Неточные совпадения
Он и попытался это
делать и ходил сначала
в библиотеку заниматься выписками и справками для своей книги; но, как он говорил ей, чем больше он ничего не
делал, тем меньше у него оставалось времени.
Вдруг дама вздумала, что каталог не нужен, вошла
в библиотеку и говорит: «не трудитесь больше, я передумала; а вот вам за ваши труды», и подала Кирсанову 10 р. — «Я ваше ***, даму назвал по титулу,
сделал уже больше половины работы: из 17 шкапов переписал 10».
Брат сначала огорчился, по затем перестал выстукивать стопы и принялся за серьезное чтение: Сеченов, Молешотт, Шлоссер, Льюис, Добролюбов, Бокль и Дарвин. Читал он опять с увлечением,
делал большие выписки и порой, как когда-то отец, кидал мне мимоходом какую-нибудь поразившую его мысль, характерный афоризм, меткое двустишие, еще, так сказать, теплые, только что выхваченные из новой книги. Материал для этого чтения он получал теперь из баталионной
библиотеки,
в которой была вся передовая литература.
Весь дом волновался. Наборщики
в типографии, служащие
в конторе и
библиотеке, — все только и говорили о Полуянове. Зачем он пришел оборванцем
в Заполье? Что он замышляет? Как к нему отнесутся бывшие закадычные приятели? Что будет
делать Харитина Харитоновна? Одним словом, целый ряд самых жгучих вопросов.
Метеорологическая станция снабжена инструментами, проверенными и приобретенными
в главной физической обсерватории
в Петербурге.
Библиотеки при ней нет. Кроме вышеупомянутого писаря Головацкого и его жены, на станции я еще записал шесть работников и одну работницу. Что они тут
делают, не знаю.
В ожидании же результатов этой судорожной деятельности, он
делал внезапные вылазки на пожарный двор, осматривал лавки,
в которых продавались съестные припасы, требовал исправного содержания мостовых, пробовал похлебку, изготовляемую
в тюремном замке для арестантов, прекращал чуму, холеру, оспу и сибирскую язву, собирал деньги на учреждение детского приюта, городского театра и публичной
библиотеки, предупреждал и пресекал бунты и
в особенности выказывал страстные порывы при взыскании недоимок.
Делайте, как знаете, а по-моему, братец, иди по дохтурской части; я тебе
библиотеку свою оставлю — большая
библиотека, — я ее держал
в хорошем порядке и все новое выписывал; медицинская наука теперь лучше всех; ну, ведь ближнему будешь полезен, из-за денег тебе лечить стыдно, даром будешь лечить, — а совесть-то спокойна.
Прошло пять лет с тех пор, как он принял на себя должность старшего учителя и заведывателя школы; он
делал втрое больше, нежели требовали его обязанности, имел небольшую
библиотеку, открытую для всего селения, имел сад,
в котором копался
в свободное время с детьми.
Миклаков,
делать нечего, решился покориться необходимости, хотя очень хорошо понимал, что потом ему не на что будет купить никакой книжки, ни подписаться
в библиотеке, и даже он лишится возможности выпивать каждодневно сквернейшего, но
в то же время любимейшего им, по привычке, вина лисабонского, или, как он выражался, побеседовать вечерком с доброй Лизой.
«
Библиотека для чтения» пришла
в ужас от столь печального факта и воскликнула с благородным негодованием: «
В 1858 году, во время всеобщего движения вперед (
в настоящее время, когда… и пр.), является целая масса людей, занимающих почетное место
в обществе, но которые не приготовлены к эманципации только потому, что неоткуда было познакомиться с такими понятиями, — как будто человечественные идеи почерпаются только из книг, как будто практический смысл помещика не мог сказать ему, что он должен
сделать для своего крестьянина и как
сделать.
Елена (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем
делать? Он симпатичный. Давай поместим его
в библиотеке, все равно комната пустует.
Не худо вам
сделать это сейчас с вашими бабочками, которых вы оставляете
в библиотеке.
Он бегал зачем-то
в Публичную
библиотеку, таскал к себе на дом толстые справочники, сплошь наполненные цифрами,
делал по вечерам таинственные математические выкладки.
В апреле 1835 года Станкевич извещает Неверова: «Надеждин, отъезжая за границу, отдает нам «Телескоп». Постараемся из него
сделать полезный журнал, хотя для иногородных, — прибавляет он. — По крайней мере будет отпор «
Библиотеке» и странным критикам Шевырева. Как он мелочен стал!» (стр. 133).
Огромная, крытая ковром столовая с длинными столами и с диванами по бортам, помещавшаяся
в кормовой рубке, изящный салон, где стояло пианино,
библиотека, курительная, светлые, поместительные пассажирские каюты с ослепительно чистым постельным бельем, ванны и души, расторопная и внимательная прислуга, обильные и вкусные завтраки и обеды с хорошим вином и ледяной водой, лонгшезы и столики наверху, над рубкой, прикрытой от палящих лучей солнца тентом, где пассажиры, спасаясь от жары
в каютах, проводили большую часть времени, — все это
делало путешествие на море более или менее приятным, по крайней мере для людей, не страдающих морской болезнью при малейшей качке.
А что касается его выстрела
в Горданова, то он стрелял потому, что Горданов, известный мерзавец и
в жизни, и
в теории,
делал ему разные страшные подлости: клеветал на него, соблазнил его сестру, выставлял его не раз дураком и глупцом и наконец даже давал ему подлый совет идти к скопцам, а сам хотел жениться на Бодростиной, с которой он, вероятно, все время состоял
в интимных отношениях, между тем как она давно дала Висленеву обещание, что, овдовев, пойдет замуж не за Горданова, а за него, и он этим дорожил, потому что хотел ее освободить от среды и имел
в виду, получив вместе с нею состояние, построить школы и завести хорошие
библиотеки и вообще завести много доброго, чего не
делал Бодростин.
— Ну, теперь мне все совершенно ясно!.. О да! Удобнее всего, конечно, поместиться
в центре вашей альтернативы. Дескать, ни герой, ни подлец. Заполучить тепленькое местечко
в надежном учреждении и
делать «посильное дело» — ну там, жертвовать
в народную
библиотеку старые журналы… — Сергей поднял на Токарева тяжелый взгляд. — Но неужели вы, Владимир Николаевич, не замечаете, что вы полный банкрот?
С ним мы познакомились по"
Библиотеке для чтения", куда он что-то приносил и, сколько помню, печатался там. Он мне понравился как очень приятный собеседник, с юмором, с любовью к литературе, с искренними протестами против тогдашних"порядков". Добродушно говорил он мне о своей неудачной влюбленности
в Ф.А.Снеткову, которой
в труппе два соперника
делали предложение, и она ни за одного из них не пошла: Самойлов и Бурдин.
В своих записных книжках, которые составляли уже тогда целую
библиотеку, записи он постоянно
делал на всех ему известных языках: по-гречески, по-латыни, по-немецки, французски, английски, итальянски, и не цитаты только, а свои мысли, вопросы, отметки, соображения, мечты.
В"
Библиотеку"она дала блестящий рассказ из того переходного времени, когда дворяне-рабовладельцы стали задумываться над вопросом: как же им теперь быть, что
делать и как удержать свое прежнее, уже невозвратное прошлое.
Евгения Тур, то есть графиня Салиас (сестра Сухово-Кобылина), работала
в"
Библиотеке"довольно долго; но до смерти ее я никогда ее не видал. Она жила тогда постоянно
в Париже и очень усердно
делала для нас извлечения из французских и английских книг. От нее приходили очень веские пакеты с листами большого формата, исписанными ее крупным мужским почерком набело.
В 1873 году скончался мой отец. От него я получил
в наследство имение, которое — опять по вине"
Библиотеки" — продал. По крайней мере две трети этого наследства пошли на уплату долгов, а остальное я по годам выплачивал вплоть до 1886 года, когда наконец у меня не осталось ни единой копейки долгу, и с тех пор я не
делал его ни на полушку.
Нарыжный-Приходько очень много читал, много
делал разных выписок.
В каморке его всегда горою были навалены книги самого разного содержания. Парень был очень добродушный и уютный, всегда носился с каким-нибудь проектом. Сейчас он мечтал устроить
в родном своем Новгород-Северске городскую общедоступную
библиотеку.