Неточные совпадения
Красавина. Из
диких лесов, говорят. Днем под Каменным мостом живут, а
ночью ходят по Москве, железные когти у них надеты на руки и все на ходулях; по семи аршин ходули, а атаман в турецком платье.
Надо заметить, что летом
дикие свиньи отдыхают днем, а
ночью кормятся. Зимой обратное: днем они бодрствуют, а на
ночь ложатся. Значит, вчерашние кабаны не могли уйти далеко. Началось преследование.
За перевалом мы сразу попали в овраги. Местность была чрезвычайно пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы, обросшие мхом, — все это создавало обстановку, которая живо напоминала мне картину Вальпургиевой
ночи. Трудно представить себе местность более
дикую и неприветливую, чем это ущелье.
С правой стороны поляны было узкое болото с солонцами, куда, по словам Дерсу, постоянно по
ночам выходили изюбры и
дикие козы, чтобы полакомиться водяным лютиком и погрызть соленую черную землю.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом.
Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили
дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Около нее днем китайцы уже видели
диких свиней, и не было сомнения, что
ночью они явятся снова.
Тон общества менялся наглазно; быстрое нравственное падение служило печальным доказательством, как мало развито было между русскими аристократами чувство личного достоинства. Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести теплого слова о родных, о друзьях, которым еще вчера жали руку, но которые за
ночь были взяты. Напротив, являлись
дикие фанатики рабства, одни из подлости, а другие хуже — бескорыстно.
Женатый на цыганке, известной своим голосом и принадлежавшей к московскому табору, он превратил свой дом в игорный, проводил все время в оргиях, все
ночи за картами, и
дикие сцены алчности и пьянства совершались возле колыбели маленькой Сарры.
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели в ужасе неподвижными глазами на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались
диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной
ночи.
Живут? Но молодость свою
Припомните… дитя!
Здесь мать — водицей снеговой,
Родив, омоет дочь,
Малютку грозной бури вой
Баюкает всю
ночь,
А будит
дикий зверь, рыча
Близ хижины лесной,
Да пурга, бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
А вы?..
Баушка Лукерья не спала всю
ночь напролет, раздумывая, дать или не дать денег Кишкину. Выходило надвое: и дать хорошо, и не дать хорошо. Но ее подмывало налетевшее
дикое богатство, точно она сама получит все эти сотни тысяч. Так бывает весной, когда полая вода подхватывает гнилушки, крутит и вертит их и уносит вместе с другим сором.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная,
дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские
ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
Я никогда не была матерью, но я воображаю себе: вот у меня растет ребенок — любимый, лелеемый, в нем все надежды, в него вложены заботы, слезы, бессонные
ночи… и вдруг — нелепость, случай,
дикий, стихийный случай: он играет на окне, нянька отвернулась, он падает вниз, на камни.
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы. Она часто заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти каждую
ночь видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще в
дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у нее столь обычными, что уже сестры скоро начали сами спрашивать ее, что ни утро, как ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все ее досуги.
Помню, что спускался уже темный осенний вечер, и Пепко зажег грошовую лампочку под бумажным зеленым абажуром. Наш флигелек стоял на самом берегу Невы, недалеко от Самсониевского моста, и теперь, когда несколько затих дневной шум, с особенной отчетливостью раздавались наводившие тоску свистки финляндских пароходиков, сновавших по Неве в темные
ночи, как светляки. На меня эти свистки произвели особенно тяжелое впечатление, как
дикие вскрики всполошившейся ночной птицы.
Порыв ветра мгновенно задувал его, но минуту спустя серебряный луч снова продирался в другом месте и нежданно озарял нагорный берег, который попеременно то выставлялся во всем
диком величии своем, то вдруг пропадал посреди
ночи.
Дикой ругается, Кабанова ворчит, Кудряш гуляет
ночью с Варварой…
Слухи о занимавшейся смуте на Яике подняли в душе Гарусова воспоминания о прошлых заводских бунтах. Долго ли до греха: народ
дикий, рад случаю… Всю
ночь он промучился и поднялся на ноги чем свет. Приказчик уже ждал в конторе.
А дальше все в мире, и день, и
ночь, и шаги, и голоса, и щи из кислой капусты стали для него сплошным ужасом, повергли его в состояние
дикого, ни с чем не сравнимого изумления.
И смертельная тоска того, кого убивают, и
дикая радость убийцы, и грозное предостережение, и зов и тьма осенней ненастной
ночи, и одиночество — все было в этом пронзительном и не человеческом и не зверином вопле.
Когда явились
ночью в камеру, чтобы везти Цыганка на казнь, он засуетился и как будто ожил. Во рту стало еще слаще, и слюна набиралась неудержимо, но щеки немного порозовели, и в глазах заискрилось прежнее, немного
дикое лукавство. Одеваясь, он спросил чиновника...
Несколько дней сряду повторялось это
дикое гиканье, и однажды даже, как предсказал Лукьяныч, Разуваев угостил меня им в глухую
ночь. Проскакал несчетное число раз мимо моей усадьбы во весь опор, крича: караул! режут! пожар! И во всех этих parties de plaisir [Развлечениях (фр.).] неизменно участвовал Грацианов. Я понял, что против меня затеяна интрига.
Весьма естественно, что какой-нибудь охотник, застигнутый
ночью в лесу, охваченный чувством непреодолимого страха, который невольно внушает темнота и тишина
ночи, услыхав
дикие звуки, искаженно повторяемые эхом лесных оврагов, принял их за голос сверхъестественного существа, а шелест приближающихся прыжков зайца — за приближение этого существа.
Дня через два,
ночью, посадив хлеб в печь, я заснул и был разбужен
диким визгом: в арке, на пороге крендельной, стоял хозяин, истекая скверной руганью, — как горох из лопнувшего мешка, сыпались из него слова одно другого грязнее.
Но по
ночам, во время тоскливой старческой бессонницы, когда так назойливо лезли в голову мысли о бестолково прожженной жизни, о собственном немощном одиночестве, о близкой смерти, — актеры горячо и трусливо веровали в бога, и в ангелов-хранителей, и в святых чудотворцев, и крестились тайком под одеялом, и шептали
дикие, импровизированные молитвы.
Он очнулся
ночью. Все было тихо; из соседней большой комнаты слышалось дыхание спящих больных. Где-то далеко монотонным, странным голосом разговаривал сам с собою больной, посаженный на
ночь в темную комнату, да сверху, из женского отделения, хриплый контральто пел какую-то
дикую песню. Больной прислушивался к этим звукам. Он чувствовал страшную слабость и разбитость во всех членах; шея его сильно болела.
В голове Меркулова вдруг проносится
дикое, нелепое, фантастическое предположение, что, может быть, время совсем остановилось и что целые месяцы, целые года — вечно будет длиться эта
ночь; будут так же тяжело дышать и бредить спящие, так же тускло будут светить умирающие ночники, так же равнодушно и медлительно стучать маятник.
Вот, думаем, он сейчас зевнет, да перекрестится, да и завалится спать… в тепле, да в сытости, да никого-то он не боится, а мы пойдем по
дикой тайге путаться глухою
ночью да точно нечисть болотная с петухами от крещеных людей хорониться.
В летнюю
ночь 187* года пароход «Нижний Новгород» плыл по водам Японского моря, оставляя за собой в синем воздухе длинный хвост черного дыма. Горный берег Приморской области уже синел слева в серебристо-сизом тумане; справа в бесконечную даль уходили волны Лаперузова пролива. Пароход держал курс на Сахалин, но скалистых берегов
дикого острова еще не было видно.
Раз в неделю, по субботам, бывает в городке базар. Съезжаются из окрестных
диких деревнюшек полтора десятка мужиков с картофелем, сеном и дровами, но и они, кажется, ничего не продают и не покупают, а торчат весь день около казенки, похлопывая себя по плечам руками, одетыми в кожаные желтые рукавицы об одном пальце. А возвращаясь пьяные
ночью домой, часто замерзают по дороге, к немалой прибыли городского врача.
А
ночью дух неизлечимой болезни, измозживший слабое детское тело, овладевает ее маленьким мозгом и окутывает его
дикими, мучительно-блаженными грезами…
Нынче
ночью, как
дикие звери...
— Вот так, — сказал он с
дикой энергией, — пошло все мое добро… Видели, как хорошо горело вчера
ночью?
Венгерович 2 (поднимается на колени).
Дикая, безобразная, позорная
ночь!
И с особенной радостью он услыхал, уже поздно
ночью, как в покосившемся домике зазвенели разбиваемые стекла, понеслись
дикие крики и визгливые женские вопли.
Тотчас щелкнула задвижка на моей двери, и великанша предстала на пороге со своей бессмысленной улыбкой и тихим мычаньем, означающим приветствие. Сейчас в облике Мариам не было ничего общего с белым пугалом, которое раскачивалось
ночью на кровле полуразрушенного амбара, оглашая горы
диким мычанием. Тусклое землисто-серое лицо несчастной с отвисшей нижней губой и мертвыми тусклыми глазами было спокойным и по-домашнему мирным.
По тону судя, быть драке.
Ночью, перед рассветом, среди этой
дикой ругающейся орды, в виду близких и далеких огней, пожирающих траву, но ни на каплю не согревающих холодного ночного воздуха, около этих беспокойных, норовистых лошадей, которые столпились в кучу и ржут, я чувствую такое одиночество, какое трудно описать.
Жуткая тьма
ночи,
дикая музыка, бешеная пляска и кружение, — может быть, еще вино и гашиш, — зажигали душу пьяным безумием.
В эту
ночь мне плохо спалось… Мне снились какие-то страшные лица в фесках и с кривыми ятаганами в руках. Мне слышались и
дикие крики, и стоны, и голос, нежный, как волшебная свирель, голос девушки, заточенной на смерть…
Проходили десятки лет, и всё день походил на день,
ночь на
ночь. Кроме
диких птиц и зверей, около монастыря не показывалась ни одна душа. Ближайшее человеческое жилье находилось далеко и, чтобы пробраться к нему от монастыря или от него в монастырь, нужно было пройти верст сто пустыней. Проходить пустыню решались только люди, которые презирали жизнь, отрекались от нее и шли в монастырь, как в могилу.
По
ночам, как птицы, разбуженные бурей, как уродливые мотыльки, они собираются на огонь, и стоит развести костер от холода, чтобы через полчаса около него вырос десяток крикливых, оборванных,
диких силуэтов, похожих на озябших обезьян.
Этот
дикий, злобный хохот и теперь раздался в ушах умирающего варнака, раздался с такой силой, что он не выдержал и даже дрогнул всем телом, как тогда,
ночью в тюрьме.
В свите генерал-вахтмейстера находится Вольдемар из Выборга. Нынешний день он в шведском мундире, на коне и с оружием. Генерал, шутя, называет его своим лейбшицом [Лейбшиц — телохранитель, сберегательный стрелок или денщик. — См. Воинский Устав.]. Вольдемар усмехается на это приветствие, и в черных глазах его горит
дикий пламень, как у волка на добычу в темную
ночь.
И я на этом возбудился от сна; и вижу, что время уже стало по-ночи, и что мы находимся в каком-то как будто незнакомом мне
диком и темном лесе, и что мы для чего-то не едем, а стоим, и Тереньки на козлах пет, а он что-то наперед лошадей ворочается, или как-то лазит, и одного резвого коня уже выпряг, а другого по копытам стучит, и этот конь от тех ударений дергает и всю повозку сотрясает.
Ночь улетала в
диком разгуле; многие, упившись вином, спали у догоравших костров, другие еще не спали, но и не замечали, как на небе несколько раз скралась луна.
А в наглухо закрытые ставни упорно стучал осенний дождь, и тяжко и глубоко вздыхала ненастная
ночь. Отрезанные стенами и
ночью от людей и жизни, они точно крутились в вихре
дикого и безысходного сна, и вместе с ними крутились, не умирая,
дикие жалобы и проклятия. Само безумие стояло у дверей; его дыханием был жгучий воздух, его глазами — багровый огонь лампы, задыхавшийся в глубине черного, закопченного стекла.
Почему в эту кроткую, тихую
ночь все, что видели мои глаза: улица, залитая электрическим светом, наглые лихачи, кричащие, смеющиеся и взаимно продающиеся люди казались мне какой-то невероятной,
дикой и смертельно ужасной ложью, а выдуманный, несуществующий театральный Сирано, на глазах публики снявший свой роковой нос, — единственной правдой жизни?
И всю эту
ночь в каком-то бреду,
диком кошмаре, сам задыхаясь от удушья, я мысленно старался соединить эти безнадежно протянутые руки.
И, уже леденея от холода, словно открылось окно наружу, в мороз и тьму зимней
ночи, совсем позабыв о недавнем вечере с его танцами и музыкой, весь отдаваясь чувству
дикой покорности и тоски, я медленно показал ему рукой на дверь и по-вчерашнему, в темноте, направился к выходу.
А
ночью живые люди превращались в призрачные тени и бесшумною толпою ходили вместе с ним, думали вместе с ним — и прозрачными сделали они стены его дома и смешными все замки и оплоты. И мучительные,
дикие сны огненной лентой развивались под его черепом.