Неточные совпадения
Герои наши видели много бумаги, и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сертуки
губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол об оттяганье земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным помещиком, покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровом, да слышались урывками короткие выражения, произносимые хриплым голосом: «Одолжите, Федосей Федосеевич, дельце за № 368!» — «Вы всегда куда-нибудь затаскаете пробку с казенной чернильницы!» Иногда голос более величавый, без сомнения одного из
начальников, раздавался повелительно: «На, перепиши! а не то снимут сапоги и просидишь ты у меня шесть суток не евши».
Мое «упражнение в стиле» и здесь доставило мне некоторую льготу; испытав мою неспособность ко всему другому,
начальник отделения поручил мне составление общего отчета по министерству из частных,
губернских.
Зажил Порфирий Петрович в
губернском городе, и все думает, как бы ему в
начальниках сыскать.
— По
губернскому правлению, — говорил он открыто в обществе, — я решительно намерен предоставить все вице-губернатору, потому что он его ближайший
начальник; его место тут, а мое — в губернии.
Всякий
начальник, взглянув на аттестат, прямо скажет: «Были вы, милостивый государь, секретарем
губернского правления, понизили вас сначала в тюремные смотрители, а тут и совсем выгнали: как я вас могу принять!» Ведь он, эхидная душа, поступаючи так со мной, понимал это, и что ж мне после того осталось делать?
— Станет побирать, коли так размахивает! — решили другие в уме; но привести все это в большую ясность рискнул первый
губернский архитектор — человек бы, кажется, с лица глупый и часть свою скверно знающий, но имевший удивительную способность подделываться к
начальникам еще спозаранку, когда еще они были от него тысячи на полторы верст. Не стесняясь особенно приличиями, он явился на постройку, отрекомендовал себя молодому человеку и тут же начал...
На другой же день после получения указа об утверждении его полицеймейстер повестил все
губернские и уездные присутственные места, чтоб члены оных, а равно и секретари явились 12 марта в одиннадцать часов утра на представление
начальнику губернии.
В тот же день сделали было набег члены
губернского правления, чтоб явиться новому
начальнику, но не были приняты.
От управляющего губернией был послан между тем жандарм за
начальником арестантской роты, и через какие-нибудь полчаса в приемной зале уж стоял навытяжке и в полной форме дослужившийся из сдаточных капитан Тимков, который, несмотря на то, что владел замечательно твердым характером и столь мало подвижным лицом, что как будто бы оно обтянуто было лубом, а не кожей человеческой, несмотря на все это, в настоящие минуты, сам еще не зная, зачем его призвали, был бледен до такой степени, что молодой чиновник, привезенный вице-губернатором из Петербурга и теперь зачисленный в штат
губернского правления, подошел к нему и, насмешливо зевая, спросил...
— Я, ваше превосходительство, — говорил он
губернскому предводителю, заклятому врагу Калиновича по делу князя, — я старше его летами, службой, чином, наконец, потому что он пока еще вчера только испеченный действительный статский, а я генерал-майор государя моего императора, и, как
начальнику губернии, я всегда и везде уступлю ему первое место; но если он, во всеуслышание, при общем собрании, говорит, что все мы взяточники, я не могу этого перенесть!
Вздумал было потом поершиться против него один из прокуроров и на личные предложения
начальника губернии стал давать по
губернскому правлению протесты, но кончил тем, что, для пользы службы, был переведен в другую, дальнюю губернию.
Затем, в отсутствие Варвары Петровны, произошел и въезд нашего нового
начальника, Андрея Антоновича фон Лембке; вместе с тем тотчас же началось и заметное изменение в отношениях почти всего нашего
губернского общества к Варваре Петровне, а стало быть, и к Степану Трофимовичу.
— Контора у меня здесь маленькая и совершенно безвыгодная, — начал он, — но, считая себя виноватым, что не приехал к вам в
губернский город представиться, и как супруга ваша справедливо мне приказывала через почтальона, что она и вы очень обижаетесь, что все мы, почтмейстера, точно будто бы знать не хотим своего
начальника, но видит создатель, что это я по робости моей сделал и что я готов с полным моим удовольствием исполнить всегда, что следует…
От секретаря управляющий проехал к
начальнику губернии барону Висбаху, которому в весьма почтительных выражениях объяснил, что он — управляющий бывшего
губернского предводителя Петра Григорьича Крапчика и приехал просить
начальника губернии почтить своим посещением прах его господина.
Правитель дел, считавший своего
начальника, равно как и самого себя, превыше всяких
губернских авторитетов, взглянул с некоторым удивлением на графа.
— В отношении госпожи, о которой вам говорил, я исполнил свой долг: я женился на ней; мало того, по ее желанию оставил военную службу и получил, благодаря милостивому содействию Егора Егорыча, очень видное и почетное место
губернского почтмейстера —
начальника всех почт в губернии — с прекрасным окладом жалованья.
А потому, если отбывающий
начальник учинил что-нибудь очень великое, как, например: воздвигнул монумент, неплодоносные земли обратил в плодоносные, безлюдные пустыни населил, из сплавной реки сделал судоходную, промышленность поощрил, торговлю развил или приобрел новый шрифт для
губернской типографии, и т. п., то о таких делах должно упомянуть с осторожностью, ибо сие не всякому доступно, и новый
начальник самое упоминовение об них может принять за преждевременное ему напоминание: и ты, дескать, делай то же.
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней
начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала в карету, — до гостиной
губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься устройством имения, играют в карты, держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Когда они приехали в NN на выборы и Карп Кондратьевич напялил на себя с большим трудом дворянский мундир, ибо в три года предводителя прибыло очень много, а мундир, напротив, как-то съежился, и поехал как к
начальнику губернии, так и к
губернскому предводителю, которого он, в отличение от губернатора, остроумно называл «наше его превосходительство», — Марья Степановна занялась распоряжениями касательно убранства гостиной и выгрузки разного хлама, привезенного на четырех подводах из деревни; ей помогали трое не чесанных от колыбели лакеев, одетых в полуфраки из какой-то серой не то байки, не то сукна; дело шло горячо вперед; вдруг барыня, как бы пораженная нечаянной мыслию, остановилась и закричала своим звучным голосом...
Так, в одной жалобе, посланной им в Петербург на местного губернатора, он писал без запятых и точек: «в бытность мою в
губернском городе на выборах я однажды встретился с господином
начальником губернии и был изруган им подлецом и мошенником», а в другой раз, в просьбе, поданной в уголовную палату, устроил, конечно с умыслом, в разных местах подчистки некоторых слов в таком порядке, что получил возможность в конце прошения написать следующую оговорку: «а что в сем прошении по почищенному написано, что судившие меня, члены, уголовной, палаты, все, до, одного, взяточники, подлецы, и, дураки, то это все верно и прошу в том не сомневаться…»
На нем было столько долгов, что он должен был служить, чтобы его не посадили в яму. Он теперь ехал в
губернский город
начальником коннозаводства. Ему выхлопотали это его важные родные. Он был одет в военный китель и синие штаны. Китель и штаны были такие, каких бы никто себе не сделал кроме богача, белье тоже, часы были тоже английские. Сапоги были на каких-то чудных, в палец толщины, подошвах.
Правда, у нас зато служба благородная, чистота во всем такая, какой вовеки не видеть
губернскому правлению: столы из красного дерева, и все
начальники на вы.
— Чехвальство чехвальством, — отвечал Яков Иванов, — конечно, и самолюбие они большое имели, но паче того и выгоды свои из того извлекали: примерно так доложить, по
губернскому правлению именье теперь в продажу идет, и госпожа наша хоть бы по дружественному расположению
начальников губернии, на какое только оком своим взглянут, то и будет наше.
Несмотря на то, действие их было весьма ничтожно, по крайней мере в Самарской губернии, как свидетельствует следующий циркуляр г.
начальника губернии, напечатанный в 24 № «Самарских
губернских ведомостей...
Через день после спектакля, в неофициальном отделе славнобубенских
губернских ведомостей на первом месте красовалась статейка под названием: «Благотворительный спектакль благородных любителей с живыми картинами». Статейка эта умиленно отдавала дань признательности и восхищения всем участвовавшим; но на первом плане, конечно, стояла ее превосходительство, супруга достойного
начальника губернии, Констанция Александровна Гржиб-Загржимбайло.
Красовалась и крупная, породистая фигура красавца
губернского предводителя князя Юрия Голицына, впоследствии очутившегося в Лондоне вроде полуэмигранта и кончившего карьеру
начальником хора, предшественником Славянского.
Трагическая смерть цыганки, жены
начальника хора, — действительный случай. И майор, родственник лица, от которого ведется рассказ, являлся каждый год на ярмарку, как жандармский штаб-офицер, из
губернского города.
И сами мы, врачи из запаса, думали, что таких людей, тем более среди врачей, давно уже не существует. В изумлении смотрели мы на распоряжавшихся нами начальников-врачей, «старших товарищей»… Как будто из седой старины поднялись тусклые, жуткие призраки с высокомерно-бесстрастными лицами, с гусиным пером за ухом, с чернильными мыслями и бумажною душою. Въявь вставали перед нами уродливые образы «Ревизора», «Мертвых душ» и «
Губернских очерков».
Меня несколько лет ни в продолжение следствий, ни в продолжение суда не спросили ни единым словом, что мне известно по этому делу, между тем
губернский суд приговорил меня, наравне с членами банка, к уплате похищенных денег, отстранив по ним от всякой ответственности своего главного
начальника и главного виновника всех беспорядков в банке — Анонима.
В пострадавших губерниях собираются продовольственные комитеты, экстренные
губернские и уездные собрания, придумываются средства приобретения продовольствия, собираются сведения о состоянии крестьян: через земских
начальников — для администрации, через земских деятелей — для земства, обсуживаются и изыскиваются средства помощи.