Неточные совпадения
Он лежал
в первой комнате на постели, подложив одну
руку под затылок, а другой
держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта на замок, и ключа
в замке не было. Я все это тотчас
заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог — только он притворялся, будто не слышит.
Няня не обманула: ночь пролетела как краткое мгновение, которого я и не
заметил, и бабушка уже стояла над моею кроваткою
в своем большом чепце с рюшевыми мармотками и
держала в своих белых
руках новенькую, чистую серебряную монету, отбитую
в самом полном и превосходном калибре.
Однообразно помахивая ватной ручкой, похожая на уродливо сшитую из тряпок куклу, старая женщина из Олонецкого края сказывала о том, как мать богатыря Добрыни прощалась с ним, отправляя его
в поле, на богатырские подвиги. Самгин видел эту дородную мать, слышал ее твердые слова, за которыми все-таки слышно было и страх и печаль, видел широкоплечего Добрыню: стоит на коленях и
держит меч на вытянутых
руках, глядя покорными глазами
в лицо матери.
Он сосчитал огни свеч: двадцать семь. Четверо мужчин — лысые, семь человек седых. Кажется, большинство их, так же как и женщин, все люди зрелого возраста. Все — молчали, даже не перешептывались. Он не
заметил, откуда появился и встал около помоста Захарий; как все,
в рубахе до щиколоток, босой, он один из всех мужчин
держал в руке толстую свечу; к другому углу помоста легко подбежала маленькая, — точно подросток, — коротковолосая, полуседая женщина, тоже с толстой свечой
в руке.
— Вот видите, —
заметил Марк, — однако вас учили, нельзя прямо сесть за фортепиано да заиграть. Плечо у вас на портрете и криво, голова велика, а все же надо выучиться
держать кисть
в руке.
Заметьте, она уж и ехала с тем, чтоб меня поскорей оскорбить, еще никогда не видав:
в глазах ее я был «подсыльный от Версилова», а она была убеждена и тогда, и долго спустя, что Версилов
держит в руках всю судьбу ее и имеет средства тотчас же погубить ее, если захочет, посредством одного документа; подозревала по крайней мере это.
Они стали все четверо
в ряд — и мы взаимно раскланялись. С правой стороны, подле полномочных, поместились оба нагасакские губернатора, а по левую еще четыре, приехавшие из Едо, по-видимому, важные лица. Сзади полномочных сели их оруженосцы,
держа богатые сабли
в руках; налево, у окон, усажены были
в ряд чиновники, вероятно тоже из Едо: по крайней мере мы знакомых лиц между ними не
заметили.
Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось: стоит он предо мною, а я бью его с размаху прямо
в лицо, а он
держит руки по швам, голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым ударом и даже
руки поднять, чтобы заслониться, не
смеет — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека!
Кто-то из мальчиков
заметил было ему, что с цветами
в руках ему неловко щипать и чтоб он на время дал их кому
подержать.
Начали мыться. Петр Ильич
держал кувшин и подливал воду. Митя торопился и плохо было намылил
руки. (
Руки у него дрожали, как припомнил потом Петр Ильич.) Петр Ильич тотчас же велел намылить больше и тереть больше. Он как будто брал какой-то верх над Митей
в эту минуту, чем дальше, тем больше.
Заметим кстати: молодой человек был характера неробкого.
Лет до десяти я не
замечал ничего странного, особенного
в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу
в доме моего отца, что у него на половине я
держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на
руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла
в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
У меня
в кисете был перочинный ножик и карандаш, завернутые
в бумажке; я с самого начала думал об них и, говоря с офицером, играл с кисетом до тех пор, пока ножик мне попал
в руку, я
держал его сквозь материю и
смело высыпал табак на стол, жандарм снова его всыпал. Ножик и карандаш были спасены — вот жандарму с аксельбантом урок за его гордое пренебрежение к явной полиции.
Икона эта вида «грозного и престрашного» — святитель Мир-Ликийских изображен на ней «
в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом темен и на одной
руке держит храм, а
в другой
меч — «военное одоление».
— Да как же! Вы оправдываете, как сейчас сказали,
в иных случаях деспотизм; а четверть часа тому назад
заметили, что муж моей сестры не умеет
держать ее
в руках.
Елена,
держа в руке веник и придерживая другой
рукой свое нарядное платьице, которое она еще и не снимала с того самого вечера,
мела пол.
После обеда я отправился
в сад, но без ружья. Я дал было себе слово не подходить к «засекинскому саду», но неотразимая сила влекла меня туда — и недаром. Не успел я приблизиться к забору, как увидел Зинаиду. На этот раз она была одна. Она
держала в руках книжку и медленно шла по дорожке. Она меня не
замечала.
Матери хотелось сказать ему то, что она слышала от Николая о незаконности суда, но она плохо поняла это и частью позабыла слова. Стараясь вспомнить их, она отодвинулась
в сторону от людей и
заметила, что на нее смотрит какой-то молодой человек со светлыми усами. Правую
руку он
держал в кармане брюк, от этого его левое плечо было ниже, и эта особенность фигуры показалась знакомой матери. Но он повернулся к ней спиной, а она была озабочена воспоминаниями и тотчас же забыла о нем.
О Крутицыне я не имел никаких слухов. Взял ли он
в руки «знамя» и высоко ли его
держал — никому до этого дела
в то время не было, и ни
в каких газетах о том не возвещалось. Тихо было тогда, безмолвно; человек мог
держать «знамя» и даже
в одиночку обедать во фраке и
в белом галстуке — никто и не
заметит. И во фраке обедай, и
в халате — как хочешь, последствия все одни и те же. Даже умываться или не умываться предоставлялось личному произволению.
В одной
руке я
держал изорванную мягкую «Алгебру» Франкера,
в другой — маленький кусок
мела, которым испачкал уже обе
руки, лицо и локти полуфрачка.
Степан Трофимович машинально подал
руку и указал садиться; посмотрел на меня, посмотрел на Липутина и вдруг, как бы опомнившись, поскорее сел сам, но всё еще
держа в руке шляпу и палку и не
замечая того.
По одной из стен ее
в алькове виднелась большая кровать под штофным пологом, собранным вверху
в большое золотое кольцо, и кольцо это
держал не амур, не гений какой-нибудь, а летящий ангел с смертоносным
мечом в руке, как бы затем, чтобы почиющему на этом ложе каждоминутно напоминать о смерти.
Вместо ответа Евпраксеюшка уперлась
в стол
рукой,
в которой
держала блюдечко, и
метнула в сторону Иудушки косой взгляд, исполненный такого глубокого презрения, что ему с непривычки сделалось жутко.
— Да и выпью, чего кричишь! С праздником, Степан Дорофеич! — вежливо и с легким поклоном обратился он,
держа чашку
в руках, к Степке, которого еще за полминуты обзывал подлецом. — Будь здоров на сто годов, а что жил, не
в зачет! — Он выпил, крякнул и утерся. — Прежде, братцы, я много вина подымал, —
заметил он с серьезною важностью, обращаясь как будто ко всем и ни к кому
в особенности, — а теперь уж, знать, лета мои подходят. Благодарствую, Степан Дорофеич.
Но
в то время, как Ахилла хотел перевернуть еще страницу, он
замечает, что ему непомерно тягостно и что его
держит кто-то за
руки.
Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, все, все вокруг нас прекрасно, а ты грустишь; но если бы
в это мгновение ты
держал в своей
руке руку любимой женщины, если б эта
рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством, — не грусть, Андрей, не тревогу возбуждала бы
в тебе природа, и не стал бы ты
замечать ее красоты; она бы сама радовалась и пела, она бы вторила твоему гимну, потому что ты
в нее,
в немую, вложил бы тогда язык!
Она взяла из рассеянной
руки Проктора бутылку, которую
в увлечении всей этой историей, шкипер
держал между колен, и налила половину жестяной кружки, долив водой. Я поблагодарил,
заметив, что не болен от изнурения.
Я вам говорил, что
в моей
руке не только был перочинный нож, которым я ранил
в гимназии великого Калатузова, но я
держал в моих
руках и
меч. Вот как это случилось.
— Помню, — сказала она. — Когда ты объяснялся мне
в любви, то
держал его
в руках. — И,
заметив, что он собирается уходить, она сказала: — Если можно, пожалуйста, возвращайся пораньше. Без тебя мне скучно.
Она сидела у себя
в кабинете, когда Литвинов вошел к ней. Его ввела та же тринадцатилетняя девочка, которая накануне караулила его на лестнице. На столе перед Ириной стоял раскрытый полукруглый картон с кружевами; она рассеянно перебирала их одною
рукой,
в другой она
держала письмо Литвинова. Она только что перестала плакать: ресницы ее смокли и веки припухли: на щеках виднелись следы неотертых слез. Литвинов остановился на пороге: она не
заметила его входа.
И было странно, обидно и печально —
заметить в этой живой толпе грустное лицо: под
руку с молодой женщиной прошел высокий, крепкий человек; наверное — не старше тридцати лет, но — седоволосый. Он
держал шляпу
в руке, его круглая голова была вся серебряная, худое здоровое лицо спокойно и — печально. Большие, темные, прикрытые ресницами глаза смотрели так, как смотрят только глаза человека, который не может забыть тяжкой боли, испытанной им.
И о том, что"недуг залег глубоко", и о том, что редакция"Помой"твердо решилась
держать в руках свое знамя, и о том, что прежде всего необходимо окунуться
в волны народного духа и затем предпринять крещение огнем и
мечом.
Когда она прошла мимо Евсея, не
заметив его, он невольно потянулся за нею, подошёл к двери
в кухню, заглянул туда и оцепенел от ужаса: поставив свечу на стол, женщина
держала в руке большой кухонный нож и пробовала пальцем остроту его лезвия. Потом, нагнув голову, она дотронулась
руками до своей полной шеи около уха, поискала на ней чего-то длинными пальцами, тяжело вздохнув, тихо положила нож на стол, и
руки её опустились вдоль тела…
— Она-то и мылась и гладилась по целым дням, и все не по-людски, а
в особом виде: ногти одни по целому часу
в кипяченом теплом вине
держала, чтобы были розовы, а на ночь и
руки и лицо каким-то жиром намазывала и так и спала
в перчатках, и чтобы, боже сохрани, никто к ней подойти не
смел, а утром всякий день приказывала себе из коровьего молока ванны делать и вся
в молоко садилась.
Жуквич посидел еще некоторое время, и если б Елена повнимательней наблюдала за ним, то
заметила бы, что он был как на иголках; наконец, он поднялся и стал прощаться с Еленой; но деньги все еще не клал
в карман, а
держал только их
в своей
руке и таким образом пошел; но, выйдя
в сени, немедля всю пачку засунул
в свой совершенно пустой бумажник; потом этот бумажник положил
в боковой карман своего сюртука, а самый сюртук наглухо застегнул и, ехав домой, беспрестанно ощупывал тот бок сюртука, где лежал бумажник.
Молодец-лихач ни обо что не зацепится,
держит в руках вожжи бодро и самоуверенно, и примчит к вожделенной цели так легко, что вы и не
заметите.
Мы стали несколько постарее, поумнее; но все еще не
смели ходить без помочей, которых концы
держали в своих
руках господа французы.
— Не всякий может, — сказал он внушительно; и, расставив длинные ноги и раскрыв от удовольствия рот, критически уставился на Сашу. И с легким опасением
заметил, что тот немного побледнел и как-то медленно переложил револьвер из левой
руки в правую: точно лип к
руке холодный и тяжелый, сверкнувший под солнцем браунинг. «Волнуется юноша, — думает, что
в Телепнева стреляет. Но
руку держит хорошо».
— Она была босиком, — это совершенно точное выражение, и туфли ее стояли рядом, а чулки висели на ветке, — ну право же, очень миленькие чулочки, — паутина и блеск. Фея
держала ногу
в воде, придерживаясь
руками за ствол орешника. Другая ее нога, — капитан
метнул Дигэ покаянный взгляд, прервав сам себя, — прошу прощения, — другая ее нога была очень мала. Ну, разумеется, та, что была
в воде, не выросла за одну минуту…
Надев ливрею, Петрушка, глупо улыбаясь, вошел
в комнату барина. Костюмирован он был странно донельзя. На нем была зеленая, сильно подержанная лакейская ливрея, с золотыми обсыпавшимися галунами, и, по-видимому, шитая на человека, ростом на целый аршин выше Петрушки.
В руках он
держал шляпу, тоже с галунами и с зелеными перьями, а при бедре имел лакейский
меч в кожаных ножнах.
Господин Голядкин не только не
замечал до сих пор этого последнего обстоятельства, но даже не
заметил и не помнил того, каким образом он вдруг очутился
в шинели,
в калошах и
держал свою шляпу
в руках.
Стрелки стояли во фронте. Венцель, что-то хрипло крича, бил по лицу одного солдата. С помертвелым лицом,
держа ружье у ноги и не
смея уклоняться от ударов, солдат дрожал всем телом. Венцель изгибался своим худым и небольшим станом от собственных ударов, нанося их обеими
руками, то с правой, то с левой стороны. Кругом все молчали; только и было слышно плесканье да хриплое бормотанье разъяренного командира. У меня потемнело
в глазах, я сделал движение. Житков понял его и изо всех сил дернул за полотнище.
Взял теперь Ваську за хохол Тараска, взял и
держит, не знай отплатить ему дружбой за мягкую таску, не знай отработать его как следует. Эх, поусердствую! — неравно
заметит госпожа это, за службу примат… Подумал, подумал этак Тараска и, почувствовав под
рукою, что ожидавший от товарища льготы Васька гнет голову
в левую сторону, Тараска вдруг круто поворотил его направо и заиграл. Бедный Васька даже взвизгнул, наклонился весь наперед и водил перед собою
руками, точно
в жмурки играл.
Мужик, брюхом навалившись на голову своей единственной кобылы, составляющей не только его богатство, но почти часть его семейства, и с верой и ужасом глядящий на значительно-нахмуренное лицо Поликея и его тонкие засученные
руки, которыми он нарочно жмет именно то место, которое болит, и
смело режет
в живое тело, с затаенною мыслию: «куда кривая не вынесет», и показывая вид, что он знает, где кровь, где материя, где сухая, где мокрая жила, а
в зубах
держит целительную тряпку или склянку с купоросом, — мужик этот не может представить себе, чтоб у Поликея поднялась
рука резать не зная.
Он и сам меня
заметил и сначала закивал головою, а потом скоро соскочил с империала и, взяв меня за
руку, сжал ее и не только
подержал в своей
руке, но для чего-то поводил из стороны
в сторону и даже промычал...
Оставалось только расположить к себе кукону разговором и другими приемами. Думалось, что это недолго и что Фоблаз это сделает, но неожиданно
замечаем, что наш Фоблаз не
в авантаже обретается. Все он имеет вид человека, который
держит волка за уши, — ни к себе его ни оборотит, ни выпустит, а между тем уже видно, что
руки набрякли и вот-вот сами отвалятся…
Когда я проснулся, было уже довольно поздно. «Некнижных» отцов не было
в хатке. У стола сидел Василий Петрович. Он
держал в руках большой ломоть ржаного хлеба и прихлебывал молоком прямо из стоящего перед ним кувшина.
Заметив мое пробуждение, он взглянул на меня и молча продолжал свой завтрак. Я с ним не заговаривал. Так прошло минут двадцать.
Засунув
руку в карман и крепко
держа в ней пакет, я стоял поодаль от всех,
моля судьбу, чтоб m-me M* меня
заметила.
Только
держи себя
в струне: языком,
мол, что хошь болтай,
рукам воли не давай — вот мой обычай!
Лежал он, сударь, передо мной, кончался. Я сидел на окне, работу
в руках держал. Старушоночка печку топила. Все молчим. У меня, сударь, сердце по нем, забулдыге, разрывается; точно это я сына родного хороню. Знаю, что Емеля теперь на меня смотрит, еще с утра видел, что крепится человек, сказать что-то хочет, да, как видно, не
смеет. Наконец взглянул на него; вижу: тоска такая
в глазах у бедняги, с меня глаз не сводит; а увидал, что я гляжу на него, тотчас потупился.
— Это из Шопена, — заговорила княгиня, томно улыбаясь и
держа руки, как институтка. — Прелестная вещь! Она у меня, доктор,
смею похвастать, и певица прелестная. Моя ученица… Я
в былые времена была обладательницей роскошного голоса. А вот эта… Вы ее знаете?