Неточные совпадения
Их вывели
на свежий воздух и
дали горячих щей; сначала, увидев
пар, они фыркали и выказывали суеверный страх, но потом обручнели и с такою зверскою жадностию набросились
на пищу, что тут же объелись и испустили дух.
На лестнице же ему встретилась
пара:
дама, быстро бежавшая
на каблучках, и легкий товарищ прокурора.
Дамы на водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и
пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Увы,
на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И
дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три
пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в черном шелке, в черных кружевах
на седовласой голове, с длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера, рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая
дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
Марфенька обошла каждую избу, прощалась с бабами, ласкала ребятишек, двум из них вымыла рожицы, некоторым матерям
дала ситцу
на рубашонки детям, да двум девочкам постарше
на платья и две
пары башмаков, сказав, чтоб не смели ходить босоногие по лужам.
Сегодня я проехал мимо полыньи: несмотря
на лютый мороз, вода не мерзнет, и облако черного
пара, как дым, клубится над ней. Лошади храпят и пятятся. Ямщик франт попался, в дохе, в шапке с кистью, и везет плохо. Лицо у него нерусское. Вообще здесь смесь в народе. Жители по Лене состоят и из крестьян, и из сосланных
на поселение из разных наций и сословий; между ними есть и жиды, и поляки, есть и из якутов. Жидов здесь любят: они торгуют,
дают движение краю.
Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря
на то, что уж наступила ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее.
На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и
дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но
на всякий случай заносят
пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
Прощайте, роскошные, влажные берега:
дай Бог никогда не возвращаться под ваши деревья, под жгучее небо и
на болотистые
пары! Довольно взглянуть один раз: жарко и как раз лихорадку схватишь!
Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен,
на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились
дамы; в глубине, в маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два
пар кружились по залу, подымая облако едкой пыли.
С обеих сторон дома
на обеих сторонах улицы и глубоко по Гнездниковскому переулку стояли собственные запряжки:
пары, одиночки, кареты, коляски, одна другой лучше. Каретники старались превзойти один другого. Здоровенный, с лицом в полнолуние, швейцар в ливрее со светлыми пуговицами, но без гербов, в сопровождении своих помощников выносил корзины и пакеты за
дамами в шиншиллях и соболях с кавалерами в бобрах или в шикарных военных «николаевских» шинелях с капюшонами.
— За битого семь небитых
дают, — шутил он, по обыкновению. — Тебя в солдатчине били, а меня
на заводской работе. И вышло — два сапога
пара. Поступай ко мне
на службу: будешь доволен.
Пищик кричит: «Grand-rond, balancez!» и «Les cavaliers а genoux et remerciez vos dames!» [«Променад
парами!»… «Большой круг, балансе!»… «Кавалеры,
на колени и благодарите
дам» (фр.).]
Дрофу в одиночку и даже в
паре заездить, как говорят охотники, то есть, увидав их издали, начать ездить кругом; сначала круги
давать большие, а потом с каждым разом их уменьшать; дрофа не станет нажидать
на себя человека и сейчас пойдет прочь, но как везде будет встречать того же, все ближе подъезжающего охотника, то, походя взад и вперед, ляжет в какую-нибудь ямку, хотя бы в ней негде было спрятать одной ее головы: в этом глупом положении, вытянув шею и выставив напоказ все свое объемистое тело, подпускает она охотника довольно близко.
Стрепетиные гнезда и выводки попадаются охотникам очень редко, молодых же стрепетят я даже не нахаживал; вероятно оттого, что матка удаляется с детьми в
даль степей, куда мне редко случалось ходить, гнезда я находил не так далеко от хлебных полей. предполагать, что стрепета разбиваются
на пары, во-первых, потому, что никто никогда не замечал их токов, и, во-вторых, потому, что с весны почти всегда где поднимешь одного стрепета, там найдется и другой.
Затеяли большую рыбную ловлю неводом; достали невод, кажется, у башкирцев, а также еще несколько лодок; две из них побольше связали вместе, покрыли поперек досками, приколотили доски гвоздями и таким образом сделали маленький
паром с лавочкой,
на которой могли сидеть
дамы.
— «А что за невестой
дают?» — «Пять платьев да два монто, одно летнее, другое зимнее; из белья тоже все как следует; самовар-с; нас с женой
на свой кошт год содержать будут, ну и мне тоже
пару фрашную, да
пару сертушную».
— Нам начинать, — говорит его
дама. Они выжидают, когда предыдущая
пара не отойдет
на несколько шагов, и тогда одновременно начинают этот волшебный старинный танец, чувствуя теперь, что каждый шаг, каждое движение, каждый поворот головы, каждая мысль связана у них одними и теми же невидимыми нитями.
Послушная память тотчас же вызвала к жизни все увлечения и «предметы» Александрова. Все эти бывшие
дамы его сердца пронеслись перед ним с такой быстротой, как будто они выглядывали из окон летящего
на всех
парах курьерского поезда, а он стоял
на платформе Петровско-Разумовского полустанка, как иногда прошлым летом по вечерам.
Впрочем, она была так ловка, что, подметив это, принялась тоже выделывать своими ножками более мелкие па, и таким образом оба они при громе музыки облетали залу вихрем и решительно затмили собою другие
пары, которых, впрочем, немного и было: студент Демидовского лицея, приехавший
на праздник к родителям и вертевшийся с родной сестрой своей, исполняя это с полным родственным равнодушием, а за ним вслед вертелся весьма малорослый инвалидный поручик, бывший
на целую голову ниже своей
дамы.
Я вмиг повторил то же, что и Ага, и, перекинув повод, двинулся
на мост. Но передо мной вырос старший джигит и
парой непонятных слов, без всякого выражения
на своем каменном лице, движением руки, ясно
дал мне понять, что надо сперва пропустить первого, а потом идти одному, а там, мол, за тобой и мы поодиночке переправимся.
Григорьев не
давал ему денег
на руки, а
пару платья и пальто, сшитые у лучшего портного, выдали Изорину в счет жалованья, да неудачно: получил он платье в «запойную полосу», тут же его продал и приехал в сад из города с корзиной коньяку «Финь-Шампань» и бутылками шамбертена.
— У! Идём со мной, — ладно? Можно — даром, только
на пару пива надо иметь двадцать пять копеек. Если сказать, что мы из полицейского правления, — пустят даром и девиц даром
дадут. Нас, полицейских чиновников, боятся!
Паром начинает как-то вздрагивать… Вдруг шест Тюлина касается дна. Небольшой «огрудок»
дает возможность «пихаться»
на расстоянии десятка сажен.
Ей приснились две большие черные собаки с клочьями прошлогодней шерсти
на бедрах и
на боках; они из большой лохани с жадностью ели помои, от которых шел белый
пар и очень вкусный запах; изредка они оглядывались
на Тетку, скалили зубы и ворчали: «А тебе мы не
дадим!» Но из дому выбежал мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка подошла к лохани и стала кушать, но, как только мужик ушел за ворота, обе черные собаки с ревом бросились
на нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
Все ее знали, и никто не замечал;
на балах она танцевала только тогда, как недоставало vis-а-vis, [Здесь:
пары в танце.] и
дамы брали ее под руку всякий раз, как им нужно было идти в уборную поправить что-нибудь в своем наряде.
Третий звонок. Входит молодой доктор в новой черной
паре, в золотых очках и, конечно, в белом галстуке. Рекомендуется. Прошу садиться и спрашиваю, что угодно. Не без волнения молодой жрец науки начинает говорить мне, что в этом году он выдержал экзамен
на докторанта и что ему остается теперь только написать диссертацию. Ему хотелось бы поработать у меня, под моим руководством, и я бы премного обязал его, если бы
дал ему тему для диссертации.
Если же мужчина ошибался — при чем обыкновенно начинался веселый хохот, — то плохой отгадчик, при общем смехе, возвращался с носом
на свое место и выходил следующий, и затем, когда эта
пара кончала,
дама, избравшая прежнего кавалера, отосланного за недогадливость за фронт, должна была сама встать, подать руку недогадливому избраннику и танцевать с ним.
— Ох-тех-те!.. Младшего брата давно оженили, — говорила Варвара, — а ты всё без
пары, словно петух
на базаре. По-каковски это? Этих-тех, оженишься, бог
даст, там как хочешь, поедешь
на службу, а жена останется дома помощницей-те. Без порядку-те живешь, парень, и все порядки, вижу, забыл. Ох-тех-те, грех один с вами, с городскими.
Григорий держал бакалейную лавочку, но это только для вида,
на самом же деле торговал водкой, скотом, кожами, хлебом в зерне, свиньями, торговал чем придется, и когда, например, за границу требовались для дамских шляп сороки, то он наживал
на каждой
паре по тридцати копеек; он скупал лес
на сруб,
давал деньги в рост, вообще был старик оборотливый.
Надо было видеть, как он лихо танцевал с ней модные танцы, па-д'эспань, па-де-патинер, краковяк и лезгинку, как, оставив свою
даму на одном конце комнаты, он ловко скакал вокруг самого себя, держа руку над головой и живописно изогнувшись, как уже
на другом конце, отделенный от
дамы другими
парами, он выделывал, щелкая каблуками, соло, как потом он стремительно мчался, кружась и толкая других танцоров, к покинутой
даме, как он встряхивал плечами и округленными локтями в такт музыке и как, геройски полуобернувшись направо к Александре Васильевне, он наступал
на чужие каблуки и платья.
Янкель стал смотреть
на свет какие-то шаровары, чтобы ошибкой не
дать чорту новых, а в это время за рекой, по дороге из лесу, показалась
пара волов. Волы сонно качали головами, телега чуть-чуть поскрипывала колесами, а
на телеге лежал мужик Опанас Нескорый, без свитки, без шапки и сапогов, и во все горло орал песни.
Коляска трогалась с места и тотчас же исчезала в потемках. В красном круге, бросаемом лампою
на дорогу, показывалась новая
пара или тройка нетерпеливых лошадей и силуэт кучера с протянутыми вперед руками. Опять начинались поцелуи, упреки и просьбы приехать еще раз или взять шаль. Петр Дмитрич выбегал из передней и помогал
дамам сесть в коляску.
Мигом команда моя разбежалась,
Только
на лодке две
пары осталось —
Сильно измокли, ослабли; в мешок
Я их поклал — и домой приволок.
За ночь больные мои отогрелись,
Высохли, выспались, плотно наелись;
Вынес я их
на лужок; из мешка
Вытряхнул, ухнул — и
дали стречка!
Я проводил их всё тем же советом:
„Не попадайтесь зимой!“
Я их не бью ни весною, ни летом,
Шкура плохая, — линяет косой...
Осмотр окна снаружи не
дал решительно ничего; осмотр же травы и ближайших к окну кустов
дал следствию много полезных указаний. Дюковскому удалось, например, проследить
на траве длинную темную полосу, состоявшую из пятен и тянувшуюся от окна
на несколько сажен в глубь сада. Полоса заканчивалась под одним из сиреневых кустов большим темно-коричневым пятном. Под тем же кустом был найден сапог, который оказался
парой сапога, найденного в спальне.
Он попробовал раз подумать о том, что ему теперь делать, как выехать без копейки денег, как заплатить пятнадцать тысяч проигранных казенных денег, что скажет полковой командир, что скажет его мать, что скажут товарищи, — и
на него нашел такой страх и такое отвращение к самому себе, что он, желая забыться чем-нибудь, встал, стал ходить по комнате, стараясь ступать только наищели половиц, и снова начал припоминать себе все мельчайшие обстоятельства происходившей игры; он живо воображал, что уже отыгрывается и снимает девятку, кладет короля пик
на две тысячи рублей, направо ложится
дама, налево туз, направо король бубен, — и всё пропало; а ежели бы направо шестерка, а налево король бубен, тогда совсем бы отыгрался, поставил бы еще всё
на пе и выиграл бы тысяч пятнадцать чистых, купил бы себе тогда иноходца у полкового командира, еще
пару лошадей, фаэтон купил бы.
Немного погодя она видела, как он шел в
паре в grand rond, и в этот раз он уже пошатывался и что-то выкрикивал, к великому конфузу своей
дамы, и Аня вспомнила, как года три назад
на балу он так же вот пошатывался и выкрикивал — и кончилось тем, что околоточный увез его домой спать, а
на другой день директор грозил уволить со службы.
— Ерихоны, дуй вас горой!.. Перекосило б вас с угла
на угол, — бранился дядя Елистрат, кладя в карманы оставшиеся куски белого и пеклеванного хлеба и
пару соленых огурцов… — Ну, земляк, — обратился он к Алексею, потягиваясь и распуская опояску, — за хлеб, за соль, за щи спляшем, за пироги песенку споем!.. Пора, значит, всхрапнуть маленько. Стало брюхо что гора,
дай Бог добресть до двора.
Он им подушек
пару дал:
«Уснете
на диване».
И доброй ночи пожелал
И молодцу, и Тане.
Если насытить воду селитряным порошком, а потом подсыпать еще селитры лишней, всё согреть и не мешавши
дать остынуть, то селитра лишняя не ляжет порошком
на дне воды, а соберется вся шестигранными столбиками и сядет
на дне и по бокам, столбик подле столбика. Если насытить воду селитряным порошком и поставить в теплом месте, то вода уйдет
паром, а селитра лишняя также сложится столбиками шестигранными.
В это время
на реке послышались тихие всплески, и вслед за тем из темноты вынырнула женщина
на оморочке. Она пристала к берегу и втащила оморочку
на берег. Подойдя к огню, она подала мне две большие рыбины и
пару уток, которых тоже заколола острогою. Я поблагодарил ее и обещал
дать ее сыновьям ружейных патронов, в которых, как я узнал, они очень нуждались.
— Дело нечисто, тут что-то сделано, — загудел народ и, посбросав последнее платье с плеч, мужики так отчаянно заработали, что
на плечах у них задымились рубахи; в воздухе стал потный
пар, лица раскраснелись, как репы; набожные восклицания и дикая ругань перемешивались в один нестройный гул, но проку все нет; дерево не
дает огня.
Мы вышли под руку, как
пара совершенно равных друг другу людей. Мой рост уже совершенно позволил мне вести ее под руку: я был кавалер, она моя
дама, — и, вспоминая теперь всю прошедшую жизнь мою, я уверен, что рука моя,
на которую впоследствии опиралось немало
дам, никогда уже не вела женщины столь возвышенной и прекрасной, несмотря
на тогдашние тридцать шесть лет, которые имела моя превосходная мать.
— Я выше тебя, мы не под
пару, — заметила Нина, и я увидела, что легкая печаль легла тенью
на ее красивое личико. — Впрочем, постой, я попрошу классную
даму.
К восьми часам мы уже все были готовы и становились в
пары, чтобы идти
на молитву, когда в дортуар вошла новая для меня классная
дама, фрейлейн Генинг, маленькая, полная немка с добродушной физиономией. Она была совершенной противоположностью сухой и чопорной m-lle Арно.
Мне это представлялось очень лестным. А иногда я раздумывал: нельзя ли бы
на этом заработать
пару карамелек? Мама придет ко мне просить прощения, а я: «
Дай две карамельки, тогда прощу!»
— Самого свежего, сочного сенца задал лошадкам вашим, бояре, и кадушку овса насыпал для них, — сказал вошедший Савелий. — Ишь как измучились сердечные. Одна чья-то уже куда добра, вся в мыле как посеребрена,
пар валом валит от нее, и
на месте миг не стоит, взвивается… Холопская уж куда ни шло, а то еще одна там есть, ни
дать, ни взять моя колченогая… Променяйте-ка ее в Москве
на ногайскую, что привели намедни татары целый табун для продажи…
Дайте в придачу рублей…
Старые работницы посмеивались
на эти хвалебные статейки и
на самохвальные плакаты, которые молодежь вывешивала о своей работе. Но смеяться было нечего. Дневная норма выработки для одного конвейера — 1600
пар. Молодежный конвейер день за днем стал
давать на семьдесят
пар больше. Радовались и торжествовали. Старые работницы уже не посмеивались, а смотрели враждебно.
Ихменьев поклонился ей еще в дверях, длинный, с впалою грудью, в скромной сюртучной
паре. Черные, редкие волосы висели у него широкими прядями
на висках, маленький нос и близорукие глаза
давали его лицу наивное, несколько пугливое выражение, облик был немного калмыцкого типа, с редкою бородкой.
Послышался звонок, и вслед за его дребезжащим звоном влетела в кабинет, шурша своим длинным шелковым шлейфом, молодая
дама, блистая красотой,
парою обворожительных глаз и алмазами, сверкавшими
на ее груди и в ушах. Она была в трауре, скрашенном некоторыми туалетными принадлежностями национального цвета. При появлении ее все спешили оправиться и встать со своих мест.