Неточные совпадения
Благодаря ей и верхнюю, чистую часть дома тоже называли «дыра». Под верхним трактиром огромный подземный подвал, куда ведет лестница больше чем в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины — и ни одного окна. Освещается газом. По сторонам деревянные каютки — это «каморки», полутемные и
грязные. Посередине стол, над которым мерцает в табачном
дыме газовый рожок.
На вокзал она пришла рано, еще не был готов ее поезд, но в
грязном, закопченном
дымом зале третьего класса уже собралось много народа — холод согнал сюда путейских рабочих, пришли погреться извозчики и какие-то плохо одетые, бездомные люди.
От этого в номерах всегда стоял затхлый,
грязный запах заношенного белья, застарелого табачного
дыма и смазных сапог.
Потом гостиница с вонючим коридором, слабо освещенным коптящею керосиновой лампой; номер, в который она, по окончании спектакля, впопыхах забегает, чтоб переодеться для дальнейших торжеств, номер с неприбранной с утра постелью, с умывальником, наполненным
грязной водой, с валяющеюся на полу простыней и забытыми на спинке кресла кальсонами; потом общая зала, полная кухонного чада, с накрытым посредине столом; ужин, котлеты под горошком, табачный
дым, гвалт, толкотня, пьянство, разгул…
Скука, холодная и нудная, дышит отовсюду: от земли, прикрытой
грязным снегом, от серых сугробов на крышах, от мясного кирпича зданий; скука поднимается из труб серым
дымом и ползет в серенькое, низкое, пустое небо; скукой дымятся лошади, дышат люди.
На дворе говорят об этой женщине все хуже, насмешливее и злее. Мне очень обидно слышать эти россказни,
грязные и, наверное, лживые; за глаза я жалею женщину, мне боязно за нее. Но когда, придя к ней, я вижу ее острые глазки, кошачью гибкость маленького тела и это всегда праздничное лицо, — жалость и страх исчезают, как
дым.
Здесь, в этом
грязном трактирном номере, стены которого были пропитаны запахом водки, пива и табачного
дыма, он теперь сидел как оглушенный.
Встречу им подвигались отдельные дома, чумазые, окутанные тяжёлыми запахами, вовлекая лошадь и телегу с седоками всё глубже в свои спутанные сети. На красных и зелёных крышах торчали бородавками трубы, из них подымался голубой и серый
дым. Иные трубы высовывались прямо из земли; уродливо высокие,
грязные, они дымили густо и черно. Земля, плотно утоптанная, казалась пропитанной жирным
дымом, отовсюду, тиская воздух, лезли тяжёлые, пугающие звуки, — ухало, гудело, свистело, бранчливо грохало железо…
Лицо у него черное, закопченное
дымом, измазанное сажей, руки тоже
грязные.
В котловине развалился завод этот —
грязный, жирный, окутан
дымом — и сопит.
Вот пришёл я в некий
грязный ад: в лощине, между гор, покрытых изрубленным лесом, припали на земле корпуса; над крышами у них пламя кверху рвётся, высунулись в небо длинные трубы, отовсюду сочится пар и
дым, земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг и дикий скрип сотрясают дымный воздух. Всюду железо, дрова, кирпич,
дым, пар, вонь, и в этой ямине, полной всякой тяжкой всячины, мелькают люди, чёрные, как головни.
Венецианских окон никогда не отворяли из боязни сквозняка, от этого в комнате прочно установился запах нечистоплотной, холостой старости — запах застоявшегося табачного
дыма,
грязного белья и больницы.
И неуклюжий
грязный сапог отставного солдата, под тяжестью которого, кажется, трескается самый гранит, и миниатюрный, легкий, как
дым, башмачок молоденькой дамы, оборачивающей свою головку к блестящим окнам магазина, как подсолнечник к солнцу, и гремящая сабля исполненного надежд прапорщика, проводящая по нем резкую царапину, — всё вымещает на нем могущество силы или могущество слабости.
Так же, как давеча на дороге, чувствуя себя громадным, страшным зверем, он прошел через сени в серую,
грязную, пропитанную туманом и
дымом половину, где обыкновенно мужики пили чай, и тут долго ходил из угла в угол, тяжело ступая, так что звенела посуда на полках и шатались столы.
Черный
дым, не подымаясь над низкой закоптелой трубой, стлался за пароходом длинным
грязным хвостом.
Эта
грязная, пропитанная табачным
дымом комната, эти составленные стулья, этот диванишко с брошенной подушкой; этот расстегнутый ворот кумачной рубахи, и среди всей этой обстановки вдруг она, его чистая голубка, его родное, любимое детище… Майор смешался и сконфузился до того, что не мог ни глаз поднять, ни выговорить хоть единое слово.
Создавалось ощущение, что я сам по себе какой-то очень хороший, что мы особенная порода, не то что эти мальчишки с сопливыми носами и вздутыми, как шары, животами, в
грязных холщовых рубашках, пахнущих
дымом.
К ночи пошел дождь, стало очень холодно. Мы попробовали затопить кханы — широкие лежанки, тянувшиеся вдоль стен фанзы. Едкий
дым каоляновых стеблей валил из трещин лежанок, валил назад из топки; от вмазанного в сенях котла шел жирный чад и мешался с
дымом. Болела голова. Дождь хлестал в рваные бумажные окна, лужи собирались на
грязных подоконниках и стекали на кханы.
С бульвара молодежь, обыкновенно, отправлялась гурьбой в одну из гостиниц, где, в пропитанной табачным
дымом атмосфере
грязной залы, просиживала до рассвета, отравляясь винами кишиневских Борелей.
Голыми почему-то и
грязными кажутся дома и дворцы, а над Невою точно
дым от ветра и пыли, движется клубами и полосами и туманом застилает Петроградскую сторону.
Глухая, бестолковая кухарка печи топила плохо, в комнатах всегда пахло
дымом, и часто болела голова от угара, сизым облаком ползавшего по
грязному, исслеженному полу.