ворвалось в мое полузабытье панихидное пение, — это молится о ней родная Церковь».
Горячие лучи солнца переливаются на верхушках
волн золотистым блеском, заливают часть горизонта, где порой белеют в виде маленьких точек паруса кораблей, и играют на палубе «Коршуна», нежа и лаская моряков. Ровный норд-ост и влага океана умеряют солнечную теплоту. Томительного зноя нет; дышится легко, чувствуется привольно среди этой громадной волнистой морской равнины.
Опять странное оцепенение сковало девушку. Как будто,
горячие, клокочущие пеной
волны закачали, забаюкали ее, поднимая на своих пенящихся гребнях… Как будто где-то близко-близко запело и зарокотало море… Или это не шум прибоя, этот плеск? Нет, то стоны раненых… стоны, доносящиеся отовсюду.
Время стояло
горячее,
волна общественного настроения начинала подниматься все выше, они не заметили, как сближение их стало чем-то большим, чем дружба.
Так он и не видит ни девушки в белом, ни танцующих; только музыка в одно мгновение обдает его затылок
волною горячих звуков, и все пропадает в темноте и молчании ночи.
Кто это крикнул — я или кто-нибудь другой? Ничего не сознаю и не понимаю… Радость, жгучая острая радость, светлою
волною поднялась из самых недр моей души и залила все своим
горячим потоком.
Он погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия, в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее
горячей мечтой, сбегает струею по ее округленным плечам, плещет жаркою пеною по лебединой шее, подкатывается
волною под грудь, замирающую сладким восторгом; он липнет летучею брызгою к
горячим устам ее, и черные кудри целует, и впивается в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.
Любовь к Лизе, как прилив и отлив моря, то набегала на его сердце бурными, кипучими
волнами, то успокаивалась на мысли, что если она к нему равнодушна, так он пустит свои
горячие надежды по ветру и по-прежнему обратится к одним заботам о благосостоянии матери и сестер.
Еще летом кое-где на гранитных скамейках набережной можно встретить сидящие «парочки», но когда красавица Нева одевается белоснежным саваном и ее мягкие
волны сковывает «ледяной покров», образуя широкое, со всех сторон открытое пространство, способное охладить самые
горячие tête-à-tête, — парочки исчезают.
— Павля! Я не сержусь на тебя! — сказала она и быстро
горячими губами поцеловала его, обдав
волною такого же
горячего и чистого дыхания. — Пойдем танцевать! Скорее!