— Ах, дядюшка, вы все с своими науками!.. Вообразите, — продолжал я, с необыкновенною развязностью, любезно осклабляясь и обращаясь снова к Обноскиной, — мой
дорогой дядюшка до такой степени предан наукам, что откопал где-то на большой дороге какого-то чудодейственного, практического философа, господина Коровкина; и первое слово сегодня ко мне, после стольких лет разлуки, было, что он ждет этого феноменального чудодея с каким-то судорожным, можно сказать, нетерпением… из любви к науке, разумеется…
Неточные совпадения
— Надеюсь, что теперь вы без
дядюшки найдете ко мне
дорогу? — прибавила она.
— Напротив,
дядюшка, — заспешил я в свою очередь, — все превосходно устраивается. Ведь уж теперь вам никак нельзя жениться на Татьяне Ивановне — это одно чего стоит! Я вам еще
дорогою это хотел объяснить.
— Га! — закричал хозяин. —
Дядюшка Федор Тимофеич!
Дорогая тетушка! Милые родственники, черт бы вас взял!
Но ему говорят, что пора служить… он спрашивает зачем! ему грозно отвечают, что 15-ти лет его отец был сержантом гвардии; что ему уже 16-ть, итак… итак… заложили бричку, посадили с ним дядьку, дали 20 рублей на
дорогу и большое письмо к какому-то правнучетному
дядюшке… ударил бич, колокольчик зазвенел… прости воля, и рощи, и поля, прости счастие, прости Анюта!.. садясь в бричку, Юрий встретил ее глаза неподвижные, полные слезами; она из-за дверей долго на него смотрела… он не мог решиться подойти, поцеловать в последний раз ее бледные щечки, он как вихорь промчался мимо нее, вырвал свою руку из холодных рук Анюты, которая мечтала хоть на минуту остановить его… о! какой зверской холодности она приписала мой поступок, как смело она может теперь презирать меня! — думал он тогда…
Настасья Кириловна. Ах,
дядюшка, узнать нельзя. Вот как бы, кажется, на
дороге встретились да наплевали в глаза, так и тут бы не признала.
Настасья Кириловна. Да ведь,
дядюшка, давно тоже промеж нас шел разговор об этом, только она все говорила: «Повремените!» — говорит, а теперь вот я шла с Ваничкой, чтобы попросить у бабушки прощенья за давешнее, она встретилась мне на
дороге и говорит, что согласна: «Брату, говорит, оказала, и тот не отсоветывает…» Главное па свадьбу-то теперь ничего не имею… Просила было у протопопицы сто рублей… «Нет, говорит, теперь».
— Послушать бы вам, гости
дорогие, каким чином у нас поминовения-то справляются, — молвила мать Таисея. — Вы бы, Петр Степаныч,
дядюшке своему рассказали, вы бы, Семен Петрович, Ермолаю Васильичу доложили. Слушайте-ка: «А за канун и за кутию…»
— Разве вы не слышите, что человек? — отвечал племянник; потом, сунув ощупью багор мужику, подошел к дяде и продолжал, опустив голос: — Издохнет, так не беда! По крайней мере я сделал все, что нужно в моих критических обстоятельствах. Пойдемте, любезный
дядюшка; я расскажу вам все
дорогой. Ваши сподвижники могут услышать за стеной — тоже… и тогда не пеняйте на себя, если испортите все дело нашего покровителя и отца.
— Нет, — отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился
дядюшка. — А еще я всё повторяю, всю
дорогу повторяю: как Анисьюшка хороша выступала, хорошо… — сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
— Но, милая княжна, — кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая
дорогу от спальни и не пуская княжну, — не будет ли это слишком тяжело для бедного
дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Николай, которому хотелось по отличной
дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к
дядюшке.
— Чтó за прелесть этот
дядюшка! — сказала Наташа, когда они выехали на большую
дорогу.