Неточные совпадения
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь!..
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою
своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
Он отворотился и отъехал, не сказав более ни
слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в порядке. Народ пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой
держал в руках
свой реестр и рассматривал его с видом глубокого сожаления.
В должности «одной прислуги» она работала безукоризненно: вкусно готовила,
держала квартиру в чистоте и порядке и сама держалась умело, не мозоля глаз хозяина. Вообще она не давала повода заменить ее другой женщиной, а Самгин хотел бы сделать это — он чувствовал в жилище
своем присутствие чужого человека, — очень чужого, неглупого и способного самостоятельно оценивать факты,
слова.
Рук
своих он как будто стыдился, и когда говорил, то старался прятать или обе за спину, или одну за пазуху, а другую за спину. Подавая начальнику бумагу и объясняясь, он одну руку
держал на спине, а средним пальцем другой руки, ногтем вниз, осторожно показывал какую-нибудь строку или
слово и, показав, тотчас прятал руку назад, может быть, оттого, что пальцы были толстоваты, красноваты и немного тряслись, и ему не без причины казалось не совсем приличным выставлять их часто напоказ.
Когда Татьяна Павловна перед тем вскрикнула: «Оставь образ!» — то выхватила икону из его рук и
держала в
своей руке Вдруг он, с последним
словом своим, стремительно вскочил, мгновенно выхватил образ из рук Татьяны и, свирепо размахнувшись, из всех сил ударил его об угол изразцовой печки. Образ раскололся ровно на два куска… Он вдруг обернулся к нам, и его бледное лицо вдруг все покраснело, почти побагровело, и каждая черточка в лице его задрожала и заходила...
Одни слишком громко повторяли
слова, как будто с задором и выражением, говорящим: «а я всё-таки буду и буду говорить», другие же только шептали, отставали от священника и потом, как бы испугавшись, не во-время догоняли его; одни крепко-крепко, как бы боясь, что выпустят что-то, вызывающими жестами
держали свои щепотки, а другие распускали их и опять собирали.
Он
держит жен
своих в строгом повиновении: если которая-нибудь отобьется в сторону — он заворачивает ее в табун; он переводит их с одного пастбища на другое, на лучший корм; гоняет на водопой и загоняет на ночлег, одним
словом, строго пасет
свой косяк, никого не подпуская к нему близко ни днем, ни ночью.
Паншин начал с комплиментов Лаврецкому, с описания восторга, с которым, по его
словам, все семейство Марьи Дмитриевны отзывалось о Васильевском, и потом, по обыкновению
своему, ловко перейдя к самому себе, начал говорить о
своих занятиях, о воззрениях
своих на жизнь, на свет и на службу; сказал
слова два о будущности России, о том, как следует губернаторов в руках
держать; тут же весело подтрунил над самим собою и прибавил, что, между прочим, ему в Петербурге поручили «de populariser l’idée du cadastre».
Семеныч вообще
держал себя на особицу и мало «якшил» [Якшить (от татарского
слова «якши» — «да») — поддакивать, дружить. (Примеч. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] с остальными родственниками. Впрочем, это продолжалось только до тех пор, пока Мыльников не сообразил о тайных делах Семеныча с сестрицей Марьей и, немедленно приобщив к лику
своих родственников, перестал платить исправно.
— Ах, и не рассказывайте, — вздыхает Анна Марковна, отвесив
свою нижнюю малиновую губу и затуманив
свои блеклые глаза. — Мы нашу Берточку, — она в гимназии Флейшера, — мы нарочно
держим ее в городе, в почтенном семействе. Вы понимаете, все-таки неловко. И вдруг она из гимназии приносит такие
слова и выражения, что я прямо аж вся покраснела.
Несколько минут мы все не говорили ни
слова. Наташа сидела задумавшись, грустная и убитая. Вся ее энергия вдруг ее оставила. Она смотрела прямо перед собой, ничего не видя, как бы забывшись и
держа руку Алеши в
своей руке. Тот тихо доплакивал
свое горе, изредка взглядывая на нее с боязливым любопытством.
Раиса Павловна
держала себя, как все женщины высшей школы, торжествуя
свою победу между строк и заставляя улыбаться побежденных. Нужно ли добавлять, что в гостиной Раисы Павловны скоро появились Майзель, Вершинин, Сарматов — одним
словом, все заговорщики, кроме Яши Кормилицына, который в качестве блаженненького не мог осилить того, что на его месте сделал бы всякий другой порядочный человек.
— Конечно, безразлично… Хотя бы три дня шел дождь Лаптевыми, скажу
словами Лютера, до земства это не касается… Земство должно
держать высоко знамя
своей независимости, оно стоит выше всего этого.
Ради них он обязывается урвать от
своего куска нечто, считающееся «лишним», и свезти это лишнее на продажу в город; ради них он лишает семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в город; ради них он, в дождь и стужу, идет за тридцать — сорок верст в город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными
словами купец или кулак; ради них в самой деревне его
держит в ежовых рукавицах мироед.
Вообще Флегонт Михайлыч в последнее время начал
держать себя как-то странно. Он ни на шаг обыкновенно не оставлял племянницы, когда у них бывал Калинович: если Настенька сидела с тем в гостиной — и он был тут же; переходили молодые люди в залу — и он, ни
слова не говоря, а только покуривая
свою трубку, следовал за ними; но более того ничего не выражал и не высказывал.
Прошла минута — и ни он, ни она
слова не промолвили; она даже не глядела на него — и он глядел ей не в лицо, а на сложенные руки, в которых она
держала маленький зонтик. Что было говорить? Что было сказать такого, что по значению
своему могло бы равняться одному их присутствию здесь, вместе, наедине, так рано, так близко друг от друга?
Несколько минут спустя они оба отправились в кондитерскую Розелли. Санин предварительно взял с Панталеоне
слово держать дело о дуэли в глубочайшей тайне. В ответ старик только палец кверху поднял и, прищурив глаз, прошептал два раза сряду: «Segredezza!» (Таинственность!) Он видимо помолодел и даже выступал свободнее. Все эти необычайные, хотя и неприятные события живо переносили его в ту эпоху, когда он сам и принимал и делал вызовы, — правда, на сцене. Баритоны, как известно, очень петушатся в
своих ролях.
Когда я вслед за ними вошел на террасу — исключая Вареньки, сестры Дмитрия, которая только внимательно посмотрела на меня
своими большими темно-серыми глазами, — каждая из дам сказала мне несколько
слов, прежде чем они снова взяли каждая
свою работу, а Варенька вслух начала читать книгу, которую она
держала у себя на коленях, заложив пальцем.
Держать в руках
свое первое признанное сочинение, вышедшее на прекрасной глянцевитой бумаге, видеть
свои слова напечатанными черным, вечным, несмываемым шрифтом, ощущать могучий запах типографской краски… что может сравниться с этим удивительным впечатлением, кроме (конечно, в слабой степени) тех неописуемых блаженных чувств, которые испытывает после страшных болей впервые родившая молодая мать, когда со слабою прелестною улыбкой показывает мужу их младенца-первенца.
Он не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за
своею полною подписью, что не далее как, например, вчера он рассказывал постороннему лицу, что она
держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать
свою ненависть явно, в страхе, чтоб он не ушел от нее и тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего
слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде.
Шатов встал действительно; он
держал свою шапку в руке и смотрел на Верховенского. Казалось, он хотел ему что-то сказать, но колебался. Лицо его было бледно и злобно, но он выдержал, не проговорил ни
слова и молча пошел вон из комнаты.
Она стояла передо мной,
держа двумя пальчиками кусок балыка и отщипывая от него микроскопические кусочки
своими ровными белыми зубами. Очевидно, что поступок Глумова не только не возмущал ее а, скорее, даже нравился; но с какой целью она завела этот разговор? Были ли
слова ее фразой, случайно брошенной, чтоб занять гостя, или же они предвещали перемену в судьбе моего друга?
Он стоял молча, вперив в Иоанна неподвижный, вопрошающий взор, как бы ожидая, что он одумается и возьмет назад
свое слово. Но Василий Грязной, по знаку царя, встал из-за стола и подошел к Дружине Андреевичу,
держа в руках пестрый кафтан, полупарчовый, полусермяжный, со множеством заплат, бубенчиков и колокольцев.
Погода была чудная, солнечная, тихая, с бодрящим свежим воздухом. Со всех сторон трещали костры, слышались песни. Казалось, все праздновали что-то. Бутлер в самом счастливом, умиленном расположении духа пошел к Полторацкому. К Полторацкому собрались офицеры, раскинули карточный стол, и адъютант заложил банк в сто рублей. Раза два Бутлер выходил из палатки,
держа в руке, в кармане панталон,
свой кошелек, но, наконец, не выдержал и, несмотря на данное себе и братьям
слово не играть, стал понтировать.
Когда Евсей служил в полиции, там рассказывали о шпионах как о людях, которые всё знают, всё
держат в
своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни
слова не говорить друг другу о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
Вся история, сколько помню, состояла в том, что где-то на дороге у какой-то дамы в карете сломалось дышло; мужики за это деревцо запросили двадцать рублей и без того не выпускали барыню вон из деревни. Дон-Кихот попал на эту историю и сначала
держал к мужикам внушительную речь, а потом, видя бессилие
слов, вскочил в
свой тарантас и закричал...
— Это развращенный и извращенный субъект, — продолжал зоолог, а дьякон, в ожидании смешных
слов, впился ему в лицо. — Редко где можно встретить такое ничтожество. Телом он вял, хил и стар, а интеллектом ничем не отличается от толстой купчихи, которая только жрет, пьет, спит на перине и
держит в любовниках
своего кучера.
— Юрий, успокойся… видишь, я равнодушно смотрю на потерю всего, кроме твоей нежности… я видела кровь, видела ужасные вещи, слышала
слова, которых бы ангелы испугались… но на груди твоей всё забыто: когда мы переплывали реку на коне, и ты
держал меня в
своих объятиях так крепко, так страстно, я не позавидовала бы ни царице, ни райскому херувиму… я не чувствовала усталости, следуя за тобой сквозь колючий кустарник, перелезая поминутно через опрокинутые рогатые пни… это правда, у меня нет ни отца, ни матери…
Все эти добродетели там, чувствительности — хрестоматия, одним
словом — не наше дело, барышня, не дело голышей!» Когда же мой фавор прекратился и Мишель не счел нужным более таить ни презрения к нему, ни участия ко мне, г. Ратч внезапно усугубил
свою суровость; он постоянно следил за мною, точно я была способна на все преступления и меня следовало
держать в ежовых рукавицах.
На эти
слова герой мой ничего не отвечал, но снова встал перед хозяйкой на колени, первоначально расцеловал ее руку и потом вдруг совершенно неожиданно обхватил ее за талию и обхватил весьма дерзко и совершенно неприлично, Варвара Александровна вся вспыхнула и хотела было вырваться; но Хозаров
держал крепко, гнев овладел молодою женщиною: с несвойственною ей силою, она вырвала
свою руку и ударила дерзкого безумца по щеке.
Увидев, что Петрусь, оголив
свою бороду, начал обращение
свое с нею как совершенный муж, коему — по
словам батеньки разрешается на вся, он начал ее
держать почти взаперти во все то время, пока панычи были в школе, следовательно, весь день; а на ночь он запирал ее в комнате и бдел, чтобы никто не обеспокоил ее ночною порою.
Двадцать девятого ноября, перед обедом, Гоголь привозил к нам
своих сестер. Их разласкали донельзя, даже больная моя сестра встала с постели, чтоб принять их; но это были такие дикарки, каких и вообразить нельзя. Они стали несравненно хуже, чем были в институте: в новых длинных платьях совершенно не умели себя
держать, путались в них, беспрестанно спотыкались и падали, от чего приходили в такую конфузию, что ни на один вопрос ни
слова не отвечали. Жалко было смотреть на бедного Гоголя.
Тиха
Была его и благостна кончина.
Он никому не позабыл сказать
Прощальное, приветливое
слово;
Когда ж
своей царицы скорбь увидел,
«Аринушка, — сказал он, — ты не плачь,
Меня Господь простит, что государить
Я не умел!» И, руку взяв ее,
Держал в
своей и, кротко улыбаясь,
Так погрузился словно в тихий сон —
И отошел. И на его лице
Улыбка та последняя осталась.
Он
держал себя, как человек, который знает, когда ему придет время сказать
свое слово, а пока — он просто кушал разложенную им на полосатой подушке провизию и выпил три или четыре рюмки той аппетитной влаги «Ея же и монаси приемлят».
Игумен принимал всех и во всякое время. Мужик прошел в игуменскую келью, и Половецкий видел, как он возвращался через полчаса, шагая по монастырскому двору тяжелой мужицкой походкой. Он шел,
держа шапку в руках, и встряхивал головой, в которой, видимо, плохо укладывались
слова пастырского утешения. Он неторопливо отвязал
свою лошадь, тяжело подпрыгнул на нее и с трудом сел. Половецкий долго смотрел, как он ехал, болтая руками и ногами.
Когда же все было готово и мужики уже
держали вожжи в руках и ждали только
слова: «С богом!», Герасим вышел из
своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для нее же с год тому назад.
Что ни говорил Огнев, всё до последнего
слова казалось ему отвратительным и плоским. Чувство вины росло в нем с каждым шагом. Он злился, сжимал кулаки и проклинал
свою холодность и неумение
держать себя с женщинами. Стараясь возбудить себя, он глядел на красивый стан Верочки, на ее косу и следы, которые оставляли на пыльной дороге ее маленькие ножки, припоминал ее
слова и слезы, но всё это только умиляло, по не раздражало его души.
Русский народ говорит
своим старым языком; судьи и подьячие пишут новым бюрократическим языком, уродливым и едва понятным, — они наполняют целые in-folio грамматическими несообразностями и скороговоркой отчитывают крестьянину эту чепуху. Понимай как знаешь и выпутывайся как умеешь. Крестьянин видит, к чему это клонится, и
держит себя осторожно. Он не скажет лишнего
слова, он скрывает
свою тревогу и стоит молча, прикидываясь дураком.
На эти
слова вошел Егор Парменов, вместе с женою
своею, которая точно была премодная, собою недурна; оделась она, вероятно, для внушения к себе вящего уважения, в шелковое платье и даже надела шляпку, а в руках
держала зонтик; вошла она прямо и довольно дерзко обратилась к исправнику...
Вася уселся и замолчал, Аркадий улегся. Ни тот, ни другой не сказали двух
слов о коломенских. Может быть, оба чувствовали, что провинились немножко, покутили некстати. Вскоре Аркадий Иванович заснул, все тоскуя об Васе. К удивлению
своему, он проснулся ровно в восьмом часу утра. Вася спал на стуле,
держа в руке перо, бледный и утомленный; свечка сгорела. В кухне возилась Мавра за самоваром.
Словом, тупейный художник был красавец и «всем нравился». «Сам граф» его тоже любил и «от всех отличал, одевал прелестно, но содержал в самой большой строгости». Ни за что не хотел, чтобы Аркадий еще кого, кроме его, остриг, обрил и причесал, и для того всегда
держал его при
своей уборной, и, кроме как в театр, Аркадий никуда не имел выхода.
Софья Егоровна. Неумно, Платонов, стыдно! Зачем ты перестаешь быть благородным, умным, самим собой, когда я с тобою? Для чего эти плебейские выходки, не достойные человека, которому я обязана спасением
своей духовной жизни? При мне
держишь ты себя каким-то уродом… Ни ласкового взгляда, ни нежного
слова, ни одного
слова любви! Прихожу к тебе — от тебя пахнет вином, одет ты безобразно, не причесан, отвечаешь дерзко и невпопад…
Зачал и Карп Алексеич на Параньку глаза распущать, одинокому человеку ласковое девичье
слово всегда душу воротит вверх дном. Но жениться на Параньке и на мысли ему не вспадало… То на уме Карп Алексеич
держал: «Сплету лапоть без кочедыка, возьму девку без попа, в жены не годится — в кумушки бредет». И повел
свое дело.
Батюшка отец Игнатий обещался ему здешний народ приговаривать на новы места идти, и великий боярин Потемкин с тем
словом к царице возил его, и она, матушка, с отцом Игнатием разговор
держала, про здешнее положенье расспрашивала и к руке
своей царской старца Божия допустила.
То, наконец, говорили, что будто бы выходит такое, что некоторые чиновники, начиная с самых древнейших, должны для того, чтоб немедленно сделаться образованными, какой-то экзамен по всем предметам
держать и что, таким образом, прибавлял рассказчик, многое выйдет на чистую воду, и некоторым господам придется положить
свои карты на стол, — одним
словом, рассказывались тысяча таких или тому подобных пренелепейших толков.
И с этими
словами солдатка опрокинула «бауньку» на ее же кроватку, накрыла ей лицо подушкою да надавила
своей грудью полегонечку, но потом сама вдруг громко вскрикнула и начала тискать старуху без милосердия, а руками ее за руки
держала, «чтобы трепетания не было».
Промолчал отец Прохор. Не пускался он с Аграфеной Петровной в откровенности, боясь, чтобы коим грехом его
слова не были перенесены в барский дом. Конечно, Дуня обещалась не оставлять его
своей помощью, однако ж лучше
держать себя поопасливей — береженого и Бог бережет. А дело, что началось насчет хлыстов, еще кто его знает чем кончится.
«Наташа уморительна, — говорит про сестру Николай Ростов. — Ведь как она Пьера под башмаком
держит, а чуть дело до рассуждений, — у ней
своих слов нет, — она так его
словами и говорит».
Горданов сдержал
свое слово и ожидал Кишенского и Алину в вокзале: он предупредительно усадил Алину в вагон и
держал во всю дорогу на коленях ее саквояж.
При этих
словах она быстро отняла
свою руку от его головы и начала зажигать спичку,
держа ее в таком отдалении между собою и Висленевым, что последний должен был посторониться и сел поодаль, ближе к камину.