Неточные совпадения
— Да сюда посвети, Федор, сюда фонарь, — говорил Левин, оглядывая телку. — В
мать!
Даром что мастью в отца. Очень хороша. Длинна и пашиста. Василий Федорович, ведь хороша? — обращался он к приказчику, совершенно примиряясь с ним за гречу под влиянием радости за телку.
— Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. — Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной
матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться;
даром что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь, сижу и беседую, может, и двадцать лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья, с девочкой Лизаветой на руках. Помяни, Господи, и
мать, и девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
Платья не пропали
даром: хозяйкин сын повадился ходить к управляющему и, разумеется, больше говорил с дочерью, чем с управляющим и управляющихой, которые тоже, разумеется, носили его на руках. Ну, и
мать делала наставления дочери, все как следует, — этого нечего и описывать, дело известное.
Но что со мной: блаженство или смерть?
Какой восторг! Какая чувств истома!
О, Мать-Весна, благодарю за радость
За сладкий
дар любви! Какая нега
Томящая течет во мне! О, Лель,
В ушах твои чарующие песни,
В очах огонь… и в сердце… и в крови
Во всей огонь. Люблю и таю, таю
От сладких чувств любви! Прощайте, все
Подруженьки, прощай, жених! О милый,
Последний взгляд Снегурочки тебе.
Поплелись наши страдальцы кой-как; кормилица-крестьянка, кормившая кого-то из детей во время болезни
матери, принесла свои деньги, кой-как сколоченные ею, им на дорогу, прося только, чтобы и ее взяли; ямщики провезли их до русской границы за бесценок или
даром; часть семьи шла, другая ехала, молодежь сменялась, так они перешли дальний зимний путь от Уральского хребта до Москвы.
Но эта забава не прошла
даром: однажды, после удачного урока, когда
мать спросила, выучены ли, наконец, стихи, я, помимо воли, забормотал...
Но постепенно это настроение переливалось в них с большею полнотой и легкостью; уроки хохла не прошли
даром, а горячая любовь
матери и чуткое понимание того, что именно захватывало так сильно сердце ребенка, дали ей возможность так быстро усвоить эти уроки.
— Вы оставьте это, Николай Иванович! — решительно сказала
мать. — Не надо меня утешать, не надо объяснять. Паша худо не сделает,
даром мучить ни себя, ни других — не будет! И меня он любит — да! Вы видите — думает обо мне. Разъясните, пишет, утешьте, а?..
Слова не волновали
мать, но вызванное рассказом Софьи большое, всех обнявшее чувство наполняло и ее грудь благодарно молитвенной думой о людях, которые среди опасностей идут к тем, кто окован цепями труда, и приносят с собою для них
дары честного разума,
дары любви к правде.
Но проклятие убитой горем
матери, видимо, оказалось сильнее всяких денег, могущественнее всяких пожертвований и
даров, и несчастье, призванное на его голову, как бы стало осуществляться.
Дочь же ее, Екатерина Филипповна, воспитывалась в Смольном монастыре, а потом вышла замуж за полковника Татаринова, который был ранен под Лейпцигом и вскоре после кампании помер, а Екатерина Филипповна приехала к
матери, где стала заявлять, что она наделена
даром пророчества, и собрала вкруг себя несколько адептов…
— А вы, чай, думаете,
даром состояние-то
матери досталось! — продолжала Арина Петровна, — нет, друзья мои! даром-то и прыщ на носу не вскочит: я после первой-то покупки в горячке шесть недель вылежала! Вот теперь и судите: каково мне видеть, что после таких-то, можно сказать, истязаний трудовые мои денежки, ни дай ни вынеси за что, в помойную яму выброшены!
Дальше в этой думке рассказывается о том, как турки, не осилив Почаевской лавры приступом, порешили взять ее хитростью. С этой целью они послали, как будто бы в
дар монастырю, огромную свечу, начиненную порохом. Привезли эту свечу на двенадцати парах волов, и обрадованные монахи уже хотели возжечь ее перед иконой Почаевской Божией
матери, но Бог не допустил совершиться злодейскому замыслу.
— Ничего, синьора!
Дар ребенка —
дар бога… Ваше здоровье, красивая синьора, и твое тоже, дитя! Будь красивой, как
мать, и вдвое счастлива…
— До площади, синьора! Вы послушайте, как хорошо я вел себя: сначала я вовсе не обращал внимания на их насмешки, — пусть, думаю, они сравнивают меня с ослом, я всё стерплю из уважения к синьоре, — к вам, синьора. Но когда они начали смеяться над моей
матерью, — ага, подумал я, ну, это вам не пройдет
даром. Тут я поставил корзину, и — нужно было видеть, добрая синьора, как ловко и метко попадал я в этих разбойников, — вы бы очень смеялись!
Бабушка Варвара Никаноровна происходила из самого незнатного рода: она была «мелкая дворянка», по фамилии Честунова. Бабушка отнюдь не скрывала своего скромного происхождения, напротив, даже любила говорить, что она у своего отца с
матерью в детстве индюшек стерегла, но при этом всегда объясняла, что «скромный род ее был хоть тихенький, но честный и фамилия Честуновы им не
даром досталась, а приросла от народного прозвания».
Надежда Антоновна. У вас шутки… А каково мне,
матери! Столько лет счастливой жизни, и вдруг… Прошлую зиму я ее вывозила всюду, ничего для нее не жалела, прожила все, что было отложено ей на приданое, и все
даром. А нынче, вот ждала от мужа денег, и вдруг такое письмо. Я уж и не знаю, чем мы жить будем. Как я скажу Лидиньке? Это ее убьет.
Потеря
матери была для меня сильным горем, но должна признаться, что из-за этого горя чувствовалось и то, что я молода, хороша, как все мне говорили, а вот вторую зиму
даром, в уединении, убиваю в деревне.
Вслед за таким вступлением полились восторженные речи, содержанием которых была пламенная радость
матери, что такой редкий молодой человек, как Ардальон Семеныч, осыпанный от бога всеми
дарами, страстно полюбил Наташу и просит ее руки.
Брызнул Ярило на камни молоньей, облил палючим взором деревья дубравные. И сказал Матери-Сырой Земле: «Вот я разлил огонь по камням и деревьям. Я сам в том огне. Своим умом-разумом человек дойдет, как из дерева и камня свет и тепло брать. Тот огонь —
дар мой любимому сыну. Всей живой твари будет на страх и ужас, ему одному на службу».
И отошел от земли бог Ярило… Понеслися ветры буйные, застилали темными тучами око Ярилино — красное солнышко, нанесли снега белые, ровно в саван окутали в них Мать-Сыру Землю. Все застыло, все заснуло, не спал, не дремал один человек — у него был великий
дар отца Ярилы, а с ним и свет и тепло…
Только что отобедали, раздача
даров началась. Сначала в горницах заменявшая место сестры Параша раздала оставшиеся после покойницы наряды Фленушке, Марьюшке, крылошанкам и некоторым деревенским девицам. А затем вместе с отцом,
матерью и почетными гостями вышла она на улицу. На десяти больших подносах вынесли за Парашей
дары. Устинья стала возле нее, и одна, без вопленниц, пропела к людям «причет...
А как я и брат мой и старшая сестра были в это время уже просвещены грамотою и знали по «Ста четырем священным историям», что пророчество есть «свыше спосылаемый
дар дивный и таинственный», то нам, разумеется, было в высшей степени любопытно знать, как этот
дар спустился на нашу Аграфену и как наша
мать возбранит к ней этому
дару.
Каяждо бо от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: Ангели пение, небеса звезду, волсви
дары, пастырие чудо (= удивление), земля вертеп, пустыня ясли; мы же —
Матерь Деву.
— Матушка Екатерина, — отвечала Аграфена Ивановна. — Строгая была старица, разумная, благочестивая. Всяким делом управить умела. И предобрая была — как есть ангел во плоти,
даром что на вид сурова и ровно бы недоступная. Настоящая всем
мать была. И необидливая — все у нее рáвны бывали, что богатые, что бедные; к бедным-то еще, пожалуй, была милостивей.
Мать ему отвечает, что внешние
дары — не в нашей власти, но что всякий может, если хочет, делать окружающим добро, и тогда все будут его любить.
Вот тут бы ей жить, если б нашлась недорогая комната…
Мать с каждым днем ожесточается… Отцу Тася прямо сказала, что так долго продолжаться не может… Надо думать о куске хлеба… Она же будет кормить их. На Нику им надежда плохая… Бабушка сильно огорчилась, отец тоже начал кричать:"Срамишь фамилию!"Она потерпит еще, пока возможно, а там уйдет… Скандалу она не хочет; да и нельзя иначе. Но на что жить одной?.. Наняла она сиделку. И та обойдется в сорок рублей.
Даром и учить не станут… Извозчики, то, другое…
—
Дар, истинно
дар! — сказал он, восторженно глядя на благочинного и всплескивая руками. — Пошлет же господь такое дарование! А?
Мать царица! Во сто лет бы, кажется, такого письма не сочинил! Спаси вас господи!
— Может быть, — прибавил он, смутно понимая душевную тревогу своей крестной
матери и желая ее и себя утешить, — может быть, Настя, мы введем его этим тельником в нашу веру. Господь знает,
дар твой не будет ли у него на груди, когда будешь стоять с ним в церкви под венцом.
— Да! ты и я прекрасно начали свои подвиги, — прервал Антон иронически. — Ты, собираясь на создание чудного храма божьей
матери, обжигаешь кирпичи и растворяешь известь. А я хоть не оделен, подобно тебе,
дарами небесными, но, приехав сюда из такой дали, чтобы положить несколько лепт в сокровищницу наук, я лечу языки у попугаев и делаю шутовской смотр языкам придворных рабов. Начало не обещает многого.
Почти каждого успела она обласкать: стариков заставляла садиться перед собой, говорила им приветливые слова, согревавшие их более теплоты солнечной; детей одарила гостинцами; пригожих малюток, которых
матери, не боясь ее глаза, сами спешили к ней подносить, целовала, как будто печатлела на них
дары небесные.
Великая княгиня Софья, супруга великого князя Василия Дмитриевича, была в 1398 году в Смоленске, для свидания со своим отцом великим князем Витовтом, и при возвращении в Москву, между прочими
дарами, благословлена от него иконою Смоленской Божией
Матери — Одигитрии (Путеводительницы).
С огромным усилием собрал я для этих сирот двести рублей. После смерти А. И. Пальма я собрал и передал в литературный фонд с лишком две тысячи рублей, но это было легче сделать, чем в прежнее время собрать две сотни. Зато дамы
даром дали совет поместить ребенка «на молоко» к почтамтским сторожам, а
матери идти служить в прачки или в горничные.