Неточные совпадения
Беру тебя еще раз на личную свою ответственность, — так и сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал я прах ног его, мысленно, ибо взаправду не дозволили бы, бывши сановником и человеком новых
государственных и образованных
мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять зачислен и жалование получаю, господи, что тогда было…
«Революция силами дикарей. Безумие, какого никогда не знало человечество. И пред лицом врага. Казацкая мечта. Разин, Пугачев — казаки, они шли против Москвы как
государственной организации, которая стесняла их анархическое своеволие. Екатерина правильно догадалась уничтожить Запорожье», — быстро думал он и чувствовал, что эти
мысли не могут утешить его.
Эти
мысли вызывали у Самгина все более жуткое сознание бессилия
государственной власти и тягостное ощущение личной беззащитности.
— В
государственном праве — тоже эта
мысль.
Но минутами его уверенность в конце тревожных событий исчезала, как луна в облаках, он вспоминал «господ», которые с восторгом поднимали «Дубинушку» над своими головами; явилась
мысль, кого могут послать в
Государственную думу булочники, метавшие с крыши кирпичи в казаков, этот рабочий народ, вывалившийся на улицы Москвы и никем не руководимый, крестьяне, разрушающие помещичьи хозяйства?
Зло и неправда нашей общественной и
государственной жизни делали нашу
мысль элементарной и упрощенной.
Не знаю. В последнее время, то есть после окончания моего курса, она была очень хорошо расположена ко мне; но мой арест, слухи о нашем вольном образе
мыслей, об измене православной церкви при вступлении в сен-симонскую «секту» разгневали ее; она с тех пор меня иначе не называла, как «
государственным преступником» или «несчастным сыном брата Ивана». Весь авторитет Сенатора был нужен, чтоб она решилась отпустить NataLie в Крутицы проститься со мной.
По моему мнению, опасно ошибаются те
государственные деятели и вожди, которые полагают, что образ
мыслей людей (т. е. их философия) является чем-то незначительным и что наука, лишенная милосердия, не приводит к появлению правительства, лишенного милосердия — гибельного и для того, кто правит, и для тех, которыми правят…
Конечно, в этой громадной перестройке принимали участие сотни гораздо более сильнейших и замечательных деятелей; но и мы, смею думать, имеем право сопричислить себя к сонму их, потому что всегда, во все минуты нашей жизни, были искренними и бескорыстными хранителями того маленького огонька русской
мысли, который в пору нашей молодости чуть-чуть, и то воровски, тлел, — того огонька, который в настоящее время разгорелся в великое пламя всеобщего
государственного переустройства».
Поддерживаемый буржуазией, 2 декабря 1852 года совершил
государственный переворот и объявил себя императором.], то он с удовольствием объявил, что тот, наконец, восторжествовал и объявил себя императором, и когда я воскликнул, что Наполеон этот будет тот же губернатор наш, что весь род Наполеонов надобно сослать на остров Елену, чтобы никому из них никогда не удалось царствовать, потому что все они в душе тираны и душители
мысли и, наконец, люди в высшей степени антихудожественные, — он совершенно не понял моих слов.
Даже два старца (с претензией на государственность), ехавшие вместе с нами, — и те не интересовались своим отечеством, но считали его лишь местом для получения присвоенных по штатам окладов. По-видимому, они ничего не ждали, ни на что не роптали, и даже ничего не
мыслили, но в
государственном безмолвии сидели друг против друга, спесиво хлопая глазами на прочих пассажиров и как бы говоря: мы на счет казны нагуливать животы едем!
Если было время, когда люди были так разобщены между собою, так мало были выработаны средства сближения и передачи
мыслей, что они не могли сговориться и согласиться ни в каком общем ни торговом, ни экономическом, ни образовательном деле без
государственного центра, то теперь уже нет этой разобщенности.
Так это было при римских императорах, так это и теперь. Несмотря на то, что
мысль о бесполезности и даже вреде
государственного насилия всё больше и больше входит в сознание людей, так это продолжалось бы вечно, если бы правительствам не было необходимости для поддержания своей власти усиливать войска.
«Но, — скажут на это, — всегда во всех обществах большинство людей: все дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные массы рабочего народа, поставленные в необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в том положении, что, не имея возможности
мыслить самостоятельно, подчиняются или тем людям, которые стоят на более высокой степени разумного сознания, или преданиям семейным или
государственным, тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
Если я желал, чтоб выкупные платежи вносили бездоимочно, то ведь я желал этого не для себя, не для приобретения себе эфемерной популярности, а для того, что сердце мое обливалось кровью при одной
мысли, что
государственное казначейство может быть поставлено в затруднение.
Князь же не спал и по временам сердито и насмешливо взглядывал на барона. Его, по преимуществу, бесила
мысль, что подобный человек, столь невежественный, лишенный всякого чувства национальности, вылезет, пожалуй, в
государственные люди, — и князю ужасно захотелось вышвырнуть барона на мостовую и расшибить ему об нее голову, именно с тою целию, чтобы из него не вышел со временем
государственный человек.
При этом историк высказывает следующее, вполне справедливое убеждение: «
Мысль преобразовать государство родилась в уме Петра уже за границею, но она еще долго оставалась неясною, неопределенною, и
государственное устройство изменялось постепенно в продолжение всего царствования Петрова, по указанию опыта)) (том III, стр. 402).
Так, он, по предложению Курбатова, взявшего свою
мысль с заграничных примеров, учредил гербовую бумагу, в видах увеличения
государственных доходов и вместе уменьшения ябеды.
Но и эти события были бы, конечно, изложены иначе, если бы автор не руководствовался по преимуществу биографическим интересом и
мыслью о
государственном значении Петра для возвышения славы России, — а захотел бы придать своему труду более широкое значение.
«Очевидно, — говорит он, — царь, еще малоопытный в искусстве
государственного управления, исключительно преданный задушевным
мыслям своим, предоставил дела обычному течению в приказах и едва ли находил время для продолжительных совещаний с своими боярами; нередко он слушал и решал министерские доклады на Пушечном дворе» (том II, стр. 133).
Заметим, что здесь под задушевными
мыслями Петра разумеются, конечно, не
государственные идеи преобразования, а страсть к военному и особенно к морскому делу.
Затем автор «Истории Петра Великого» подробно развивает свою
мысль, показывая, в какой степени развиты были у нас основные
государственные элементы, служащие основою могущества и благоденствия гражданских обществ.
Казалось бы, чего же лучше? Сам историк, начертавши эту великолепную картину древней Руси, не мог удержаться от вопросительного восклицания: «Чего же недоставало ей?» Но на деле оказалось совсем не то: древней Руси недоставало того, чтобы
государственные элементы сделались в ней народными. Надеемся, что
мысль наша пояснится следующим рядом параллельных выписок из книги г. Устрялова, приводимых нами уже без всяких замечаний...
Рядом с нею мало-помалу возникли в душе Петра
мысли и о важном значении других отраслей
государственного управления.
Таким образом Монархиня производила в действо великие
мысли Своего «Наказа»; таким образом Ее собственная мудрая рука постепенно образовала полную
государственную систему Монархической России, согласную с истинным счастием человека; следственно, несогласную с печальным именем раба, которым прежде гражданин назывался в отечестве нашем и которое навсегда уничтожилось Екатериною [Указом 1786 г., Февраля 19.].
Я воображаю сии едва вообразимые пространства со всеми их жителями, и думаю: «Екатерина, подобно Божеству, согласила все словом Своим; отдаленные берега Ледовитого моря представляют тот же
государственный порядок, которому на берегах величественной Волги или Невы удивляемся; народы столь различные правятся единым уставом; части, столь несходные, всеобщим «Учреждением» Монархини приведены в целое, и бесчисленные страны Российские составили разные семейства единого отечества!» Сия
мысль восхищает дух мой!
Повелев собраться
Государственным Чинам или Депутатам из всех судилищ, из всех частей Империи, чтобы они предложили свои
мысли о полезных уставах для государства, Великая говорит: «Наше первое желание есть видеть народ Российский столь счастливым и довольным, сколь далеко человеческое счастие и довольствие может на сей земле простираться.
Предложив в сем «Наказе» самую лучшую основу для политического образования России, Екатерина заключает его священными, премудрыми
мыслями, которые, подобно фаросу, в течение времен должны остерегать все Монархии от политического кораблекрушения. Сограждане! Да обновится внимание ваше: Ее глас вечной Судьбы, открывающей нам причину
государственных бедствий!
Растолковавши себе таким образом положение Овэна, аристократы и
государственные люди никак не хотели допустить
мысли о том, что стремления Овэна могут быть совершенно бескорыстны.
Кто-то подал дельную
мысль, чтобы брошенные на улице вещи втаскивать обратно под арки Апраксина — работа закипела, и единственно лишь этому следует приписать спасение
Государственного банка и вообще зданий противоположной стороны Садовой улицы.
Призванные ею немцы во сто лет не принесли России ни малейшей
государственной пользы, но возбудили в окрестном русском населении
мысль, что правительство явно покровительствует чужим в ущерб интересам коренных русских подданных.
Так называемые великие
государственные и политические деятели ничего умного не говорили, это обыкновенно были общие
мысли, банальности, приспособленные к среднему человеку.
А тем временем и в его направлении произошла значительная эволюция. Он стал увлекаться учением Толстого и все дальше отходил от
государственной церкви. Это начало сказываться в тех его вещах, которые стали появляться в"Русской
мысли"у Гольцева.
Стоит только припомнить его знаменитую речь о веротерпимости. Это было большой милостью для Испании,где еще царила
государственная нетерпимость, не допускавшая ничего «иноверческого»; но в этой красивой и одухотворенной речи Кастеляро все-таки романтик, спиритуалист, а не пионер строгой научно-философской
мысли. Таким он был и как профессор истории, и года изгнания не сделали его более точным исследователем и мыслителем.
С ними ничего нельзя было поделать, при слабости
государственного порядка, при отсутствии границ в степи. К тому же они приносили существенную пользу своею борьбою с татарами и заселением травянистых пустынь. Вот почему правительство вскоре бросило
мысль «казнить ослушников, кто пойдет самодурью в молодечество». Оно стало прощать казакам набеги и принимало их на свою службу, с обязательством жить в пограничных городах и сторожить границы.
Мысль его была, чтобы, по крайней мере, те немногие, которые будут в алтаре, заметили, что к
государственным актам приобщено что-то неизвестное и чтобы от этого остались, в случае кончины государя, некоторые догадки и побуждение вспомнить о ковчеге и обратиться к вопросу: нет ли в нем чего на этот случай?
Оба, без сомнения, велики, но Иоанн, включив Россию в общую
государственную систему Европы и ревностно заимствуя искусство образованных народов, не
мыслил о введении новых обычаев; не видим также, чтобы он пекся о просвещении умов науками.
Государь слушал внимательно, а аббат Грубер, со свойственным ему умением и красноречием стал далее развивать ту
мысль, что общество Иисуса должно служить главною основою для охранения спокойствия и поддержания
государственных порядков. Аббат коснулся вскользь настоящего положения дел в Европе и обнаружил необычайно глубокое звание всех тайников европейской политики.
Подобно тому как падший человек не может жить без
государственной полиции, не может он и
мыслить без критической гносеологии.