Неточные совпадения
Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино
В
бутылке мерзлой для поэта
На стол тотчас принесено.
Оно сверкает Ипокреной;
Оно своей игрой и пеной
(Подобием того-сего)
Меня пленяло: за него
Последний бедный лепт, бывало,
Давал я. Помните ль, друзья?
Его волшебная струя
Рождала глупостей не мало,
А сколько шуток и стихов,
И споров, и веселых снов!
Через полчаса явились другие, одетые побогаче. Они привезли бумагу, в которой делались обыкновенные предостережения: не съезжать
на берег, не обижать японцев и т. п. Им так понравилась наливка, что они выпросили, что осталось в
бутылке, для гребцов будто бы, но я уверен, что они им и понюхать не
дали.
Им спустили
на веревке
бутылку вина, водки,
дали сухарей, конфект — все брали.
Мышников теперь даже старался не показываться
на публике и с горя проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние годы сильно растолстел и тянул вместе с ней мадеру. За
бутылкой вина он каждый день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не
даст, а больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
Она своею грациозною, легкою походкой вышла и через минуту вернулась с мокрым полотенцем,
бутылкой сельтерской воды и склянкой нашатырного спирта. Когда он с жадностью выпил воду, она велела ему опять лечь, положила мокрое полотенце
на голову и
дала понюхать спирта. Он сразу отрезвел и безмолвно смотрел
на нее. Она так хорошо и любовно ухаживала за ним, как сестра, и все выходило у нее так красиво, каждое движение.
— И дело. Ты затеял нечто большое и прекрасное, Лихонин. Князь мне ночью говорил. Ну, что же,
на то и молодость, чтобы делать святые глупости.
Дай мне
бутылку, Александра, я сам открою, а то ты надорвешься и у тебя жила лопнет. За новую жизнь, Любочка, виноват… Любовь… Любовь…
— Нате!.. Это я вам
даю на извозчика. Уезжайте сейчас же, иначе я разобью здесь все зеркала и
бутылки…
Этот пожилой, степенный и величественный человек, тайный продавец казенных свечей, был очень удобным гостем, потому что никогда не задерживался в доме более сорока минут, боясь пропустить свой поезд, да и то все время поглядывал
на часы. Он за это время аккуратно выпивал четыре
бутылки пива и, уходя, непременно
давал полтинник девушке
на конфеты и Симеону двадцать копеек
на чай.
Так как я не знал, кому принадлежит поданная
бутылка шампанского (она была общая, как после мне объяснили), и я хотел угостить приятелей
на свои деньги, которые я беспрестанно ощупывал в кармане, я достал потихоньку десятирублевую бумажку и, подозвав к себе человека,
дал ему деньги и шепотом, но так, что все слышали, потому что молча смотрели
на меня, сказал ему, чтоб он принес, пожалуйста, уже еще полбутылочку шампанского.
— Вот, я сожгла,
на что мне его? — сказала она. — Что же, собирать, что ли, конверты, коллекцию составлять? Так ведь денег за конверты не платят. Это только за
бутылки в кабаке деньги назад
дают.
Григорьев не
давал ему денег
на руки, а пару платья и пальто, сшитые у лучшего портного, выдали Изорину в счет жалованья, да неудачно: получил он платье в «запойную полосу», тут же его продал и приехал в сад из города с корзиной коньяку «Финь-Шампань» и
бутылками шамбертена.
В церковь его паникадил был заказан, в село бедным деньги посланы, да и еще слепому тому злому в особину
на его долю десять рублей накинуто, чтобы добрей был, а Грайворону тут дома мало чуть не однодворцем посадили:
дали ему и избу со светелкой, и корову, и овец с бараном, и свинью, и месячину, а водка ему всякий день из конторы в
бутылке отпускалась, потому что
на весь месяц нельзя было
давать: всю сразу выпивал.
Почему-то оба эти совершенно здоровых человека вообразили себя чахоточными и, налив часть
бутылки дегтем, заливали ее водою и,
давши ей настояться
на чердаке флигеля, пили утром и вечером по рюмке, уверяя, что это очень здорово. Андрей Карпович, будучи скрипачом еще в семинарии, привез с собою скрипку в футляре и сначала упражнялся по вечерам
на этом язвительном инструменте один, но потом, сообразив, что играть вдвоем было бы и поладнее, и благозвучнее, подбил и Сергея Мартыновича
на занятие музыкой.
— К лесообъездчику Фильке… Ну, которого Гаврило Степаныч
на прошлой неделе с бревном поймал… Вот он самый. У Асклипиодота в одном кармане была
бутылка с водкой, а в другом
бутылка со святой водой; когда стали ко кресту-то подходить, Асклипиодот и ошибился в
бутылках, а отец Андроник кропилкой в водку да водкой и
давай кропить.
— Так, стало быть, это пустяки — одни только надежды. Нет, Павел Васильич,
на жизнь нельзя так смотреть: жизнь — серьезное дело; пословица говорится: «Не сули журавля в небе, а
дай синицу в руки». Полноте, батюшка, приискивайте-ка здесь место; терять время нечего, вы теперь человек женатый. Вот уж двенадцать часов. Честь имею вас поздравить с Новым годом. Малый!
Дай шампанского! Вот видите, жизнь-то какова: пришел Новый год, нужно
бутылку шампанского, а это стоит двенадцать рублей. Вот жизнь-то какова!
Павел написал и тот же час отправил это письмо к себе
на дом. Бешметев еще часа два сидел у тестя. Допили всю
бутылку. В припадке нежности Павел
дал слово Владимиру Андреичу отказаться от своей мысли о профессорстве и завтра же начать приискивать себе должность. Возвратившийся слуга донес, что Перепетуя Петровна по получении письма тотчас же уехала.
Венеровский. Беклешов,
дай им вина, — есть? Да, вот оно. (Берет
бутылку, ставит
на стол.)Пейте, кто хочет. Люба, переодевайтесь, нам пора.
Макар отдал деньги, и ему
дали бутылку. Он сунул ее за пазуху и незаметно для других отошел в темный угол. Там он наливал чашку за чашкой и тянул их одна за другой. Водка была горькая, разведенная, по случаю праздника, водой более чем
на три четверти. Зато махорки, видимо, не жалели. У Макара каждый раз захватывало
на минуту дыхание, а в глазах ходили какие-то багровые круги.
Матвей пошатнулся, и лицо его в одно мгновение стало спокойным, равнодушным; Яков, тяжело дыша, возбужденный и испытывая удовольствие оттого, что
бутылка, ударившись о голову, крякнула, как живая, не
давал ему упасть и несколько раз (это он помнил очень хорошо) указал Аглае пальцем
на утюг, и только когда полилась по его рукам кровь и послышался громкий плач Дашутки, и когда с шумом упала гладильная доска и
на нее грузно повалился Матвей, Яков перестал чувствовать злобу и понял, что произошло.
Михайла. Этот щеголь-то отколе? (Вынимает из-за пазухи
бутылку, ставит
на стол.)
Давай чашки.
Дверь отворилась, и в читальню вошел широкий, приземистый мужчина, одетый в кучерской костюм и шляпу с павлиньими перьями, в маске. За ним следом вошли две
дамы в масках и лакей с подносом.
На подносе была пузатая бутыль с ликером,
бутылки три красного и несколько стаканов.
Лейтенант Поленов, который должен был ехать
на баркасе, получив от капитана соответствующие инструкции, приказал баркасным садиться
на баркас. Один за одним торопливо спускались по веревочному трапу двадцать четыре гребца, прыгали в качающуюся у борта большую шлюпку и рассаживались по банкам. Было взято несколько одеял, пальто, спасательных кругов и буйков, бочонок пресной воды и три
бутылки рома. Приказано было и ром и воду
давать понемногу.
И, не слушая Меркулова, пошел вон из номера. Исходил он все коридоры, перебудил много народа, но, чего искал, того не достал. И бранился с половыми, и лаской говорил им, и денег
давал — ничего не мог поделать. Вспомнил, что в номере у него едва початая
бутылка рейнвейна. И то хорошо,
на безрыбье и рак рыба.
В замке между тем публика готовилась к поздравлению жениха и невесты и нетерпеливо поглядывала
на часы…В передних толпились лакеи с подносами;
на подносах стояли
бутылки и бокалы. Чайхидзев нетерпеливо мял правую руку в левой и глазами искал Олю. Княгиня ходила по комнатам и искала Олю, чтоб
дать ей наставление, как держать себя, что ответить матери и т. д. Наши улыбались.
— Ну, где там! Довольно этой Азии у нас,
на тысячу лет хватит! Вы меня извините за выражение, только я о русском человеке очень худо понимаю: он груб, дик!
Дай ему только
бутылку водки, больше ему ничего не нужно. О другом у него дум нет.
Приход лакея с
бутылкой и стаканчиками не
дал Перновскому докончить. Он успел только надеть свой белый картуз
на потную голову.
Зала была действительно отперта, освещена, и
на одном из столов сидели, ужиная, англичанин с
дамой. Несмотря
на то, что нам указывали особый стол, я с грязным певцом подсел к самому англичанину и велел сюда подать нам неоконченную
бутылку.
Они большею частью, казалось, не очень горевали, насмешливо и злобно смотрели
на зрителей, то и дело опустошали графины водки и
бутылки шампанского, так что жандармский капитан, боясь опасных последствий, не велел служителям гостиницы
давать им более вина.
Завтрак еще не кончился,
бутылки пива еще не опорожнились и
на дне графинчиков оставалось еще кое-что, когда дверь шумно растворилась, и в низкую столовую вошла, переваливаясь, обширная
дама — лет сильно за пятьдесят — в пестрой шали и шляпе с пером. Лицо ее с преобладающим носом, покрыто было слоем сала. Громадный рот улыбался, и глаза прыгали, точно она явилась
на именинное торжество.
— Яков!
давай бутылку, Яков! — кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой
на средине груди. — Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, — обратился он к Пьеру.
Завтрак действительно необыкновенен.
На столе есть всё, что только могут
дать флора и фауна, сверхъестественного же в нем разве только одно:
на столе есть всё, кроме… спиртных напитков. Любовь Петровна
дала обет не держать в доме карт и спиртных напитков — двух вещей, погубивших ее мужа. И
на столе стоят только
бутылки с уксусом и маслом, словно
на смех и в наказание завтракающим, всплошную состоящим из отчаянных пропойц и выпивох.