Неточные совпадения
Была и еще политическая
беременность: с сестрицей Варварой Михайловной
дело случилось. Муж у нее в поход под турка уехал, а она возьми да и не остерегись! Прискакала как угорелая в Головлево — спасай, сестра!
Порфирий Владимирыч между тем продолжал с прежнею загадочностью относиться к
беременности Евпраксеюшки и даже ни разу не высказался определенно относительно своей прикосновенности к этому
делу. Весьма естественно, что это стесняло женщин, мешало их излияниям, и потому Иудушку почти совсем обросили и без церемонии гнали вон, когда он заходил вечером на огонек в Евпраксеюшкину комнату.
И в самом
деле, при благоприятных обстоятельствах родился этот младенец! Мать, страдавшая беспрестанно в первую
беременность, — нося его, была совершенно здорова; никакие домашние неудовольствия не возмущали в это время жизни его родителей; кормилица нашлась такая, каких матерей бывает немного, что, разумеется, оказалось впоследствии; желанный, прошеный и моленый, он не только отца и мать, но и всех обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний
день был тепел, как летний!..
Он таким образом расположил в голове план своих действий: о
беременности Елены он намерен был рассказать княгине, так как она этим очень интересовалась; о деньгах же на ребенка опять намекнуть Анне Юрьевне, которая раз и исполнила это
дело отличнейшим образом.
Дело в том, что в это самое время ее свободы от
беременности и кормления в ней с особенной силой проявилось прежде заснувшее это женское кокетство.
«Кити крепче оперлась на руку Левина и прижала ее к себе. Он наедине с нею испытывал теперь, когда мысль о ее
беременности ни на минуту не покидала его, то еще новое для него и радостное, совершенно чистое от чувственности наслаждение близости к любимой женщине. Ему хотелось слышать звук ее голоса, изменившегося теперь при
беременности. В голосе, как и во взгляде, была мягкость и серьезность, подобная той, которая бывает у людей, постоянно сосредоточенных над одним любимым
делом».
После переговоров с Лукьяновой Настасья Федоровна распустила слух о своей мнимой
беременности и разыгрывала эту роль с неподражаемым искусством: она, например, носила подушку, которую постепенно увеличивала для того, чтобы показаться на самом
деле беременною.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою
беременность, тогда как в этом и состояла сущность
дела.