Неточные совпадения
— Вот куды, —
отвечала девчонка, показывая рукою.
— Нет, нет, я уж покажу, —
отвечала девчонка.
— «Негодная
девчонка, —
отвечал он, — все вертится на улице по вечерам, а тут шатаются бушмены и тихонько вызывают мальчишек и
девчонок, воруют с ними вместе и делают разные другие проказы».
— Хорошо, —
отвечал односложно Калинович, думая про себя: «Эта несносная
девчонка употребляет, кажется, все средства, чтоб сделать мой отъезд в Петербург как можно труднее, и неужели она не понимает, что мне нельзя на ней жениться? А если понимает и хочет взять это силой, так неужели не знает, что это совершенно невозможно при моем характере?»
«Да спасет тебя господь бог от такой жены, —
отвечала Долинскому сестра. — Как ты с ними познакомился? Я знаю эту фальшивую, лукавую и бессердечную
девчонку. Она вся ложь, и ты с нею никогда не будешь счастлив».
— Вздор!
девчонка молодая… и смеет голова болеть! просто лень, уж так бы и говорила… а то еще лжет…
отвечай: спала, лентяйка?
— Ай, сударь, как не портила! —
отвечал Сергеич. — Теперича первая вот хозяйка его стала хворать да на нее выкликать. Была у нас девушка, Варюшка Никитина, гулящая этакая
девчонка — ту, по ревности к дьяконскому цаловальнику, испортила.
— Передатчицей стала, —
отвечал Яков Иванов прежним тоном, — записки стала переносить туда и оттуда к барышне — ветреная, безнравственная была
девчонка, и теперь, сударь, сердце кровью обливается, как подумаешь, что барышня наша была перед тем, истинно сказать, почтительной и послушной внукой, как следует истинной христианке, а тут что из нее вдруг стало: сама к бабеньке не является, а пишет письмо, что либо бегут с своим нареченным женихом, либо руки на себя наложат.
— В приданство Марья Гавриловна принесла, —
отвечал Сергей Андреич. — Молоденькая
девчонка. Татьяной Михайловной звать.
— Это ловко! — воскликнул Кишенский, закончив свой рассказ, и добавил, что неприятно лишь одно, что Ципри-Кипри ведет себя ужасною
девчонкой и бегает по редакциям, прося напечатать длиннейшую статью, в которой обличает и Данку, и многих других. — Я говорил ей, — добавил он, — что это не годится, что ведь все это свежая рана, которой нельзя шевелить, но она
отвечала: «Пусть!» — и побежала еще куда-то.
— Что ж? Пусть по-твоему… Пусть там целуются, обнимаются… Хорошо… пусть… Не я буду перед богом
отвечать, если
девчонке вскружат голову… Целуйтесь, деточки! Женихайтесь!
— Да что ты… Неужели втюрился… до робости… Это уж совсем скверно… Еще офицер… В чужих краях бывал… в Париже жил… Перед
девчонкой робеет, а торчит около ее юбки до того, что о службе забывает… И мчится в Питер только потому, что она поехала… Ведь потому приехал… Не виляй…
Отвечай прямо… — крикнул почти строго Дмитревский.
— Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! — сказала она. Марья Дмитриевна, не
отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно, — в моем доме, — мерзавка-девчонка, только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.