Высылалась за границу целая
группа писателей, ученых, общественных деятелей, которых признали безнадежными в смысле обращения в коммунистическую веру.
Группа писателей и философов, сотрудничавших в «Мусагете», находилась в постоянной полемике с книгоиздательством «Путь», вокруг которого сплотились в основном философы «неославянофильского» направления (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эрн, Е. Н. Трубецкой и др.).
Дионисическая настроенность, искание необыкновенного, непохожего на обыденность, привели
группу писателей того времени к попытке создать что-то похожее на подражание «дионисической мистерии».
Неточные совпадения
Потом в «Русском патриоте», когда в него вошла
группа молодых
писателей, я напечатал статью «Трансформация национализма и интернационализма», которая шокировала некоторые круги русской эмиграции.
Певцов-итальянцев тут слышала я,
Что были тогда знамениты,
Отца моего сослуживцы, друзья
Тут были, печалью убиты.
Тут были родные ушедших туда,
Куда я сама торопилась.
Писателей группа, любимых тогда,
Со мной дружелюбно простилась:
Тут были Одоевский, Вяземский; был
Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рано почил,
Безвременно взятый могилой,
И Пушкин тут был…
Можно было легко угадать, что Авдиеву будет трудно ужиться с этим неуклонным человеком. А Авдиев вдобавок ни в чем не менял своего поведения. По — прежнему читал нам в классах новейших
писателей; по — прежнему мы собирались у него
группами на дому; по — прежнему порой в городе рассказывали об его выходках…
Высланный из Советской России в 1922 г. с
группой ученых и
писателей, он делается профессором догматического богословия в Париже в Православном богословском институте.
Тут были родные ушедших туда,
Куда я сама торопилась,
Писателей группа, любимых тогда.
М. Н. Ермолова стояла в
группе кутающихся в шубы
писателей и артистов.
…Улицы кипели народом, там-сям стояли отдельные
группы, что-то читая, что-то слушая; крик и песни, громкие разговоры, грозные возгласы и движения — все показывало ту лихорадочную возбужденность, ту удвоенную жизнь, то судорожное и страстное настроение, в котором был Париж того времени; казалось, что у камней бился пульс, в воздухе была примешана электрическая струя, наводившая душу на злобу и беспокойство, на охоту борьбы, потрясений, страшных вопросов и отчаянных разрешений, на все, чем были полны
писатели XVIII века.
Те два
писателя, каких я поставил на двух крайних концах, — Герцен и Толстой — были старше меня, как и некоторые другие в этой
группе: Герцен — на целых двадцать четыре года, а Толстой — только на восемь лет; он родился в 1828 году (также в августе), я — в 1836 году.
Эта небольшая
группа тогдашних последователей Конта, Милля и отчасти Спенсера (о нем речь пойдет ниже) и была настоящим свободомыслящим оазисом в тогдашней лондонской интеллигенции — среди сотен
писателей, журналистов, «клерджименов» (священников) и педагогов обыкновенного, «респектабельного» типа.