Неточные совпадения
Боже мой! что оно делает с человеком? как облегчит от всякой нравственной и физической тягости! точно снимет ношу с плеч и с головы,
даст свободу
дыханию, чувству, мысли…
— Волю… волю
дали! — начал он, притаив
дыхание.
Дуняша(остановилась, чтобы попудриться). Барышня велит мне танцевать — кавалеров много, а
дам мало, — а у меня от танцев кружится голова, сердце бьется. Фирс Николаевич, а сейчас чиновник с почты такое мне сказал, что у меня
дыхание захватило.
Он опять ставил себе цели, строил планы; жизнь зарождалась в нем, надломленная душа
давала побеги, как захиревшее деревцо, на которое весна пахнула живительным
дыханием…
— Душя мой! Лучший роза в саду Аллаха! Мед и молоко на устах твоих, а
дыхание твое лучше, чем аромат шашлыка.
Дай мне испить блаженство нирваны из кубка твоих уст, о ты, моя лучшая тифлисская чурчхела!
Моя мать не
давала потухнуть во мне догоравшему светильнику жизни; едва он начинал угасать, она питала его магнетическим излиянием собственной жизни, собственного
дыханья.
Те, наконец, сделали последнее усилие и остановились. Кучер сейчас же в это время подложил под колеса кол и не
дал им двигаться назад. Лошади с минут с пять переводили
дыхание и затем, — только что кучер крикнул: «Ну, ну, матушки!» — снова потянули и даже побежали, и, наконец, тарантас остановился на ровном месте.
— Что, братику, разве нам лечь поспать на минуточку? — спросил дедушка. — Дай-ка я в последний раз водицы попью. Ух, хорошо! — крякнул он, отнимая от кружки рот и тяжело переводя
дыхание, между тем как светлые капли бежали с его усов и бороды. — Если бы я был царем, все бы эту воду пил… с утра бы до ночи! Арто, иси, сюда! Ну вот, бог напитал, никто не видал, а кто и видел, тот не обидел… Ох-ох-хонюшки-и!
Душа моя внезапно освежается; я чувствую, что
дыханье ровно и легко вылетает из груди моей…"Господи!
дай мне силы не быть праздным, не быть ленивым, не быть суетным!" — говорю я мысленно и просыпаюсь в то самое время, когда веселый день напоминает мне, что наступил «великий» праздник и что надобно скорее спешить к обедне.
Старик ушел. Что-то вроде насмешливой гримасы промелькнуло на лице чиновника в мундире. Директор между тем вежливо, но серьезно пригласил движением руки
даму отойти с ним подальше к окну. Та подошла и начала говорить тихо: видно было, что слова у ней прерывались в горле и
дыхание захватывало: «Mon mari… mes enfants…» [Мой муж… дети… (франц.).] — слышалось Калиновичу. Директор, слушая ее, пожимал только плечами.
На лестнице самого здания страх его
дамы еще более увеличился: зловонный, удушливый воздух, который отовсюду пахнул, захватывал у ней
дыхание. Почти около нее раздался звук цепей. Она невольно отшатнулась в сторону: проводили скованного по рукам и ногам, с бритой головой арестанта. Вдали слышалась перебранка нескольких голосов. В полутемном коридоре мелькали стволы и штыки часовых.
Решительно не отдавая себе отчета, где и зачем он был, юнкер стал на место и с невольно сдержанным
дыханием и холодной дрожью, пробегавшей по спине, бессознательно смотрел вперед в темную
даль, ожидая чего-то страшного.
Это чувство было и у смертельно раненого солдата, лежащего между пятьюстами такими же ранеными на каменном полу Павловской набережной и просящего Бога о смерти, и у ополченца, из последних сил втиснувшегося в плотную толпу, чтобы
дать дорогу верхом проезжающему генералу, и у генерала, твердо распоряжающегося переправой и удерживающего торопливость солдат, и у матроса, попавшего в движущийся батальон, до лишения
дыхания сдавленного колеблющеюся толпой, и у раненого офицера, которого на носилках несли четыре солдата и, остановленные спершимся народом, положили наземь у Николаевской батареи, и у артиллериста, 16 лет служившего при своем орудии и, по непонятному для него приказанию начальства, сталкивающего орудие с помощью товарищей с крутого берега в бухту, и у флотских, только-что выбивших закладки в кораблях и, бойко гребя, на баркасах отплывающих от них.
Но странная власть ароматов! От нее Александров никогда не мог избавиться. Вот и теперь: его
дама говорила так близко от него, что он чувствовал ее
дыхание на своих губах. И это
дыхание… Да… Положительно оно пахло так, как будто бы девушка только что жевала лепестки розы. Но по этому поводу он ничего не решился сказать и сам почувствовал, что хорошо сделал. Он только сказал...
Потянув немножко спирту, дьякон вздрогнул и повалился в сани. Состояние его было ужасное: он весь был мокр, синь, как котел, и от дрожи едва переводил
дыхание. Черт совсем лежал мерзлою кочерыжкой; так его, окоченелого, и привезли в город, где дьякон
дал знак остановиться пред присутственными местами.
Люди суетливого, рвущего день на клочки мира стояли, ворочая глазами, она же по-прежнему сидела на чемоданах, окруженная незримой защитой, какую
дает чувство собственного достоинства, если оно врожденное и так слилось с нами, что сам человек не замечает его, подобно
дыханию.
Я чуть ли не в первый раз шел под руку с
дамой. Сначала мне было неловко, и я не мог приноровить свою походку; но она шутливо и твердо помогла мне, и, идя по аллее, я чувствовал себя уже гораздо свободнее. Наши шаги звучали согласно, отдаваясь под темным сводом лип. Она плотно прижалась к моему плечу, как будто ища защиты. Я чувствовал теплоту ее руки, прикосновение ее плеча, слышал ее
дыхание.
К утру и совсем успокоился Саша: к нему пришла Женя Эгмонт и все остальное назвала сном, успокоила
дыханием и ужасным, мучительным корчам луны
дала певучесть песни, — а к пробуждению, сделав свое дело, ушла из памяти неслышно.
Наконец тихий голос сказал: «Спасибо тебе, душечка!» — и крепкий поцелуй в щеку вместе с легким
дыханием дал понять, что этим Молли вознаграждает Санди за отсутствие у него усов.
Шамир сгоняет пестрый цвет с лица, очищает
дыхание,
дает спокойный сон лунатикам и отпотевает от близкого соседства с ядом.
— Благодарю тебя, мой царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику.
Дай мне поцеловать твои руки, не отнимай их от моего рта до тех пор, пока последнее
дыхание не отлетит от меня. Никогда не было и не будет женщины счастливее меня. Благодарю тебя, мой царь, мой возлюбленный, мой прекрасный. Вспоминай изредка о твоей рабе, о твоей обожженной солнцем Суламифи.
А между тем, где бы ни встретилась Акулина с барином, решимость в ту ж минуту ее покидала; затаив
дыхание, дрожа как осиновый лист, пропускала она его мимо,
дав себе слово в следующий же раз без обиняков броситься в ноги к нему и прямо рассказать, в чем дело.
Этапный двор казался угрюм и неприветлив. Ровная с прибитой пылью площадка замыкалась забором. Столбы частокола, поднявшись рядами, встали угрюмой тенью между взглядом и просторною
далью. Зубчатый гребень как-то сурово рисовался на темной синеве ночного неба. Двор казался какой-то коробкой… в тени смутно виднелся ворот колодца и еще неясные очертания каких-то предметов. Глухое бормотание и
дыхание спящих арестантов неслись из открытых окон…
— Николай Николаевич… —
Дыхание ее захватило; она хотела сказать многое: о своей любви, о «Вавилоне», о шампанском, но выговорилось другое: — Бром Поляковой
давать?
Макар отдал деньги, и ему
дали бутылку. Он сунул ее за пазуху и незаметно для других отошел в темный угол. Там он наливал чашку за чашкой и тянул их одна за другой. Водка была горькая, разведенная, по случаю праздника, водой более чем на три четверти. Зато махорки, видимо, не жалели. У Макара каждый раз захватывало на минуту
дыхание, а в глазах ходили какие-то багровые круги.
Очи черные, очи страстные, алые губки, ямочки на щеках, луна, шепот, робкое
дыханье — за всё это, сударыня, я теперь и медного гроша не
дам!
Притаив
дыханье, глаз не спускали они с чашки, наполненной водою и поставленной у божницы: как наступит Христово крещенье, сама собой вода колыхнется и небо растворится; глянь в раскрытое на един миг небо и помолись Богу: чего у него ни попросишь, все
даст.
В углу около шкафа что-то смутно забелело.
Дыхание стеснилось. Токарев стал пристально вглядываться. Он сразу понял, что это висит полотенце на ручке кресла. Но его тянуло вздрогнуть, тянуло испугаться. И Токарев стоял и неподвижно вглядывался в белевшее пятно, словно ждал, чтоб что-нибудь
дало толчок его испугу.
У него спиралось
дыхание от злобы и бешенства: ему, Андрею Ивановичу, как нищему, приходится ждать милости от Александры Михайловны! Захотелось чего, — покланяйся раньше, попроси, а она еще подумает,
дать ли. Как же, теперь она зарабатывает деньги, ей и власть, и все. До чего ему пришлось дожить! И до чего вообще он опустился, в какой норе живет, как плохо одет, — настоящий ночлежник! А Ляхов, виновник всего этого, счастлив и весел, и товарищи все счастливы, и никому до него нет дела.
Рыдания не
дали ему говорить. Ляхов схватился за лоб и оперся о комод. Он рвал на себе галстук и манишку, чтоб
дать волю
дыханию.
В первый раз в жизни видел он так близко смерть и до последнего
дыхания стоял над нею… Слезы не шли, в груди точно застыло, и голова оставалась все время деревянно-тупой. Он смог всем распорядиться, похоронил ее,
дал знать по начальству, послал несколько депеш; деньги, уцелевшие от Калерии, представил местному мировому судье, сейчас же уехал в Нижний и в Москву добыть под залог «Батрака» двадцать тысяч, чтобы потом выслать их матери Серафимы для передачи ей, в обмен на вексель, который она ему бросила.
Образ Анжелики, двойника Марго, носился перед ним, и кровь ключом кипела в его венах; чудная летняя ночь своим
дыханием страсти распаляла воображение Николая Герасимовича. С ним случился даже род кошмара, ему казалось, что это точно бархатное черное небо, усыпанное яркими золотыми звездами, окутывает его всего, давит, не
дает свободно дышать, останавливает биение его сердца — сидя в кресле, он лишился чувств и пришел в себя лишь тогда, когда на востоке блеснул первый луч солнца.
Лицо Пахоменки и вся его посадка говорили:"оставьте меня, я все высказал; теперь
дайте мне как-нибудь с самим собой справиться". Через минуту глаза его опять обратились к окну. В комнате слышно было только его громкое судорожное
дыхание.
И на лестнице из-за стука шагов, дверей и тяжелого
дыхания пожилой
дамы раздался тот же смех, который слышался в возке, который, когда кто слышал, непременно думал: вот славно смеется, завидно даже.
—
Дай платок! — сказала она не глядя и протянула руку. Вытерла крепко лицо, громко высморкалась, бросила ему на колени платок и пошла к двери. Он смотрел и ждал. На ходу Люба закрыла электричество, и сразу стало так темно, что он услыхал свое
дыхание, несколько затрудненное. И почему-то снова сел на слабо скрипнувшую кровать.