Неточные совпадения
Но
власть короля и умных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею
государственных магнатов, которые своею необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление.
[Волынский А. П., Хрущев А. Ф. — видные
государственные деятели XVIII века, сторонники ограничения царской
власти; казнены за
государственную «измену».]
Союзы городов и земств должны строго объединиться как организация, на которую
властью исторического момента возлагается обязанность замещать
Государственную думу в течение сроков ее паралича.
— В
Государственную думу, на расчет. Конечно, знаете, что государь император пожаловал Думе
власть для установления порядка, вот, значит, к ней и стекается… все хорошее-плохое, как я понимаю.
— Через несколько месяцев Романовы намерены устроить празднование трехсотлетия своей
власти над Россией.
Государственная дума ассигновала на этот праздник пятьсот тысяч рублей. Как отнесемся мы, интеллигенция, к этому праздничку? Не следует ли нам вспомнить, чем были наполнены эти три сотни лет?
— А так как
власть у нас действительно бездарна, то эмоциональная оппозиционность нашей молодежи тем самым очень оправдывается. Мы были бы и смирнее и умнее, будь наши
государственные люди талантливы, как, например, в Англии. Но —
государственных талантов у нас — нет. И вот мы поднимаем на щитах даже такого, как Витте.
Японец имеет общее с китайцем то, что он тоже эгоист, но с другой точки зрения: как у того нет сознания о
государственном начале, о центральной, высшей
власти, так у этого, напротив, оно стоит выше всего; но это только от страха.
Всякое
государственное учреждение представлялось мне инквизиционным, все представители
власти — истязателями людей, хотя в семейных отношениях, в гостиных светского общества я встречал этих представителей
власти как людей часто добродушных и любезных.
Очень русской была у них та идея, что складу души русского народа чужд культ
власти и славы, которая достигается
государственным могуществом.
Ткачев, подобно большевикам, проповедует захват
власти революционным меньшинством и использование
государственного аппарата для своих целей.
Государственная же
власть дает возможность добрым удерживать злых», — говорят они.
В экономическом отношении проповедуется теория, сущность которой в том, что чем хуже, тем лучше, что чем больше будет скопления капитала и потому угнетения рабочего, тем ближе освобождение, и потому всякое личное усилие человека освободиться от давления капитала бесполезно; в
государственном отношении проповедуется, что чем больше будет
власть государства, которая должна по этой теории захватить не захваченную еще теперь область частной жизни, тем это будет лучше, и что потому надо призывать вмешательство правительств в частную жизнь; в политических и международных отношениях проповедуется то, что увеличение средств истребления, увеличение войск приведут к необходимости разоружения посредством конгрессов, арбитраций и т. п.
Большинство памятников, воздвигаемых теперь, воздвигается уже не
государственным деятелям, не генералам и уже никак не богачам, а ученым, художникам, изобретателям, людям, не имевшим не только ничего общего ни с правительствами, ни с
властью, но очень часто боровшимся с нею. Воспеваются в поэзии, изображаются пластическим искусством, почитаются торжественными юбилеями не столько
государственные люди и богачи, сколько ученые, художники…
«Но если бы и было справедливо то, что
государственное насилие прекратится тогда, когда обладающие
властью настолько станут христианами, что сами откажутся от нее, и не найдется более людей, готовых занять их места, и справедливо, что процесс этот совершается, — говорят защитники существующего порядка, — то когда же это будет?
Так это было при римских императорах, так это и теперь. Несмотря на то, что мысль о бесполезности и даже вреде
государственного насилия всё больше и больше входит в сознание людей, так это продолжалось бы вечно, если бы правительствам не было необходимости для поддержания своей
власти усиливать войска.
Противны же совести христианина все обязанности
государственные: и присяга, и подати, и суды, и войско. А на этих самых обязанностях зиждется вся
власть государства.
В странах, где есть
государственная религия, детей обучают бессмысленным кощунствам церковных катехизисов, с указанием необходимости повиновения
властям; в республиканских государствах их обучают дикому суеверию патриотизма и той же мнимой обязательности повиновения правительствам.
Если и было время, что при известном низком уровне нравственности и при всеобщем расположении людей к насилию друг над другом существование
власти, ограничивающей эти насилия, было выгодно, т. е. что насилие
государственное было меньше насилия личностей друг над другом, то нельзя не видеть того, что такое преимущество государственности над отсутствием ее не могло быть постоянно.
Когда я спрашивал у одного из губернаторов, для чего производят эти истязания над людьми, когда они уже покорились и войска стоят в деревне, он с значительным видом человека, познавшего все тонкости
государственной мудрости, отвечал мне, что это делается потому, что опытом дознано, что если крестьяне не подвергнуты истязанию, то они опять начнут противодействовать распоряжению
власти. Совершенное же истязание над некоторыми закрепляет уже навсегда решение
власти.
Так что то самое, чем защитники государственности пугают людей, тем, что если бы не было насилующей
власти, то злые властвовали бы над добрыми, это-то самое, не переставая, совершалось и совершается в жизни человечества, а потому упразднение
государственного насилия не может ни в каком случае быть причиною увеличения насилия злых над добрыми.
На этом обмане неравенства людей и вытекающего из него опьянения
власти и подобострастия и зиждется преимущественно способность людей, соединенных в
государственное устройство, совершать, не испытывая укоров совести, дела, противные ей.
Знаю, что многие из этих людей будут с самоуверенностью доказывать, что они считают свое положение не только законным, но необходимым, будут в защиту свою говорить, что
власти от бога, что
государственные должности необходимы для блага человечества, что богатство не противно христианству, что богатому юноше сказано отдать имение, только если он хочет быть совершен, что существующее теперь распределение богатств и торговля такими и должны быть и выгодны для всех и т. п.
Еще более странными, даже безумными казались требования
государственные: чтобы граждане подчинялись поставленной
власти, платили подати, шли на войну для защиты отечества и т. д.
Власть предписывающая и
власть исполняющая, лежащая на двух пределах
государственного устройства, сходятся, как два конца, соединенные в кольцо, и одна обусловливает и поддерживает другую и все промежуточные звенья.
Первее всего обнаружилось, что рабочий и разный ремесленный, а также мелкослужащий народ довольно подробно понимает свои выгоды, а про купечество этого никак нельзя сказать, даже и при добром желании, и очень может быть, что в
государственную думу, которой дана будет вся
власть, перепрыгнет через купца этот самый мелкий человек, рассуждающий обо всём весьма сокрушительно и руководимый в своём уме инородными людями, как-то — евреями и прочими, кто поумнее нас.
— Вы уже знаете о новой хитрости врагов, о новой пагубной затее, вы читали извещение министра Булыгина о том, что царь наш будто пожелал отказаться от
власти, вручённой ему господом богом над Россией и народом русским. Всё это, дорогие товарищи и братья, дьявольская игра людей, передавших души свои иностранным капиталистам, новая попытка погубить Русь святую. Чего хотят достигнуть обещаемой ими
Государственной думой, чего желают достичь — этой самой — конституцией и свободой?
Нет!
власть немотствует, а
государственный банк, тиранствуя над своими клиентами, нисколько сим не возвеличивается!
Устрялов, говоря об этом указе (том III, стр. 260), — удостоверял царя, что в благосостоянии промышленного сословия заключался один из главных источников
государственного богатства и что промыслы могут процветать только при свободном, самостоятельном развитии их, без вмешательства сторонних
властей, тягостного во всякое время, тем более при тогдашнем порядке дел в России».
Сенат, который в отсутствие Монарха имел всю
власть Его, но который по кончине Петра утратил свое могущество — будучи заменен Верховным Тайным Советом, а после Кабинетом Императорским — хотя и был восстановлен со всеми правами Императрицею Елисаветою, но бесчисленные дела, стекаясь в сем главном судилище, так сказать, исчезали в его архивах к неизъяснимому вреду частных людей и
государственной экономии.
Прежде Дворяне наши гордились какою-то, можно сказать, дикою независимостию в своих поместиях — теперь, избирая важные судебные
власти и чрез то участвуя в правлении, они гордятся своими великими
государственными правами, и благородные сердца их более, нежели когда-нибудь, любят свое отечество.
К счастию, сношения с Константинополем указали русским князьям иной образец
государственного устройства: там видели они
власть единую и неограниченную; пример этот ослабил феодальные их стремления.
— Ты теперь пишешься: бывший
государственный крестьянин. Понимай: бывший! Значит, был — да нету. Вот какое сменение!.. Земское сменение пошло, гражданские
власти пошли.
Государственных отменили.
— Mais… imaginez-vous, cher baron [Но… представьте себе, господин барон (фр.).], администрация отдает человека под надзор полиций за зловредность его действий, за явный призыв к неповиновению
власти, за публичный скандал, за порицания, наконец, правительственного и
государственного принципа, администрация даже — каюсь в том! — оказала здесь достаточное послабление этому господину, а его преосвященство — как сами видите — вдруг изволит являться с претензиями на наше распоряжение, требует, чтобы мы сняли полицейский надзор!
«В каждой волости, равно в городе, — продолжал Шишкин, — народ избирает четырех, пользующихся его доверием человек, которые, собравшись в уездном городе, изберут совокупно уездного старшину и прочие уездные
власти. Четыре депутата от каждого уезда, собравшись в губернский город, изберут губернского старшину и прочие губернские
власти. Депутаты от каждой губернии, призванные в Москву, составят
Государственный Совет, который с Нашею помощью будет управлять всею Русскою землею. Такова Монаршая воля Наша».
Но именно благодаря этому утилитаризму совершенствуется механизм
власти, ее техника, — то, что зовется на языке современного
государственного права «правовым государством».
Очевидно,
власть имеет какое-то отношение к самому существу человеческого духа, и надо прежде всего отвергнуть рационалистические измышления «просветительства», будто
власть и право кем-то изобретены, выдуманы на известную потребу, произошли вследствие «общественного договора» или свободного соглашения [Теорию «общественного договора» (как переход разрозненных индивидов от естественного к социально-государственному состоянию путем взаимного ограничения и перенесения друг на друга прав, что фиксировалось в договоре) разрабатывали философы-просветители: Ж. Ж. Руссо, Т. Гоббс, Дж. Локк и др.].
Это бессознательное стремление к замене
власти эротическим союзом присутствует во многих утопиях
государственного строя.
Вот один уже заметное лицо на
государственной службе; другой — капиталист; третий — известный благотворитель, живущий припеваючи на счет филантропических обществ; четвертый — спирит и сообщает депеши из-за могилы от Данта и Поэ; пятый — концессионер, наживающийся на казенный счет; шестой — адвокат и блистательно говорил в защиту прав мужа, насильно требующего к себе свою жену; седьмой литераторствует и одною рукой пишет панегирики
власти, а другою — порицает ее.
Нация же стремится выразить себя в
государственном могуществе, она создает формы
власти.
Войны объявляются и ведутся государствами,
властью, и
власть государственная не спрашивает разрешения народов на ведение войны.
Слова мои покажутся парадоксом… Тогда царило крепостничество, а теперь мужик вольный. Конечно! Но
власть чувствовалась тогда всеми: и нами не меньше, чем мужиками. Это была цепь из разных степеней
государственной, общественной и домашней иерархии.
Разумеется, что столь много терпевший от тещи Копцевич тоже ее ненавидел и рвался как бы поскорее оттерпеться здесь у нее на деревенской эпитимии без всяких утешений
власти, но потом вознаградить себя, — вырваться и начать управлять грозно и величественно, пособлять двигать огромное колесо
государственной машины, у которой тогда уже пристроилось много таких же почетных лиц, как Копцевич.
Чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения
Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас
властей…» До сих пор все это писалось только в подпольных прокламациях, за отдаленные намеки на это конфисковались письма, приходившие солдатам с родины.
Бог был понят как
власть, как сила насилующая, совсем подобно
государственному порядку, или как сила детерминирующая извне, совсем подобно каузальным связям природного порядка.
Семейный разлад, все более и более обострявшийся, казалось, не замечался графом Алексеем Андреевичем, жившим исключительно
государственною жизнью и считавшим и дом свой только частью той
государственной машины, управление которой ему вверено Высочайшею
властью.
Он уже больше двадцати лет проживал на юге Европы, не служил, не искал службы и досуги свои употреблял на то, что сочинял проекты по вопросам русского
государственного хозяйства и управления, задевал и общие социальные темы, печатал брошюры по-французски и по-русски, рассылал их всем"
власть имеющим"на Западе и в России.
С этого времени начинается исключительное влияние Потемкина на дела
государственные и ряд великих заслуг, оказанных им России. Тонкий политик, искусный администратор, человек с возвышенной душой и светлым умом, он вполне оправдал доверие и дружбу императрицы и пользовался своею почти неограниченною
властью лишь для блага и величия родины. Имя его тесно связано со всеми славными событиями Екатерининского царствования и справедливо занимает в истории одно из самых видных и почетных мест.
Такого страха, прежде всего, он не мог ощущать, так как хорошо сам знал себе цену как
государственного деятеля, знал расположение к себе обоих великих князей Константина и Николая Павловичей — наследников русского престола, опустевшего за смертью Благословенного, и следовательно за положение свое у кормила
власти не мог опасаться ни минуты.
Всякая законодательная
власть была как бы уничтожена, в
государственном сейме внесено зерно ничем не устранимого раздора, и в течение ста лет 47 сеймов разошлись без всякого толка.
Изобретательное усердие этой комиссии не столько в поправлении
государственных финансов, сколько в угождении
власти превзошло меру несправедливости, какую можно только вообразить себе.