Неточные совпадения
Где его голубые
глаза, милая и робкая улыбка?» была первая мысль ее, когда она увидала свою пухлую, румяную девочку с черными вьющимися волосами, вместо Сережи, которого она, при запутанности своих мыслей, ожидала видеть в
детской.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько
глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство
детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
— Кому прикажете записку о
детском белье отдать? — сказала вошедшая, с заплаканными
глазами и с запиской в руке, Наталья Савишна, обращаясь к maman.
Аркадий Иванович встал, засмеялся, поцеловал невесту, потрепал ее по щечке, подтвердил, что скоро приедет, и, заметив в ее
глазах хотя и
детское любопытство, но вместе с тем и какой-то очень серьезный, немой вопрос, подумал, поцеловал ее в другой раз и тут же искренно подосадовал в душе, что подарок пойдет немедленно на сохранение под замок благоразумнейшей из матерей.
Он видел, что Лидия смотрит не на колокол, а на площадь, на людей, она прикусила губу и сердито хмурится. В
глазах Алины —
детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая пепел папиросы с рукава, а у Макарова лицо глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные
глаза на одну точку.
Клим находил, что Макаров говорит верно, и негодовал: почему именно Макаров, а не он говорит это? И, глядя на товарища через очки, он думал, что мать — права: лицо Макарова — двойственно. Если б не его
детские, глуповатые
глаза, — это было бы лицо порочного человека. Усмехаясь, Клим сказал...
Лютов с размаха звучно хлопнул ладонью по его мокрому плечу и вдруг захохотал визгливым, бабьим смехом. Засмеялся и Туробоев, тихонько и как-то сконфуженно, даже и Клим усмехнулся, — так забавен был
детский испуг в светлых, растерянно мигавших
глазах бородатого мужика.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти
детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый
глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными
глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы.
Глаза — черные и очень блестящие.
Муж ее, полуодетый, лежал на ковре, под окном, сухо покашливал и толкал взад-вперед
детскую коляску, в коляске шевелился большеголовый ребенок, спокойно, темными
глазами изучая небо.
Он снял очки, и на его маленьком,
детском личике жалобно обнажились слепо выпученные рыжие
глаза в подушечках синеватых опухолей. Жена его водила Клима по комнатам, загроможденным мебелью, требовала столяров, печника, голые руки и коленкор передника упростили ее. Клим неприязненно косился на ее округленный живот.
— Что ж ты как вчера? — заговорил брат, опустив
глаза и укорачивая подтяжки брюк. — Молчал, молчал… Тебя считали серьезно думающим человеком, а ты вдруг такое,
детское. Не знаешь, как тебя понять. Конечно, выпил, но ведь говорят: «Что у трезвого на уме — у пьяного на языке».
Молодая, наивная, почти
детская усмешка ни разу не показалась на губах, ни разу не взглянула она так широко, открыто,
глазами, когда в них выражался или вопрос, или недоумение, или простодушное любопытство, как будто ей уж не о чем спрашивать, нечего знать, нечему удивляться!
Боже мой! Что за перемена! Она и не она. Черты ее, но она бледна,
глаза немного будто впали, и нет
детской усмешки на губах, нет наивности, беспечности. Над бровями носится не то важная, не то скорбная мысль,
глаза говорят много такого, чего не знали, не говорили прежде. Смотрит она не по-прежнему, открыто, светло и покойно; на всем лице лежит облако или печали, или тумана.
«Может быть, одна искра, — думал он, — одно жаркое пожатие руки вдруг пробудят ее от
детского сна, откроют ей
глаза, и она внезапно вступит в другую пору жизни…»
В
глазах мелькнет вывеска лавки, отворенное жалюзи и заспанное лицо старого испанца; там арфа у окна; там
детская головка; солдат на часах.
— Ужли ж присудили? — спросила Федосья, с сострадательной нежностью глядя на Маслову своими
детскими ясно-голубыми
глазами, и всё веселое молодое лицо ее изменилось, точно она готова была заплакать.
Третья шившая женщина была Федосья — Феничка, как ее звали товарки, — белая, румяная, с ясными
детскими голубыми
глазами и двумя длинными русыми косами, обернутыми вокруг небольшой головы, совсем молодая, миловидная женщина.
Детское лицо его с влажными черными
глазами было красно и потно.
— Виктор Васильевич?! Ха, ха!.. — заливался Половодов. — Да он теперь недели две как и
глаз не кажет к Ляховским. Проврался жестоким образом… Уверял Ляховскую, что будет издавать
детский журнал в Узле, Ха-ха!..
Ляховский с каким-то
детским всхлипыванием припал своим лицом к руке доктора и в порыве признательности покрыл ее поцелуями; из его
глаз слезы так и сыпались, но это были счастливые слезы.
Теперь он видел близко ее лицо, блестящие
глаза, и здесь, в темноте, она казалась моложе, чем в комнате, и даже как будто вернулось к ней ее прежнее
детское выражение.
Старцеву представили Екатерину Ивановну, восемнадцатилетнюю девушку, очень похожую на мать, такую же худощавую и миловидную. Выражение у нее было еще
детское и талия тонкая, нежная; и девственная, уже развитая грудь, красивая, здоровая, говорила о весне, настоящей весне. Потом пили чай с вареньем, с медом, с конфетами и с очень вкусными печеньями, которые таяли во рту. С наступлением вечера, мало-помалу, сходились гости, и к каждому из них Иван Петрович обращал свои смеющиеся
глаза и говорил...
— Это я на него, на него! — указала она на Алешу, с
детской досадой на себя за то, что не вытерпела и рассмеялась. Кто бы посмотрел на Алешу, стоявшего на шаг позади старца, тот заметил бы в его лице быструю краску, в один миг залившую его щеки.
Глаза его сверкнули и потупились.
Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют,
глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой
детской песенке.
Вот из толпы восклицает старик, слепой с
детских лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя узрю», и вот как бы чешуя сходит с
глаз его, и слепой его видит.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с небольшим тонким носом, почти
детскими щечками и черными, светлыми
глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата.
Заболотье, напротив, представлялось в моих
глазах чем-то вроде скучной пустыни, в которой и пищи для
детской любознательности нельзя было отыскать.
Рассказы эти передавались без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на
детское воображение. Я, например, от роду не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке в книжке видел), в серо-пепельном хитоне, с простертыми вперед руками, концы которых были вооружены острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо
глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
Детские комнаты, как я уже сейчас упомянул, были переполнены насекомыми и нередко оставались по нескольку дней неметенными, потому что ничей
глаз туда не заглядывал; одежда на детях была плохая и чаще всего перешивалась из разного старья или переходила от старших к младшим; белье переменялось редко.
Беспечные! даже без
детской радости, без искры сочувствия, которых один хмель только, как механик своего безжизненного автомата, заставляет делать что-то подобное человеческому, они тихо покачивали охмелевшими головами, подплясывая за веселящимся народом, не обращая даже
глаз на молодую чету.
Трудно было разобрать, говорит ли он серьезно, или смеется над моим легковерием. В конце концов в нем чувствовалась хорошая натура, поставленная в какие-то тяжелые условия. Порой он внезапно затуманивался, уходил в себя, и в его тускневших
глазах стояло выражение затаенной печали… Как будто чистая сторона
детской души невольно грустила под наплывом затягивавшей ее грязи…
И именно таким, как Прелин. Я сижу на кафедре, и ко мне обращены все
детские сердца, а я, в свою очередь, знаю каждое из них, вижу каждое их движение. В числе учеников сидит также и Крыштанович. И я знаю, что нужно сказать ему и что нужно сделать, чтобы
глаза его не были так печальны, чтобы он не ругал отца сволочью и не смеялся над матерью…
Галактион посмотрел на нее такими безумными
глазами, что она сейчас же с
детскою торопливостью начала прощаться с хозяевами. Когда они выходили из столовой, Стабровский поднял брови и сказал, обращаясь к жене...
Меня учила тихонькая, пугливая тетка Наталья, женщина с
детским личиком и такими прозрачными
глазами, что, мне казалось, сквозь них можно было видеть всё сзади ее головы.
Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую полночь. Молодая мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми
глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти
детскими еще чертами появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.
Родион Потапыч подошел к паровым котлам, присел у топки, и вырвавшееся яркое пламя осветило на сердитом старческом лице какую-то
детскую улыбку, которая легкой тенью мелькнула на губах, искоркой вспыхнула в
глазах и сейчас же схоронилась в глубоких морщинах старческого лица.
Нюрочка перебегала из столовой в залу и смотрела в окно на галдевшую на дворе толпу. Ей опять было весело, и она только избегала встречаться с Иваном Семенычем, которого сразу разлюбила. Добрый старик замечал эту
детскую ненависть и не знал, как опять подружиться с Нюрочкой. Улучив минуту, когда она проходила мимо него, он поймал ее за какую-то оборку и прошептал, указывая
глазами на Овсянникова...
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены, опустив
глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча… Один Илюшка посматривал на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только одну смешную сторону в унижении Груздева. Заболотский инок посмотрел кругом удивленными
глазами, расслабленно опустился на свое место и, закрыв лицо руками, заплакал с какими-то
детскими всхлипываниями.
Нюрочка добыла себе у Таисьи какой-то старушечий бумажный платок и надела его по-раскольничьи, надвинув на лоб. Свежее, почти
детское личико выглядывало из желтой рамы с сосредоточенною важностью, и Петр Елисеич в первый еще раз заметил, что Нюрочка почти большая. Он долго провожал
глазами укатившийся экипаж и грустно вздохнул: Нюрочка даже не оглянулась на него… Грустное настроение Петра Елисеича рассеял Ефим Андреич: старик пришел к нему размыкать свое горе и не мог от слез выговорить ни слова.
Анфиса Егоровна вытирала платком катившиеся слезы, а Нюрочка с широко раскрытыми, удивленными
глазами боязливо прижалась своею
детскою головкой к отцу.
Серые большие
глаза скользнули по ней, и этот случайный взгляд навсегда запал в
детскую душу.
Вон там еще желтеют ветреницы — это первые весенние цветы на Урале, с тонким ароматом и меланхолическою окраской. Странная эта
детская память: Нюрочка забыла молебен на площади, когда объявляли волю, а эту поездку на Самосадку запомнила хорошо и, главным образом, дорогу туда. Стоило закрыть
глаза, как отчетливо представлялся Никитич с сапогами за спиной, улыбавшийся Тишка, телега с брательниками Гущиными, которых Семка назвал телятами, первые весенние цветы.
Нюрочка сильно смутилась, — у ней в голове мелькнул образ того черного ангела, который запечатлелся в
детской памяти с особенною рельефностью. Она припомнила дальше, как ей сделалось больно, когда она увидела этого черного ангела разговаривающим у ворот с обережным Матюшкой. И теперь на нее смотрели те же удивительные, глубокие серые
глаза, так что ей сделалось жутко. Да, эта была она, Аглаида, а Парасковья Ивановна называет ее Авгарью.
Сестре госпожи Мечниковой шел только семнадцатый год. Она принадлежала к натурам, не рано складывающимся и формирующимся. Фигура ее была еще совершенно
детская, талия прямая и узенькая, руки длинные, в плечах не было еще той приятной округлости, которая составляет их манящую прелесть, грудь едва обозначалась, губы довольны бледны, и в
глазах преобладающее выражение наивного
детского любопытства.
Странно:
глаза у нее блекло-голубые, девичьи, даже
детские, но рот старческий, с отвисшей бессильно, мокрой нижней малиновой губой.
Любку страшно морил сон, слипались
глаза, и она с усилием таращила их, чтобы не заснуть, а на губах лежала та же наивная,
детская, усталая улыбка, которую Лихонин заметил еще и там, в кабинете. И из одного угла ее рта слегка тянулась слюна.
— Вва! — разводил князь руками. — Что такое Лихонин? Лихонин — мой друг, мой брат и кунак. Но разве он знает, что такое любофф? Разве вы, северные люди, понимаете любофф? Это мы, грузины, созданы для любви. Смотри, Люба! Я тебе покажу сейчас, что такое любоффф! Он сжимал кулаки, выгибался телом вперед и так зверски начинал вращать
глазами, так скрежетал зубами и рычал львиным голосом, что Любку, несмотря на то, что она знала, что это шутка, охватывал
детский страх, и она бросалась бежать в другую комнату.
Торопливо заглянул Евсеич в мою
детскую и тревожно-радостным голосом сказал: «Белая тронулась!» Мать позволила, и в одну минуту, тепло одетый, я уже стоял на крыльце и жадно следил
глазами, как шла между неподвижных берегов огромная полоса синего, темного, а иногда и желтого льда.
Вообще он понемногу спускается в моих
глазах с той недосягаемой высоты, на которую его ставило
детское воображение.
Он был высок, строен, тонок; лицо его было продолговатое, всегда бледное; белокурые волосы, большие голубые
глаза, кроткие и задумчивые, в которых вдруг, порывами, блистала иногда самая простодушная, самая
детская веселость.