Неточные совпадения
Соединенный так нечаянно с милой
девушкою, о которой еще утром я так мучительно
беспокоился, я не верил самому себе и воображал, что все со мною случившееся было пустое сновидение.
— Мать-игуменья
беспокоятся за вас, — шепнула она
девушкам. — Они велели мне проводить вас домой; вы устали, вас Бог простит; вам отдохнуть нужно.
— О! Не
беспокойтесь говорить: я все прекрасно понимаю. Вероятно, молодой человек хочет взять эта
девушка, эта Любка, совсем к себе на задержание или чтобы ее, — как это называется по-русску, — чтобы ее спасай? Да, да, да, это бывает. Я двадцать два года живу в публичный дом и всегда в самый лучший, приличный публичный дом, и я знаю, что это случается с очень глупыми молодыми людьми. Но только уверяю вас, что из этого ничего не выйдет.
Правда, она отговаривала внучек от их намерения, но слабо, без убеждения; она
беспокоилась насчет ожидающего их будущего, тем более что сама не имела никаких связей в так называемом свете, но в то же время чувствовала, что разлука с
девушками есть дело должное, неизбежное.
— Зачем так уж прямо… как будто мы не поймем! Не
беспокойтесь, пожалуйста! так поймем, что и понять лучше нельзя… Вот маменька-покойница тоже все думала, что я в
девушках ничего не понимала, а я однажды ей вдруг все… до последней ниточки!
— Бедненькие вы с Павлом, — пожалела его
девушка. Веру он любил, жалел её, искренно
беспокоился, когда она ссорилась с Павлом, мирил их. Ему нравилось сидеть у неё, смотреть, как она чесала свои золотистые волосы или шила что-нибудь, тихонько напевая. В такие минуты она нравилась ему ещё больше, он острее чувствовал несчастие
девушки и, как мог, утешал её. А она говорила...
Марья Николаевна, по женскому такту, никому об этой встрече не сказала, она думала: пусть Ольга Федотовна сделает как думает. Бабушке ровно ничего не было известно: она только замечала, что Ольга Федотовна очень оживлена и деятельна и даже три раза на неделе просилась со двора, но княгиня не приписывала это ничему особенному и ни в чем не стесняла бедную
девушку, которую невдалеке ожидало такое страшное горе. Княгиня только
беспокоилась: как ей открыть, что богослов никогда ее мужем не будет.
— Те же дикари, — сказал он, — которые пугали вас на берегу, за пару золотых монет весьма охотно продали мне нужные сведения. Естественно, я был обозлен, соскучился и вступил с ними в разговор: здесь, по-видимому, все знают друг друга или кое-что знают, а потому ваш адрес, Молли, был мне сообщен самым толковым образом. Я вас прошу не
беспокоиться, — прибавил Эстамп, видя, что
девушка вспыхнула, — я сделал это как тонкий дипломат. Двинулось ли наше дело, Дюрок?
Он показался ей чудаком, трусом, который только и заботится о себе, боится простудить ноги и уши в жаркую погоду,
беспокоится о своем здоровье, когда сам здоров, как бык, который любит только себя, а других и любить не может, который не мог забыть о своих калошах и хлопчатой бумаге, в первый раз ведя за руку
девушку, повидимому им страстно любимую (Наташа догадалась уже, что Шатов влюблен в нее).
— Одному только богу ведома чужая душа, но мне кажется, что ей не из чего
беспокоиться. Горя не много, грехов — как у малолетка… Это очень хорошая
девушка! Но вот, наконец, и небо про дождь заговорило…
— Не
беспокойтесь о нем. Я его беру себе… Буду холить и баловать его… Увезу к себе домой сейчас же… — говорила она приюткам. — А вы, m-lle, — обратилась она к Павле Артемьевне, остолбеневшей от неожиданности, — распорядитесь отправить меня домой с кем-нибудь, я раздумала оставаться здесь до вечера, — и, кивнув головкой всем теснившимся в стороне и пораженным изумлением приюткам, удалилась своей спокойной походкой взрослой маленькой
девушки, унося высовывающего из муфты мордочку Мурку с собой.
Ропшин скорыми шагами вышел за двери, и через минуту послышался топот отъезжавших лошадей, а
девушка подала Синтяниной записочку, набросанную карандашом, в которой распорядительный Генрих извещал ее, что сейчас же посылает десять верховых с фонарями искать Ларису Платоновну по всем направлениям, и потому просит генеральшу не
беспокоиться и подождать утра.
— Будет твоей женой, — он уже давно говорил «ты» Сабирову, — вези куда хочешь, а пока еще я, ее крестный отец, над ней власти не потерял, не пущу в такую даль… Только что успела
девушка поправиться, так хотят ее в конец уморить дорогою… Пусть себе здесь отдохнет на вольном воздухе… Уж не
беспокойтесь… сохраню до дня вашего приезда в целости.
Первый месяц окружающие молодую
девушку примирились с ее отчаянием, хотя и старались по возможности утешить, но затем стали
беспокоиться. Постоянные слезы, нередко истерические рыдания, оканчивающиеся припадками, конечно, разрушительно действовали на здоровье Татьяны Петровны. Она исхудала, побледнела, стала нервной и раздражительной.
И пожав руку Верочке своей пухлой мягкой ручкой, хозяйка вышла. Ее обе дочери остались с
девушкой. Обе девицы смотрели на нее ласковыми, доброжелательными глазами, точно хотели сказать: «Не
беспокойся, пожалуйста, ты нам очень нравишься, очень, очень!»
Графиня, узнавшая тотчас через
девушек о том, чтó произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она
беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.