Неточные совпадения
Подле
дамы в тюрбане и плешивого старичка, сердито мигавшего в
стекле подвигавшегося бинокля, Вронский вдруг увидал голову Анны, гордую, поразительно красивую и улыбающуюся в рамке кружев.
— Расстригут меня — пойду работать на завод
стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему
стекло не употребляется в музыке? Прислушивались вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как
стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу ночей слушал это пение и дошел до мысли, что именно
стекло, а не медь, не дерево должно
дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из
стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы, работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят
стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью
дать этим людям землю и работу.
Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону
стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами
дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая
дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Самгин видел, как разломились двери на балконе дворца, блеснул лед
стекол, и из них явилась знакомая фигурка царя под руку с высокой, белой
дамой.
Однако ж он подошел к окну этого магазина и разглядывал сквозь
стекла дам: «Ничего не разглядишь, они стоят задом к окнам».
— Артисты — sans façons, [без церемоний (фр.).] которые напиваются при первом знакомстве, бьют
стекла по ночам, осаждают трактиры, травят собаками
дам, стреляют в людей, занимают везде деньги…
— А если
стекло разобьешь? — сказал учитель, однако
дал ему головку.
Он слишком хорошо понял, что приказание переезжать, вслух и с таким показным криком, дано было «в увлечении», так сказать даже для красоты, — вроде как раскутившийся недавно в их же городке мещанин, на своих собственных именинах, и при гостях, рассердясь на то, что ему не
дают больше водки, вдруг начал бить свою же собственную посуду, рвать свое и женино платье, разбивать свою мебель и, наконец,
стекла в доме и все опять-таки для красы; и все в том же роде, конечно, случилось теперь и с папашей.
Залив Рында находится под 44° 41' с. ш. и 136° 31' в. д. от Гринвича и состоит из двух заливов: северного, именуемого Джигитом, и южного — Пластун. Оба они открыты со стороны моря и потому во время непогоды не всегда
дают судам защиту. Наибольшая глубина их равна 25–28 м. Горный хребет, разделяющий оба упомянутых залива, состоит из кварцевого порфира и порфирита с включением вулканического
стекла. Чем ближе к морю, тем горы становятся ниже и на самом берегу представляются холмами высотой от 400 до 580 м.
Стекло разбилось — барыня кричит: «Ай, ай, ай! ай, ай, ай!» Компаньонка пищит: «Держи, держи!» А мы,
давай Бог ноги, мимо.
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они садятся подле своих жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу
дамы в трауре пробежала тень, на один миг, так что никто не заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он отошел к окну и стал всматриваться в арабески, слегка набросанные морозом на
стекле.
Ее слова ожесточили молодую затворницу, голова ее кипела, кровь волновалась, она решилась
дать знать обо всем Дубровскому и стала искать способа отправить кольцо в дупло заветного дуба; в это время камушек ударился в окно ее,
стекло зазвенело, и Марья Кириловна взглянула на двор и увидела маленького Сашу, делающего ей тайные знаки. Она знала его привязанность и обрадовалась ему. Она отворила окно.
Когда мы ехали домой, весть о таинственном браке разнеслась по городу,
дамы ждали на балконах, окна были открыты, я опустил
стекла в карете и несколько досадовал, что сумерки мешали мне показать «молодую».
От скуки Орлов не знал, что начать. Пробовал он и хрустальную фабрику заводить, на которой делались средневековые
стекла с картинами, обходившиеся ему дороже, чем он их продавал, и книгу он принимался писать «о кредите», — нет, не туда рвалось сердце, но другого выхода не было. Лев был осужден праздно бродить между Арбатом и Басманной, не смея даже
давать волю своему языку.
Трудно сказать, что могло бы из этого выйти, если бы Перетяткевичи успели выработать и предложить какой-нибудь определенный план: идти толпой к генерал — губернатору, пустить камнями в окна исправницкого дома… Может быть, и ничего бы не случилось, и мы разбрелись бы по домам, унося в молодых душах ядовитое сознание бессилия и ненависти. И только, быть может, ночью забренчали бы
стекла в генерал — губернаторской комнате,
давая повод к репрессиям против крамольной гимназии…
Он очень верно подражал жужжанию мухи, которую пьяный ловит на оконном
стекле, и звукам пилы; смешно представлял, став лицом в угол, разговор нервной
дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина с ученой обезьяной.
Мать очень охотно приняла такое предложение, и 3 января, в прекрасной повозке со
стеклами, которую
дала нам Прасковья Ивановна, мы уже скакали в Казань.
Птицы и град повыбили из окон
стекла, крыша проржавела и
дала течь.
И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое
стекло комнату, опять там деревья, но на столах пироги, всякие — миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придет, они тому
дают пироги, а отворяется дверь поминутно, входит к ним с улицы много господ.
Тишина. Мутно-зеленое
стекло Стены — слева. Темно-красная громада — впереди. И эти два цвета, слагаясь,
дали во мне в виде равнодействующей — как мне кажется, блестящую идею.
— Друг, руку твою! Институтка. Люблю в тебе я прошлое страданье и юность улетевшую мою. Сейчас Осадчий такую вечную память вывел, что
стекла задребезжали. Ромашевич, люблю я, братец, тебя!
Дай я тебя поцелую, по-настоящему, по-русски, в самые губы!
Думаю: надо ему
дать хоть кишки от этого
стекла прополоснуть, и велел ему на свой счет другую рюмку подать, но
стекла есть не понуждал.
— Князь здесь, — проговорил, наконец, прапорщик, подведя ее к двери со
стеклами. — Желаю вам воспользоваться приятным свиданием, а себя поручаю вашему высокому вниманию, — заключил он и, отворив дверь, пустил туда
даму, а сам отправился в караульню, чтоб помечтать там на свободе, как он будет принят в такой хороший дом.
Желая им
дать почувствовать, кто я такой, я обратил внимание на серебряную штучку, которая лежала под
стеклом, и, узнав, что это был porte-crayon, [вставка для карандаша (фр.).] который стоил восемнадцать рублей, попросил завернуть его в бумажку и, заплатив деньги и узнав еще, что хорошие чубуки и табак можно найти рядом в табачном магазине, учтиво поклонясь обоим магазинщикам, вышел на улицу с картиной под мышкой.
Вздыхая и не спеша, за ними шёл Базунов, Ревякин стремительно подбегал к
дамам, приглашая их разделить компанию, они, жеманясь, отказывались, комната наполнялась оживлённым шумом, смехом, шелестом юбок, звоном
стекла, чавканьем и похвалами умелой хозяйке.
Ассоциация с чем бы то ни было могла быть мгновенной,
дав неожиданные слова, подобные трещинам на
стекле от попавшего в него камня.
Она умела одеться так, что ее красота выигрывала, как доброе вино в стакане хорошего
стекла: чем прозрачнее
стекло — тем лучше оно показывает душу вина, цвет всегда дополняет запах и вкус, доигрывая до конца ту красную песню без слов, которую мы пьем для того, чтоб
дать душе немножко крови солнца.
— Не моги так говорить! Я не люблю этих твоих речей. Я тебя обижаю, не ты меня!.. Но я это не потому, что злой, а потому, что — ослаб. Вот, однажды, переедем на другую улицу, и начнётся всё другое… окна, двери… всё! Окна на улицу будут. Вырежем из бумаги сапог и на
стёкла наклеим. Вывеска! И повалит к нам нар-род! За-акипит дело!.. Э-эх ты! Дуй, бей, —
давай углей! Шибко живём, деньги куём!
К тому, что я стал рабочим, уже привыкли и не видят ничего странного в том, что я, дворянин, ношу ведра с краской и вставляю
стекла; напротив, мне охотно
дают заказы, и я считаюсь уже хорошим мастером и лучшим подрядчиком, после Редьки, который хотя и выздоровел и хотя по-прежнему красит без подмостков купола на колокольнях, но уже не в силах управляться с ребятами; вместо него я теперь бегаю по городу и ищу заказов, я нанимаю и рассчитываю ребят, я беру деньги взаймы под большие проценты.
Едучи в настоящем случае с железной дороги и взглядывая по временам сквозь каретное
стекло на мелькающие перед глазами дома, князь вдруг припомнил лондонскую улицу, по которой он в такой же ненастный день ехал на станцию железной дороги, чтобы уехать совсем из Лондона. Хорошо ли, худо ли он поступил в этом случае, князь до сих пор не мог себе
дать отчета в том, но только поступить таким образом заставляли его все его физические и нравственные инстинкты.
— И
стекла целы, — продолжала Раиса. — Я показала батюшке; он говорит: снеси, заложи брильянтщику! Ведь что ты думаешь? За нее
дадут деньги? А нам на что зрительная трубка? Разве на себя в зеркало посмотреть, каковы мы есть красавцы. Да зеркала, жаль, нет.
И вот повелел однажды Соломон устроить в одном из своих покоев прозрачный хрустальный пол с пустым пространством под ним, куда налили воды и пустили живых рыб. Все это было сделано с таким необычайным искусством, что непредупрежденный человек ни за что не заметил бы
стекла и стал бы
давать клятву, что перед ним находится бассейн с чистой свежей водой.
Лодка под ним колыхнулась, и от ее движения на воде послышался звон, как бы от разбиваемого
стекла. Это в местах, защищенных от быстрого течения, становились первые «забереги», еще тонкие, сохранившие следы длинных кристаллических игол, ломавшихся и звеневших, как тонкий хрусталь… Река как будто отяжелела, почувствовав первый удар мороза, а скалы вдоль горных берегов ее, наоборот, стали легче, воздушнее. Покрытые инеем, они уходили в неясную, озаренную
даль, искрящиеся, почти призрачные…
Если бы не это
стекло, она давно объяснилась бы с ним; и каждый раз Мария Астафьевна
давала клятву не смотреть в окно, и каждый раз смотрела, пугаясь, тоскуя, не узнавая привычного, странно изменившегося вида.
Они могли даже входить в его душу и часто по утрам хитро уговаривали его убить себя и
давали советы: как разбить
стекло и осколком его перерезать вену на левой руке около локтя.
Мелькая, рисовался на
стеклеИ исчезал. На площади пустынной,
Как чудный путь к неведомой земле,
Лежала тень от колокольни длинной,
И
даль сливалась в синеватой мгле.
Задумчив Саша… Вдруг скрипнули двери,
И вы б сказали — поступь райской пери
Послышалась. Невольно наш герой
Вздрогнул. Пред ним, озарена луной,
Стояла дева, опустивши очи,
Бледнее той луны — царицы ночи…
Солнце, смеясь, смотрело на них, и
стекла в окнах промысловых построек тоже смеялись, отражая солнце. Шумела вода, разбиваемая их сильными руками, чайки, встревоженные этой возней людей, с пронзительными криками носились над их головами, исчезавшими под набегом волн из
дали моря…
Но, рассмотрев его черты,
Не чуждые той красоты
Невыразимой, но живой,
Которой блеск печальный свой
Мысль неизменная
дала,
Где всё, что есть добра и зла
В душе, прикованной к земле,
Отражено как на
стекле,
Вздохнувши всякий бы сказал,
Что жил он меньше, чем страдал.
В эту самую минуту на улице раздался такой неистовый грохот, что все три
дамы разом вздрогнули. Почти в то же время подле окна, где сидела приживалка, послышался протяжный вой собаки; он начался тихо, но потом, по мере возвращавшейся тишины, вой этот поднялся громче и громче, пока наконец не замер с последним завыванием ветра. Собачка, лежавшая на диване, на этот раз не удовольствовалась ворчаньем: она проворно спрыгнула наземь, вскочила на окно и принялась визжать и лаять, царапая
стекла как бешеная.
Мать
дала нам каши и яиц, и мы стали есть. А мать говорит: «Ну, что же, — иструб?» А отец говорит: «Купил: восемьдесят целковых, липовый, белый, как
стекло. Вот
дай срок, мужикам купим винца, они мне и свезут воскресным делом».
На другой день после обеда пошла мать
давать Буренушке помои из лоханки, видит, Буренушка скучна и не ест корма. Стали лечить корову, позвали бабку. Бабка сказала: корова жива не будет, надо ее убить на мясо. Позвали мужика, стали бить корову. Дети услыхали, как на дворе заревела Буренушка. Собрались все на печку и стали плакать. Когда убили Буренушку, сняли шкуру и разрезали на части, у ней в горле нашли
стекло.
— Ничего, мама, завтра покрепче
стекла вставим… А что,
дашь ты нам попробовать пастилы, которую сегодня варила?
Стекло дает более мягкий и нежный звук, чем металл…
У меня, кроме всех этих общих забот, была еще одна, своя. Я сидел у себя за столом над маленькой тетрадочкой в синей обертке, думал, покусывал карандаш, смотрел на ледяные пальмы оконных
стекол и медленно писал. Записывал темы для разговоров с
дамами во время кадрили.
Бросился Овчинников промеж чертовых ног, чтобы, не
дай бог, нечистым на глаза не попасться. По темному коридорчику пробежал, пол весь толченым бутылочным
стеклом посыпан, — все подошвы как есть ободрал. Видит, в две шеренги грешники стоят, медную помпу качают. Пот по голым спинам бежит, черти сбоку похаживают, кого шомполом поперек лопаток огреют, кому копытом в зад жару поддадут.
У ворот дома Зуевой он принужден был остановиться, так как со двора выехала карета, одно из
стекол которой было спущено, и из нее глядела восхитительная брюнетка, с лучистыми голубыми глазами, рядом же с ней сидела почтенная
дама.
Фундамент клался из воды; стены, кровля,
стекла, украшения выводились из нее же; все спаявалось водою; вода принимала все формы, какие угодно было затейливому воображению
дать ей.
Ипполитов. Надо, однако ж, сказать в пользу Гориславской нечто, что составляет ныне все. Виталина
дает за своей воспитанницей два каменных дома в Москве, несколько десятков тысяч деньгами и пятьсот степных душ, чистых, как
стекло, то есть незаложенных и не припадающих к господскому магазину. Боже, какая благодать! С таким приданым и дочь цаловальника завидная невеста.
Густав, прочтя описание последних дней жизни своего дяди, возненавидел Карла и просился немедленно в русскую службу. Следствием этого прошения был вызов его в Москву. Здесь нашел он многих соотечественников своих из лучших фамилий, снискивавших себе пропитание разными искусствами. Иные
давали уроки танцевания, другие учили чистописанию, языкам и математике. Несколько приятелей своих застал он в разрисовке
стекол для подмосковного села Покровского.