Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти
в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною
дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную
дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым словам, которые он слышал, дожидаясь у
двери кабинета, и
в особенности по выражению
лица отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о матери.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное
лицо, она вошла
в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила
дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла
в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех. Из входной
двери появились два офицера: один молоденький, с слабым, тонким
лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса
в их полк; другой пухлый, старый офицер с браслетом на руке и заплывшими маленькими глазами.
Сережа опустился
в постель и зарыдал, закрыв
лицо руками. Анна отняла эти руки, еще раз поцеловала его мокрое
лицо и быстрыми шагами вышла
в дверь. Алексей Александрович шел ей навстречу. Увидав ее, он остановился и наклонил голову.
Услыхав шум платья и легких шагов уже
в дверях, она оглянулась, и на измученном
лице ее невольно выразилось не радость, а удивление. Она встала и обняла золовку.
Услыхав голос Анны, нарядная, высокая, с неприятным
лицом и нечистым выражением Англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями, вошла
в дверь и тотчас же начала оправдываться, хотя Анна ни
в чем не обвиняла ее. На каждое слово Анны Англичанка поспешно несколько раз приговаривала: «yes, my lady». [да, сударыня.]
Он молча вышел из
двери и тут же столкнулся с Марьей Николаевной, узнавшей о его приезде и не смевшей войти к нему. Она была точно такая же, какою он видел ее
в Москве; то же шерстяное платье и голые руки и шея и то же добродушно-тупое, несколько пополневшее, рябое
лицо.
Почти
в одно и то же время вошли: хозяйка с освеженною прической и освеженным
лицом из одной
двери и гости из другой
в большую гостиную с темными стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями
в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
Проходя через первую гостиную, Левин встретил
в дверях графиню Боль, с озабоченным и строгим
лицом что-то приказывавшую слуге. Увидав Левина, она улыбнулась и попросила его
в следующую маленькую гостиную, из которой слышались голоса.
В этой гостиной сидели на креслах две дочери графини и знакомый Левину московский полковник. Левин подошел к ним, поздоровался и сел подле дивана, держа шляпу на колене.
Показав Левину засученною рукой на
дверь в горницу, она спрятала опять, согнувшись, свое красивое
лицо и продолжала мыть.
Она уже подходила к
дверям, когда услыхала его шаги. «Нет! нечестно. Чего мне бояться? Я ничего дурного не сделала. Что будет, то будет! Скажу правду. Да с ним не может быть неловко. Вот он, сказала она себе, увидав всю его сильную и робкую фигуру с блестящими, устремленными на себя глазами. Она прямо взглянула ему
в лицо, как бы умоляя его о пощаде, и подала руку.
Алексей Александрович, увидав слезы Вронского, почувствовал прилив того душевного расстройства, которое производил
в нем вид страданий других людей и, отворачивая
лицо, он, не дослушав его слов, поспешно пошел к
двери.
«Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла
в слободку». — «Кто же мне отопрет
дверь?» — сказал я, ударив
в нее ногою.
Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его
лица.
Только стоя за
дверью, я мог
в щель рассмотреть ее
лицо: и мне стало жаль — такая смертельная бледность покрыла это милое личико!
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой
двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне
в глаза значительное
лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Но, увы! комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие
в пристани, были все — или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дня через три, четыре придет почтовое судно, — сказал комендант, — и тогда — мы увидим». Я вернулся домой угрюм и сердит. Меня
в дверях встретил казак мой с испуганным
лицом.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом
дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо
лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Так и Чичикову заметилось все
в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся
в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать
в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок
в углу, и стеклянная
дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Известно, что есть много на свете таких
лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз — вышел нос, хватила
в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и
в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на
дверь.
Смеются вдвое
в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий далеко у
дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на
лице своем какую-то улыбку, хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Часы опять испустили шипение и пробили десять;
в дверь выглянуло женское
лицо и
в ту же минуту спряталось, ибо Чичиков, желая получше заснуть, скинул с себя совершенно все.
Карл Иваныч, на цыпочках, но с
лицом мрачным и решительным, с какими-то записками
в руке, подошел к
двери и слегка постучался.
Когда все сели, Фока тоже присел на кончике стула; но только что он это сделал,
дверь скрипнула, и все оглянулись.
В комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около
двери на одном стуле с Фокой. Как теперь вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное
лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку
в чепце, из-под которого виднеются седые волосы. Они жмутся на одном стуле, и им обоим неловко.
После обеда я
в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился
в залу, как вдруг из-за
двери выскочила Наталья Савишна с скатертью
в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по
лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
Стараясь быть незамеченным, я шмыгнул
в дверь залы и почел нужным прохаживаться взад и вперед, притворившись, что нахожусь
в задумчивости и совсем не знаю о том, что приехали гости. Когда гости вышли на половину залы, я как будто опомнился, расшаркался и объявил им, что бабушка
в гостиной. Г-жа Валахина,
лицо которой мне очень понравилось,
в особенности потому, что я нашел
в нем большое сходство с
лицом ее дочери Сонечки, благосклонно кивнула мне головой.
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у
двери и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв руками
лицо; он ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем временем его ждали уже все, нетерпеливо и с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел по
лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение чужих душ отразилось
в нем легкой досадой.
Хотя час был ранний,
в общем зале трактирчика расположились три человека. У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней
дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным
лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости
в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На грязном полу лежал солнечный переплет окна.
В дверях в эту минуту рядом с Лебезятниковым показалось и еще несколько
лиц, между которыми выглядывали и обе приезжие дамы.
Неподвижное и серьезное
лицо Раскольникова преобразилось
в одно мгновение, и вдруг он залился опять тем же нервным хохотом, как давеча, как будто сам совершенно не
в силах был сдержать себя. И
в один миг припомнилось ему до чрезвычайной ясности ощущения одно недавнее мгновение, когда он стоял за
дверью, с топором, запор прыгал, они за
дверью ругались и ломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть им язык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!
Раскольников пошел к
дверям, но она ухватилась за него и отчаянным взглядом смотрела ему
в глаза.
Лицо ее исказилось от ужаса.
— Э-эх! — вскричал было Разумихин, но
в эту минуту отворилась
дверь, и вошло одно новое, не знакомое ни одному из присутствующих,
лицо.
Луиза Ивановна с уторопленною любезностью пустилась приседать на все стороны и, приседая, допятилась до
дверей; но
в дверях наскочила задом на одного видного офицера с открытым свежим
лицом и с превосходными густейшими белокурыми бакенами. Это был сам Никодим Фомич, квартальный надзиратель. Луиза Ивановна поспешила присесть чуть не до полу и частыми мелкими шагами, подпрыгивая, полетела из конторы.
Дворник стоял у
дверей своей каморки и указывал прямо на него какому-то невысокому человеку, с виду похожему на мещанина, одетому
в чем-то вроде халата,
в жилетке и очень походившему издали на бабу. Голова его,
в засаленной фуражке, свешивалась вниз, да и весь он был точно сгорбленный. Дряблое, морщинистое
лицо его показывало за пятьдесят; маленькие заплывшие глазки глядели угрюмо, строго и с неудовольствием.
Мысль увидеть императрицу
лицом к
лицу так устрашала ее, что она с трудом могла держаться на ногах. Через минуту
двери отворились, и она вошла
в уборную государыни.
Ай-да Алексей Иваныч; нечего сказать: хорош гусь!» —
В самую эту минуту
дверь отворилась, и Марья Ивановна вошла с улыбкою на бледном
лице.
Сидят они у батюшки теперь,
Вот кабы вы порхнули
в дверьС
лицом веселым, беззаботно:
Когда нам скажут, что хотим, —
Куда как верится охотно!
И Александр Андреич, — с ним
О прежних днях, о тех проказах
Поразвернитесь-ка
в рассказах:
Улыбочка и пара слов,
И кто влюблен — на всё готов.
Она взглянула на Базарова… и остановилась у
двери, до того поразило ее это воспаленное и
в то же время мертвенное
лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила, — мгновенно сверкнула у ней
в голове.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста,
в черном платье, остановившуюся
в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее
лица.
Николай Петрович с сыном и с Базаровым отправились через темную и почти пустую залу, из-за
двери которой мелькнуло молодое женское
лицо,
в гостиную, убранную уже
в новейшем вкусе.
Самгин не аплодировал. Он был возмущен.
В антракте, открыв
дверь туалетной комнаты, он увидал
в зеркале отражение
лица и фигуры Туробоева, он хотел уйти, но Туробоев, не оборачиваясь к нему, улыбнулся
в зеркало.
В стене с треском лопнули обои,
в щель приоткрытой
двери высунулось испуганное
лицо свояченицы писателя.
Квартира дяди Хрисанфа была заперта, на
двери в кухню тоже висел замок. Макаров потрогал его, снял фуражку и вытер вспотевший лоб. Он, должно быть, понял запертую квартиру как признак чего-то дурного; когда вышли из темных сеней на двор, Клим увидал, что
лицо Макарова осунулось, побледнело.
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он не слышал, как Попов стучал
в дверь, и поднял голову, когда
дверь открылась. Размашисто бросив шляпу на стул, отирая платком отсыревшее
лицо, Попов шел к столу, выкатив глаза, сверкая зубами.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за
дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял
в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом на сером потном
лице.
Варавка вытаскивал из толстого портфеля своего планы, бумаги и говорил о надеждах либеральных земцев на нового царя, Туробоев слушал его с непроницаемым
лицом, прихлебывая молоко из стакана.
В двери с террасы встал Лютов, мокроволосый, красный, и объявил, мигая косыми глазами...
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв
лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из
дверей домов и становились
в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Дверь в квартиру патрона обычно открывала горничная, слащавая старая дева, а на этот раз открыл камердинер Зотов, бывший матрос, человек лет пятидесяти, досиня бритый, с пухлым
лицом разъевшегося монаха и недоверчивым взглядом исподлобья.
Там слышен был железный шум пролетки; высунулась из-за угла, мотаясь, голова лошади, танцевали ее передние ноги; каркающий крик повторился еще два раза, выбежал человек
в сером пальто,
в фуражке, нахлобученной на бородатое
лицо, —
в одной его руке блестело что-то металлическое,
в другой болтался небольшой ковровый саквояж; человек этот невероятно быстро очутился около Самгина, толкнул его и прыгнул с панели
в дверь полуподвального помещения с новенькой вывеской над нею...
Как-то вечером Самгин сидел за чайным столом, перелистывая книжку журнала. Резко хлопнула
дверь в прихожей, вошел, тяжело шагая, Безбедов, грузно сел к столу и сипло закашлялся; круглое, пухлое
лицо его противно шевелилось, точно под кожей растаял и переливался жир, — глаза ослепленно мигали, руки тряслись, он ими точно паутину снимал со лба и щек.