Неточные совпадения
Но мать, не слушая отца, — как она часто
делала, — кратко и сухо сказала Климу, что Дронов все это выдумал: тетки-ведьмы не было у него; отец помер, его засыпало землей, когда он рыл колодезь, мать работала
на фабрике спичек и умерла, когда Дронову было четыре года, после ее смерти бабушка нанялась нянькой к брату Мите; вот и все.
Самое замечательное
на этой
фабрике то, что веревки
на ней делаются не из того, из чего
делают их в целом мире, не из пеньки, а из волокон дерева, похожего несколько
на банановое.
А ведь стоило только найтись человеку, — думал Нехлюдов, глядя
на болезненное, запуганное лицо мальчика, — который пожалел бы его, когда его еще от нужды отдавали из деревни в город, и помочь этой нужде; или даже когда он уж был в городе и после 12 часов работы
на фабрике шел с увлекшими его старшими товарищами в трактир, если бы тогда нашелся человек, который сказал бы: «не ходи, Ваня, нехорошо», — мальчик не пошел бы, не заболтался и ничего бы не
сделал дурного.
— Ну, ну, ладно… Притвори-ка дверь-то. Ладно… Так вот какое дело. Приходится везти мне эту стеариновую
фабрику на своем горбу… Понимаешь? Деньжонки у меня есть… ну, наскребу тысяч с сотню. Ежели их отдать — у самого ничего не останется. Жаль… Тоже наживал… да. Я и хочу так
сделать: переведу весь капитал
на жену, а сам тоже буду векселя давать, как Ечкин. Ты ведь знаешь законы, так как это самое дело, по-твоему?
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в кухню, чтобы
сделать необходимые приготовления к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей
делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и вышла
на двор. Ворота были отворены, и Нюрочка вышла
на улицу. Рынок, господский дом, громадная
фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
— Здесь ведь вот как это идет, — объяснил ему сей последний, — фабричные
делают у купцов
на фабрике сукна простые, крестьянские, только тонкие, а эти вот скупщики берут у них и развозят эти сукна по ярмаркам.
— Непочтителен. Я уж его и в смирительный за непочтение сажал — всё неймется. Теперь
на фабрику к Астафью Астафьичу — англичанин, в управителях у меня живет — под начало его отдал. Жаль малого — да не что станешь
делать! Кажется, кабы не жена у него да не дети — давно бы в солдаты сдал!
— Обнаружили решение ваше. Дескать, ты, ваше благородие,
делай свое дело, а мы будем
делать — свое. Хохол тоже хороший парень. Иной раз слушаю я, как он
на фабрике говорит, и думаю — этого не сомнешь, его только смерть одолеет. Жилистый человек! Ты мне, Павел, веришь?
— Я знаю их! — воскликнула она радостно. — Найду и все
сделаю, как скажете. Кто подумает, что я запрещенное несу?
На фабрику носила — слава тебе господи!
— А знаете, что я сегодня
сделала? — воскликнула она и торопливо, захлебываясь от удовольствия, немножко прикрашивая, рассказала, как она пронесла
на фабрику литературу.
— А — работать некому! — добавил Егор, усмехаясь. — Литература у нас есть превосходного качества, — сам
делал!.. А как ее
на фабрику внести — сие неизвестно!
— Помилуйте! — говорил он, — мы испокон века такие дела
делали, завсегда у господ людей скупали — иначе где же бы нам работников для
фабрики добыть? А теперь, на-тко, что случилось! И во сне не гадал!
Та опять не отвечает, а князь и ну расписывать, — что: «Я, говорит, суконную
фабрику покупаю, но у меня денег ни гроша нет, а если куплю ее, то я буду миллионер, я, говорит, все переделаю, все старое уничтожу и выброшу, и начну яркие сукна
делать да азиатам в Нижний продавать. Из самой гадости, говорит, вытку, да ярко выкрашу, и все пойдет, и большие деньги наживу, а теперь мне только двадцать тысяч
на задаток за
фабрику нужно». Евгенья Семеновна говорит...
Вице-губернатор всех их вызвал к себе и объявил, что если они не станут заниматься думскими делами и не увеличат городских доходов, то выговоров он не будет
делать, а перепечатает их лавки,
фабрики, заводы и целый год не даст им ни продать, ни купить
на грош, и что простотой и незнанием они не смели бы отговариваться, потому что каждый из них такой умный плут, что все знает.
«Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша газета бунт
на фабрике сделала, обе
фабрики шумят. Ваш „Листок“ читают, по трактирам собираясь толпами,
на кладбище тоже все читают. Князь рассердился: корреспондента, говорит, арестовать и выслать».
И если есть некоторые злоупотребления
на фабриках, то правительство и общество принимают меры к тому, чтобы устранить их и
сделать труд рабочих еще более легким и даже приятным.
Не может человек нашего времени, исповедуй он или не исповедуй божественности Христа, не знать, что участвовать в качестве ли царя, министра, губернатора, или урядника в том, чтобы продать у бедной семьи последнюю корову
на подати для того, чтобы отдать эти деньги
на пушки или
на жалованье и пансионы роскошествующим, праздным и вредным чиновникам; или участвовать в том, чтобы посадить в тюрьму кормильца семьи за то, что мы сами развратили его, и пустить семью его по миру; или участвовать в грабежах и убийствах войн; или во внушении вместо Христова закона диких идолопоклоннических суеверий; или загнать забежавшую
на свою землю корову человека, у которого нет земли; или с человека, работающего
на фабрике, вычесть за нечаянно испорченный предмет; или содрать вдвое за предмет с бедного только потому, что он в крайней нужде; не может не знать ни один человек нашего времени, что все эти дела — скверные, постыдные и что
делать их не надо.
Зотушка так и
сделал. Прошел рынок, обошел
фабрику и тихим незлобивым шагом направился к высокому господскому дому, откуда ему навстречу, виляя хвостом, выбежал мохнатый пестрый Султан, совсем зажиревший
на господских хлебах, так что из пяти чувств сохранил только зрение и вкус. Обойдя «паратьнее крыльцо», Зотушка через кухню пробрался
на половину к барышне Фене и предстал перед ней, как лист перед травой.
— Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша газета бунт
на фабрике сделала, обе
фабрики шумят. Ваш «Листок» читают по трактирам, собираются толпами,
на кладбище, — там тоже читают. Князь рассердился, корреспондента, говорит, арестовать и выслать.
— Сейчас я получил сведение, что в Орехово-Зуеве,
на Морозовской
фабрике, был вчера пожар, сгорели в казарме люди, а хозяева и полиция заминают дело, чтоб не отвечать и не платить пострадавшим. Вали сейчас
на поезд, разузнай досконально все, перепиши поименно погибших и пострадавших… да смотри, чтоб точно все. Ну да ты
сделаешь… вот тебе деньги, и никому ни слова…
Что же касается до имения, ей принадлежавшего, то ни она сама, ни муж ее ничего с ним
сделать не сумели: оно было давно запущено, но многоземельно, с разными угодьями, лесами и озером,
на котором когда-то стояла большая
фабрика, заведенная ревностным, но безалаберным барином, процветавшая в руках плута-купца и окончательно погибшая под управлением честного антрепренера из немцев.
Особенно озорниковатой и непочтительной становилась молодёжь, молодых
фабрика очень быстро
делала совершенно непохожими
на мужиков.
Фабрика была основана в обширных размерах, и работников
на нее требовалось много; при этом, конечно, нельзя было
делать слишком строгого выбора.
В 1797 году, уже
сделавши несколько преобразований в Нью-Лэнэрке, Овэн женился
на дочери своего главного компаньона, Дэля, и с этих пор получил еще более влияния
на все дела
фабрики.
В нашем обществе не труд разделен, но люди разделены
на частицы людей, разломлены
на маленькие кусочки,
на крошки:
на фабрике один человек
делает только одну маленькую частицу предмета, так что та малая часть рассудка, которая оставлена в человеке, недостаточна, чтобы
делать целую булавку или целый гвоздь, и истощается
на то, чтобы
сделать кончик булавки или шляпку гвоздя.
Не хочешь, чтобы тебя заставляли работать
на фабрике или
на рудниках по 10 часов кряду, не хочешь, чтобы тебя насиловали и убивали, не
делай этого, не участвуй в таких делах.
Они долго обсуждали, чем заняться Александре Михайловне. Выбор был небогатый, — Александра Михайловна толком ничего не умела
делать;
на языке ее несколько раз вертелся упрек, что вот теперь бы и пригодилось, если бы Андрей Иванович вовремя позволил ей учиться; но высказать упрек она не осмелилась. Решили, что Александра Михайловна поступит пачечницей
на ту же
фабрику, где работала Елизавета Алексеевна.
Завтра Настасья Петровна в первый раз
делает работницам своей
фабрики доклад о делегатском собрании,
на которое она была ими делегирована.
— Да вот вам один эпизодец из моих студенческих годов. Тогда я, как настоящий интеллигент, зашибался дешевым альтруизмом. Вышла стачка
на фабрике. Я и говорю матушке: накиньте им, значит, по гривенничку
на кусок вот этого самого миткаля, который теперь до зарезу нужен
на ситцевой
фабрике Кранцеля. Что такое гривенник! Однако меня тогда не послушали — и прекрасно
сделали… Вот теперь я знаю — что такое лишний гривенник
на кусок миткаля.
— Нечего
делать с дурачком; развяжи, Параша, первый мешочек-то налево, с краю, все супротивни [Так звали империалы времен Елизаветы и Екатерины, которых грудные изображения чеканились
на монетах с правой и с левой стороны, как бы одно против другого.]. Пускай хватает горсткой и сыплет себе в карманы, что наберется. Слышь,
на эти деньги ему особую горенку, да чтоб штофом вся была обита — не покупать стать, с своей
фабрики.
В царствование Елизаветы Петровны
на фабрике стали
делать накладную флорентинскую мозаику.
Я молчала, от волнения горели щеки. Что если в райкоме
сделают предварительную политпроверку, и я не подойду? До черта будет тяжело и стыдно. Наверное, там будет заседать целая комиссия. Оказалось все очень просто: в пустой комнате сидел парень. Он нас только спросил, работали ли мы в этой области, и записал, какой ступенью хотим руководить. Буду работать
на текстильной
фабрике, там все больше девчата. С ребятами интереснее, а с девчатами легче.
Но люди
делают свое положение сами для себя, для других и в особенности для своих детей, и потому
на вопросы: зачем вы собираете и сами собирались в миллионы войск, которыми вы убиваете и увечите друг друга? зачем вы тратили и тратите страшные силы людские, выражающиеся миллиардами,
на постройку ненужных и вредных вам городов, зачем вы устраиваете свои игрушечные суды и посылаете людей, которых считаете преступными, из Франции в Каэну, из России в Сибирь, из Англии в Австралию, когда вы сами знаете, что это бессмысленно? зачем вы оставляете любимое вами земледелие и трудитесь
на фабриках и заводах, которые вы сами не любите? зачем воспитываете детей так, чтобы они продолжали эту не одобряемую вами жизнь? зачем вы всё это
делаете?