Неточные совпадения
Мы выехали из Малиновца около часа пополудни.
До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести в дороге не меньше двух дней с половиной.
До первой
станции (Гришково), тридцать верст, надо было
доехать засветло.
—
Доедем до первой
станции, так остановимся.
— Слегла в постелю, мой друг; и хотя после ей стало легче, но когда я стал прощаться с нею, то она ужасно меня перепугала. Представь себе: горесть ее была так велика, что она не могла даже плакать; почти полумертвая она упала мне на шею! Не помню, как я бросился в коляску и
доехал до первой
станции… А кстати, я тебе еще не сказывал. Ты писал ко мне, что взял в плен французского полковника, графа, графа… как бишь?
— То, что я вам сказал вчера, — продолжал он, — может быть
до некоторой степени применено ко мне, к теперешнему моему положению. Но опять-таки об этом говорить не стоит. Эта сторона жизни для меня уже исчезла. Мне остается теперь тащиться по знойной и пыльной дороге, со
станции до станции, в тряской телеге… Когда я
доеду, и
доеду ли — Бог знает… Поговоримте лучше о вас.
— Когда же это мы
до станции доедем? — спросил он мужика, сидевшего на облучке.
Так
доехали мы
до Перхушкова, то есть
до первой
станции.
В такого рода разговорах, но без всяких искренних, дружеских излияний, которым, казалось бы, невозможно было не быть при расставанье на долгое время между друзьями, из которых один отправлялся с намерением предпринять трудное и опасное путешествие ко святым местам,
доехали мы
до первой
станции (Химки, в тринадцати верстах от Москвы).
— Да ты скажи лучше, надеешься ты довезти
до станции или нет? — продолжал я спрашивать. —
Доедем ли?
Все эти разговоры о том, как какой-то член Географического общества, ехавший с женою, раза два ломал свой экипаж и в конце концов вынужден был заночевать в лесу, как какая-то дама от тряски разбила себе голову, как какой-то акцизный просидел 16 часов в грязи и дал мужикам 25 рублей за то, что те его вытащили и довезли
до станции, как ни один собственник экипажа не
доезжал благополучно
до станции, — все подобные разговоры отдаются эхом в душе, как крики зловещей птицы.
— Что, как ты думаешь, — спросил я опять ямщика, —
доедем мы
до станции?
Доедет до какой ему нужно
станции и не то что почтовых или что поблагородней, а норовит мужика нанять.
Нашим министром финансов был Михаил Мемнонов, довольно-таки опытный по этой части. Благодаря его умелости мы
доехали до Москвы без истории. Привалы на постоялых дворах и в квартирах были гораздо занимательнее, чем остановки на казенных почтовых
станциях. Один комический инцидент остался
до сих пор в памяти. В ночь перед въездом в Москву, баба, которую ямщик посадил на"задок"тарантаса, разрешилась от бремени, только что мы сделали привал в трактире, уже на рассвете. И мы же давали ей на"пеленки".
Оно сбылось. Опять на каждой
станции, на каждом разъезде пошли бесконечные остановки. Не хватало ни кипятку для людей, ни холодной воды для лошадей, негде было купить хлеба. Люди голодали, лошади стояли в душных вагонах не поенные… Когда по маршруту мы должны были быть уже в Харбине, мы еще не
доехали до Цицикара.
Поезд был курьерский, и потому
до станции, где доктору Караулову надо было выходить,
доехали очень быстро.