Неточные совпадения
Судья тоже, который только что был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит
собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно,
для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и
собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им
для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Выбирая место
для ноги, он подвигался к
собаке.
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику,
для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
—
Для знакомой
собаки. У меня, батенька, «влеченье, род недуга» к бездомным
собакам. Такой умный, сердечный зверь и — не оценен! Заметьте, Самгин, никто не умеет любить человека так, как любят
собаки.
— И это — все?
Для всех — одно:
для поэтов, извозчиков,
собак?
Окна были забиты досками, двор завален множеством полуразбитых бочек и корзин
для пустых бутылок, засыпан осколками бутылочного стекла. Среди двора сидела
собака, выкусывая из хвоста репейник. И старичок с рисунка из надоевшей Климу «Сказки о рыбаке и рыбке» — такой же лохматый старичок, как
собака, — сидя на ступенях крыльца, жевал хлеб с зеленым луком.
— Цензор —
собака. Старик, брюхо по колени, жена — молоденькая, дочь попа, была сестрой милосердия в «Красном Кресте». Теперь ее воспитывает чиновник
для особых поручений губернатора, Маевский, недавно подарил ей полдюжины кружевных панталон.
— Нет — глупо! Он — пустой. В нем все — законы, все — из книжек, а в сердце — ничего, совершенно пустое сердце! Нет, подожди! — вскричала она, не давая Самгину говорить. — Он — скупой, как нищий. Он никого не любит, ни людей, ни
собак, ни кошек, только телячьи мозги. А я живу так: есть у тебя что-нибудь
для радости? Отдай, поделись! Я хочу жить
для радости… Я знаю, что это — умею!
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место
для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые
собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
— Тут каждый стремится выдрессировать меня, как
собаку для охоты за дичью.
Вон залаяла
собака: должно быть, гость приехал. Уж не Андрей ли приехал с отцом из Верхлёва? Это был праздник
для него. В самом деле, должно быть, он: шаги ближе, ближе, отворяется дверь… «Андрей!» — говорит он. В самом деле, перед ним Андрей, но не мальчик, а зрелый мужчина.
Полугодовой медведь Шайтан жил в комнатах и служил божеским наказанием
для всего дома: он грыз и рвал все, что только попадалось ему под руку, бил
собак, производил неожиданные ночные экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что бросился на проходившую по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее.
— То есть не смешной, это ты неправильно. В природе ничего нет смешного, как бы там ни казалось человеку с его предрассудками. Если бы
собаки могли рассуждать и критиковать, то наверно бы нашли столько же
для себя смешного, если не гораздо больше, в социальных отношениях между собою людей, их повелителей, — если не гораздо больше; это я повторяю потому, что я твердо уверен, что глупостей у нас гораздо больше. Это мысль Ракитина, мысль замечательная. Я социалист, Смуров.
— Не беспокойтесь, лекарь, моя
собака вас не укусит, — громко отрезал Коля, заметив несколько беспокойный взгляд доктора на Перезвона, ставшего на пороге. Гневная нотка прозвенела в голосе Коли. Слово же «лекарь», вместо доктор, он сказал нарочно и, как сам объявил потом, «
для оскорбления сказал».
Пока наши
собаки, с обычным, их породе свойственным, китайским церемониалом, снюхивались с новой
для них личностью, которая, видимо, трусила, поджимала хвост, закидывала уши и быстро перевертывалась всем телом, не сгибая коленей и скаля зубы, незнакомец подошел к нам и чрезвычайно вежливо поклонился.
Я так думаю, по простому моему разуму:
собак больше
для важности, так сказать, держать следует…
Среди крестьян были и такие, которые ловили тигров живыми. При этом никаких клеток и западней не ставилось. Тигров они ловили руками и связывали веревками. Найдя свежий след тигрицы с годовалыми тигрятами, они пускали много
собак и с криками начинали стрелять в воздух. От такого шума тигры разбегались в разные стороны.
Для такой охоты нужны смелость, ловкость и отвага.
По пути около устьев рек Мацангоу [Ма-чан-гоу — долина с пастбищами
для лошадей.], Сыфангоу [Сы-фан-гоу — четырехугольная долина.] и Гадала виднелись пустые удэгейские летники. В некоторых местах рыба еще не была убрана.
Для укарауливания ее от ворон туземцы оставили
собак. Последние несли сторожевую службу очень исправно. Каждый раз, как только показывались пернатые воровки, они бросались на них с лаем и отгоняли прочь.
Китайская фанза — оригинальная постройка. Стены ее сложены из глины; крыша двускатная, тростниковая. Решетчатые окна, оклеенные бумагой, занимают почти весь ее передний фасад, зато сзади и с боков окон не бывает вовсе. Рамы устроены так, что они подымаются кверху и свободно могут выниматься из своих гнезд. Замков ни у кого нет. Дверь припирается не от людей, а
для того, чтобы туда случайно не зашли
собаки.
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных
собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и лапами старался схватить рыбу.
Тут же находился и лазарет
для больных
собак под присмотром штаб-лекаря Тимошки и отделение, где благородные суки ощенялись и кормили своих щенят.
Бакай хотел мне что-то сказать, но голос у него переменился и крупная слеза скатилась по щеке —
собака умерла; вот еще факт
для изучения человеческого сердца. Я вовсе не думаю, чтоб он и мальчишек ненавидел; это был суровый нрав, подкрепляемый сивухою и бессознательно втянувшийся в поэзию передней.
Обедали мы в четвертом часу. Обед длился долго и был очень скучен. Спиридон был отличный повар; но, с одной стороны, экономия моего отца, а с другой — его собственная делали обед довольно тощим, несмотря на то что блюд было много. Возле моего отца стоял красный глиняный таз, в который он сам клал разные куски
для собак; сверх того, он их кормил с своей вилки, что ужасно оскорбляло прислугу и, следовательно, меня. Почему? Трудно сказать…
Плетня видны были одни остатки, потому что всякий выходивший из дому никогда не брал палки
для собак, в надежде, что будет проходить мимо кумова огорода и выдернет любую из его плетня.
В левой руке у меня была связка книг и тетрадей, в правой — небольшой хлыст
для защиты от
собак.
Поляков писал: «Хлеб в Мало-Тымовском поселении был до такой степени плох, что не всякая
собака решается есть его; в нем была масса неперемолотых, целых зерен, мякины и соломы; один из присутствовавших при осмотре хлеба моих сотоварищей справедливо заметил: „Да, этим хлебом так же легко завязить все зубы, как и найти в них зубочистку
для их очистки“».]
В то время как в верховьях Тыми тюрьма и поселенцы ловили тощую, полуживую рыбу, в устье ее контрабандным образом промышляли японцы, загородив частоколом реку, а в нижнем течении гиляки ловили
для своих
собак рыбу несравненно более здоровую и вкусную, чем та, которая заготовлялась в Тымовском округе
для людей.
Несмотря на свою непорочность, они больше всего на свете любят порочную мать и разбойника отца, и если ссыльного, отвыкшего в тюрьме от ласки, трогает ласковость
собаки, то какую цену должна иметь
для него любовь ребенка!
Когда
собака или человек спугнет ее с гнезда,
для чего надобно почти наступить на него, то она притворяется какою-то хворою или неумеющею летать: трясется на одном месте, беспрестанно падает, так что, кажется, стоит только погнаться, чтобы ее поймать.
Для приобретения совершенного послушания обучаемой молодой
собаки надобно сначала употреблять ласку так, чтоб она сильно привязалась к хозяину, и непременно самому ее кормить; но с возрастом
собаки надобно оставлять ласковость, никогда не играть с нею и быть всегда серьезным и настойчивым.
Эти случаи, противоречащие общим их нравам, остались
для меня неразрешенною загадкою. Вот еще другая странность: в начале августа нахаживал я изредка, всегда в выкошенных, вытолоченных или мелкотравных болотах, малого и большого рода курахтанов, которые прятались в траве в одиночку и, выдержав стойку, поднимались из-под
собаки, как дупели: они пропадали очень скоро.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных
для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники идут каждый с своею
собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном друг от друга расстоянии, ровняясь в одну линию.
Последняя местность всего удобнее
для двух охотников: они пойдут по обеим сторонам овражка,
собака отправится в кусты, а вальдшнепы будут вылетать направо и налево; по лесным же опушкам лучше ходить одному, разумеется с
собакой.
Следовательно, приучив сначала молодую
собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно языке,
для чего в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, — охотник может идти с своею ученицей в поле или болото, и она, не дрессированная на парфорсе, будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но в течение года совершенно привыкнет.
Разумеется, она сейчас бывает убита, но
для собаки отыскать пересевших тетеревят гораздо труднее, потому что они, как я уже сказал, лежат неподвижно, притаясь под молодыми деревьями, в кустах или густой траве.
Для приучения к подаванию поноски должно сначала употреблять мячики, потом куски дерева и всякие, даже железные, вещи, [Некоторые охотники находят это вредным; они говорят, что от жесткой поноски
собака будет мять дичь; я сомневаюсь в этом] которые может щенок схватить зубами и принести, наконец — мертвых птиц.
При помощи такого оружия раненный легко журавль делается опасною птицею
для охотника и
собаки, если они вздумают неосторожно его схватить.
Для получения добычи необходимо, чтоб зверь или птица находились в известном положении, например: надобно, чтоб заяц или лиса выбежали в чистое поле, потому что в лесу борзые
собаки ловить не могут; надобно, чтоб зверь полез прямо в тенета, а без того охотник и в двадцати шагах ничего ему не сделает; надобно, чтоб птица поднялась с земли или воды, без чего нельзя травить ее ни ястребами, ни соколами.
Очевидно, что во время стрельбы
собака не нужна, но поутру необходимо употреблять ее
для отыскания убитых и подбитых дупелей, которые иногда имеют еще силы отойти довольно далеко. В заключение скажу, что мне показалось как-то совестно убивать птицу пьяную, безумную, вследствие непреложного закона природы, птицу, которая в это время не видит огня и не слышит ружейного выстрела!
Все мелкие сорты дроби пригодны
для этой стрельбы, потому что перепелок особенно осенью, охотник может стрелять на каком угодно расстоянии: чистое поле, крепость лежки и близость взлета, к которому заблаговременно приготовиться, если
собака имеет хорошую стойку, делают охотника полным господином расстояния: он может выпускать перепелку в меру, смотря по сорту дроби, которою заряжено его ружье.
Во-первых, они не так многочисленны, и во-вторых, подымать их тяжело и
для собаки и
для охотника.
Вот почему охотники не дают молодой хорошей
собаке искать по коростелям и вот почему бьют их не так много; впрочем,
для старой, твердо дрессированной
собаки приискиванье коростелей безвредно, особенно
для имеющей верхнее чутье; она, не утомляя себя разбираньем и беганьем по перепутанным, бесконечным дергуновым следам, поведет охотника скоро и прямо к нему, и он принужден будет подняться.
Несмотря на то, добрая
собака с долгим и верхним чутьем весьма полезна
для отыскиванья стрепетов, которые иногда, особенно врассыпную, так плотно и крепко таятся в траве или молодом хлебе, что охотник проедет мимо и не увидит их, но
собака с тонким чутьем почует стрепетов издалека и поведет прямо к ним охотника; зато боже сохрани от
собаки горячей и гоняющейся за птицей: с ней не убьешь ни одного стрепета.
Хорошо дрессированная, послушная и не слишком горячая легавая
собака необходима
для удачной охоты за куропатками. В июле выводки держатся в поле, в степных лугах с мелким кустарником, в некосях, в бастыльнике. Сначала они очень смирны, и когда
собака нападет на след, то старый самец начнет бегать, вертеться и даже перепархивать у ней под носом, чтобы отвести ее от выводки.
Обширные ягодные сады около Москвы, состоящие из малинника, крыжовника, смородинных и барбарисовых кустов, представляют самое богатое и выгодное место
для стрельбы вальдшнепов во время весенних и осенних высыпок, которые, как я слыхал, бывают иногда баснословно многочисленны, В этом случае всего лучше нескольким охотникам идти рядом, растянувшись в какую угодно линию: даже без
собак (если идти потеснее) охота будет добычливая, но с вежливыми
собаками она будет еще успешнее и веселее.
Старинные немецкие, толстоногие, брылястые
собаки, а также испанские двуносые теперь совсем перевелись или переводятся, да и не
для чего их иметь: последние были вовсе неудобны, потому что высокая трава, особенно осока, беспрестанно резала до крови их нежные, раздвоенные носы.
Только самая вежливая
собака, послушно идущая сзади, почти под самыми дрожками, может быть пригодна
для стрельбы стрепетов с подъезда.
Я рассчитывал совершить весь маршрут в три недели и сообразно этому взял продовольствие
для людей и корм
для собак.
Все орочи заготовили так мало юколы, что по подсчету ее не могло хватить
для прокорма до весны людей, не говоря уже о
собаках.